* * * Любви призывы отзвучали, Сумел я чувства обуздать, Сумев под стать своей печали В себе весь мир пересоздать. Я сразу мощь свою утроил, К стопам фантазии припав, И у воды себе построил Дворец для празднеств и забав. Детали зданья без помарки Я вмиг в гармонию сложил И в пышном регулярном парке Аллею к морю проложил. Аллею море замыкает; Волну вздымая за волной, Валун оплывший облекает В хламиду пены кружевной. У моря мысли безгреховны, Да и не стоит мыслить там, Где можно наблюдать, как волны К твоим стремятся берегам, Перебирают пены четки, Приплясывают, как медведь, Чтоб прозвенеть об днище лодки, В аллеях вздохом прошуметь. Желанный отдых обещает Мне этот парк над ширью вод, Где вздохам моря отвечает Аллей колышущийся свод. И повседневная рутина Изгонится из головы, Когда сольются воедино Дыханье волн и шум листвы. Часы я провожу в покое, Но чуть закат в волнах померк – С балкона я махну рукою, И расцветает фейерверк. И вновь при свете неустанно Ночь озаряющих ракет Под звуки флейты у фонтана Заводят пары менуэт. Пусть лживо флейта напевает, Ты ложь ее благослови – О том, что в мире не бывает Препон для истинной любви; Что эти дамы, чьи движенья Для созерцания – как мед, Не детища воображенья, И явь их места не займет; Что не сумеет неизбежность, Врываясь яростно извне, Затмить глаза, в которых – нежность И сострадание ко мне. Но с треском радостным ракета Вдруг небеса завесят сплошь, И под напевы менуэта Вдруг в правду перельется ложь. И я пойму, что не бесцельно Текут сквозь пальцы зерна лет; Что счастье с сердцем нераздельно, Как нераздельны мрак и свет; Что прав не тот, кто торжествует В унылой жизненной борьбе; Что несомненно существует Лишь то, что грезится тебе; Что нужно жизни опыт грубый Воображеньем поверять И с благодарностью сугубой Лишь снам и грезам доверять. * * *
Бессильны мои познающие чувства, Беспомощны – без твоего дарованья, Но тем, кто твое постигает искусство, Несешь ты не радость, а скорбь узнаванья. Твои персонажи гуляют недобро Во мраке по коптевскому околотку – Их острые локти ломают мне ребра, Их острые пальцы хватают за глотку. Твои фонари прожигают глаза мне, В глазах же зажжется ответное пламя, И кажется: лица прохожих – из камня, И кажутся стены живыми телами. В ладони, что тянутся за благостыней, Не вложишь ты хлеба и теплых обносков – Ты их прибиваешь изломами линий К скрещениям рам и к крестам перекрестков. В застольях твоих неприютно и страшно, Но тот уж наверное душу погубит, Кто вкусит с тобой эти скудные брашна, Вина из граненых стаканов пригубит. Пространства твои – в беспощадных разломах, В порезах и клочьях – картины и нервы, Но память летает вдоль улиц знакомых, Бессонная, словно неясыть Минервы. И видит она – как вступление к драме, Которая будет судьбою писаться: Два мальчика шествуют под фонарями И спорят о чем-то, не в силах расстаться. Насытясь отчаяньем, гневом и страхом, Насытясь мечтами, пошедшими прахом, Вновь память под утро вернется в гнездовье, И вновь обернется безмерной любовью. Пусть Коптево нас наяву и забудет, К железной дороге прильнувшее крепко – Мы снимся ему, и его не разбудит Раскатистым громом вагонная сцепка. * * * Порочность не нужна Пороку – Лишь чистоту одну любя, Ее он хочет опорочить, Дабы принизить до себя. Порок в томленье изнывает, Всегда к невинности стремясь: Он хочет затянуть Невинность В свою прилипчивую грязь. Соблазнов у него немало, Всё сладко, что ни назови: Куренье, пьянство, а особо – Забавы на одре любви. И вот уж вижу я: широко Житейская простерлась грязь, И в ней Невинность с Чистотою Лежат, к Пороку привалясь. Они лежат себе и курят, По кругу запустив бутыль. Во всей их мимике нахальной Видна их внутренняя гниль. Они меня с ухмылкой манят Изящным пальчиком к себе, А я, сказать по правде, смысла Не нахожу уже в борьбе. Они, кто звал меня недавно На благородные стези, Теперь зовут меня разлечься В своей разымчивой грязи. И нарастает безнадежность, И затмевает горний свет. Коль пали лучшие из лучших, В сопротивленье смысла нет. |