Зал был залит мягким светом в блестках,

В поздний час, когда из-за кулис

В белых стрингах и носках в полоску

Митя вышел танцевать стриптиз.

И среди расплывчатых, как пятна,

Женских лиц, смотрящих на него,

Ощутил он чей-то взгляд приятный

Местом, где кончается живот.

Он поднял глаза, и женский пальчик

Поманил брильянтовым кольцом:

- Ну, иди сюда, хороший мальчик,

Потанцуешь – будешь молодцом!

В кабинете для приватных танцев

Женщина сказала: - Эй, ковбой!

Ты не вице-мэр столицы Шанцев,

Будь попроще, стань самим собой!

И тогда взволнованный, вспотевший,

Закатив глаза под потолок,

Он затанцевал, как потерпевший,

Зажимая даму между ног.

А когда рука Элеоноры

Заползла в матерчатый лоскут,

Митя ощутил своим прибором

Благодарность за нелегкий труд.

- Что, малыш, никак озябли плечи?

Я могу их чем-нибудь укрыть.

Если б мы продолжили наш вечер,

Денег бы могло побольше быть!

- Я не знаю, - отозвался Митя,

посмотрев с опаскою назад, -

Разрешит ли это мой Учитель,

Человек по имени Тарзан?

И застыв в предчувствии ответа,

Он услышал: - Отправляйся в путь.

Знай – проходит всё, пройдет и это,

Главное, про имя не забудь!

В «БМВ», летящем на Рублёво,

Митя осязал неясный страх.

Что-то не к добру водитель Лёва

Улыбался фиксой на зубах.

И потом - задернутые шторы,

Словно это черный «воронок»,

Да еще рука Элеоноры,

Гладящая Митю между ног.

Митина душа была не рада:

Ночь, среди кромешной тишины -

Особняк, высокая ограда…

А с другой, конечно, стороны

Пятьдесят свечей в огромном зале,

Сумрачном, как кинопавильон,

И она – с бездонными глазами,

И в ее руке – «Дом Периньон».

И глоток шампанского в постели,

И слетевший с головы парик,

И слова Тарзана, еле-еле

Слышимые сквозь животный крик:

- Митя! Митька! Ми-ай-ми-ой-милый!

Да, Митюша! Ми-ай-ми-ой-ё!

Делай так! Сильнее! Изнасилуй!...

- Помни имя-отчество своё!

- Митенька-а-а! Ударь меня с размаху!

- Ах, с размаху? Получай, коза!

- Помни имя…

- Да пошел ты на хуй!

- Как «пошел ты на хуй?» Я Тарзан!

В тот же миг торжественно и чинно,

Точно зная в жизни что почем,

Опустилась вдруг рука мужчины

Мите на горячее плечо.

Митя вздрогнул и, покрывшись потом,

Закричал пронзительно: - Кто тут?!

- Это Гагик, - отозвался кто-то, -

Гагик это… Так меня зовут.

В тот момент, крича от страха матом,

Митя и не знал, что, например,

Гагик был народным депутатом

С голубым значком ЛДПР.

Он носил салатовые гольфы

И широкий фетровый берет.

От него балдел Владимир Вольфыч

И тащился весь подкомитет.

Он имел спокойный кроткий норов

И улыбку детского врача,

А его жена Элеонора

В фитнес-клуб ходила по ночам.

И сейчас, когда она слиняла

Из-под Мити в тренажерный зал,

Гагик вставил Митю в одеяло

И спокойным голосом сказал:

- Вы меня, конечно, извините,

Только все же, вопреки молвы

Мы за русских, мы за бедных, Митя,

Это значит – за таких, как вы!

Наш народ не прост, он очень сложен,

И судьба его порою зла.

Митя, вы на наш народ похожи,

Тоже вот раздеты догола.

Кнут нужды вас всех и бьет, и лупит,

А ведь между нами впереди

Знаете, какая жизнь наступит

На Земле, когда мы победим?

Хочешь, я спрошу тебя на ушко,

За кого бы ты голосовал?...

Бедный Митя укусил подушку

И по-русски горько застонал.

Пережив еще одно паденье

Вскоре не во сне, а наяву

Он лежал на кожаном сиденье

В той же тачке по пути в Москву.

И ощупав свой карман понуро,

Он достал оттуда не спеша

Сотенную мятую купюру

В деньгах государства США.

В голове его варилась каша:

- Матушка родная, Боже мой,

Что расскажет он жене Наташе,

Принеся вот это вот домой?

- Что там, деньги? Баксы – это клёво!…

Не спеша водитель сбросил газ.

- Раздевайся, я Рублевский Лева,

У тебя еще оплачен час!

Что-то у тебя в кармане густо,

А ведь деньги, Митя, это зло.

Ну, давай, давай сюда «капусту»,

Что ж, тебе сегодня повезло!

В клуб вернулся Митя лишь под утро,

Тихо, как бродячий пилигрим,

В час, когда зари рассветной пудра

На Москву накладывала грим.

За рекою над Нескучным садом

Звездочка скатилась, как слеза.

- Ничего не говори, не надо.

Я все знаю, - произнес Тарзан.

И на грудь упав к нему невольно,

Митя понял этой жизни суть.

- Больно, Митя? -

Он ответил: - Больно.

- Где?

- Вот здесь.- Он показал на грудь.

- И еще… вон там…- На небе где-то

Розовый рассвет привычно плыл.

- Знай, проходит все, пройдет и это,

Хорошо, что имя не забыл!