Всюду крошечные ямки – следы кислотных брызг, Хафал рассматривает, словно пытается увидеть в рытвинках подобие созвездий, как Эгорд коротает время созерцанием ночного неба...

– Это правда?

Хафал и Эгорд вздрогнули. Голос Велиры!

Не сразу, но демон выдавил:

– Что?

Молчание.

Демон усмехнулся.

– То, что говорил сейчас о твоих сиськах и заднице?

– Нет, – голос Велиры бесцветный, – что говорил о себе. Правда?

Хафал тихо, но с удовольствием порыкивает.

– Мой отец, великий Зарах, мною гордился бы! Мне далеко до его великих разрушений, до его жестокости, но он бы оценил!

Молчание.

– Ты монстр, – говорит Велира меланхолично. – Ненавижу тебя.

Демон усмехнулся.

– ...сказала невинная принцесса. Кто бы говорил!

Молчание.

Долгое...

– Думаешь, – разбавляет тишину Велира, – стала главарем разбойников от хорошей жизни?

Теперь молчит демон. Сопение прерывистое, сердитое...

– Мой отец, – говорит Велира, – бросил маму, когда я даже не родилась. Некому было защитить, когда разбойники напали на деревню... Пришлось стать такой, чтобы не умереть как мама. Плыла отомстить отцу. За то, что нам с мамой пришлось выживать вдвоем. За то, что маму убили, что пришлось стать такой же, как те, кто ее убивал. Сильной, жестокой... Но твой отец куда хуже моего, а ты им гордишься!

– Дура! – рычит Хафал. – Тебя жизнь из сопливой девчонки сделала демонессой! Раньше тобой пользовались все, кому не лень, а теперь решаешь сама, кому давать так, а кому – в рожу! Ха-ха, лихо мне в челюсть зарядила!.. А мой отец был настоящим великим демоном, переимел гору баб, наплодил нас, своих детей, и ему было на нас плевать, так и должен вести себя демон! На кой мы ему?! Наделал – и пошел сеять хаос, разрушение! Чтобы заслужить внимание отца, нужно было сделать что-то великое, и мы, его сыны и дочери, стали воевать друг с другом за право стать единственным наследником, самым сильным, самым жестоким... И победителем вышел я, Хафал Пожиратель Душ! От моего жала пали все братья и сестры, хотел предстать перед отцом, поведать об этом, но появились те трое!.. И убили отца! Я их уничтожу!!!

Демон вбил кулаки в пол, разлетелись острые камешки.

– Чудовище, – пробормотала Велира.

– А ты такая же сопливая девчонка, как все людишки! Думал, особенная, а на самом деле...

Молчание.

– Устала от всего, – шепчет Велира. – Добраться бы до края мира, где никого нет, да жить в тишине и покое...

– Р-р-р!.. Дура...

Хафал рычит под нос, дыхание мощное, зеленый огонь под бровями раскален почти добела, из этих ламп разлетаются зеленые сияющие пылинки…

Жвала пощелкивают, волны хвоста лижут пол, но затишье ведет к тому, что злость, какой бы ни была сильной, остывает.

Хафал дышит глубже, тише, хотя губы еще натянуты оскалом.

Велира по-прежнему как глыба гранита, выражение на лице каменное, глаза закрыты.

Демон сердито вздыхает.

Поднимается.

– Совсем расклеилась, смотреть тошно! С голодухи, наверно.

Шагает в темный угол.

– Я-то ладно, демон, а вы, людишки, без еды чахните быстро.

В углу грибница мерцающих пещерных грибов. Несколько дней назад Эгорд принес демону поесть, тот в гневе оттолкнул грибы в угол. Видимо, в трещины на полу просыпались споры. Начал расти грибной бутончик. Сейчас грибы уже взрослые, шляпки во тьме излучают уютную синеву.

Лапа грибницу вырывает, глухой хруст.

Хафал подходит к решетке.

– На, поешь. Может, хоть ныть перестанешь...

Просовывает лапу меж прутьев, чары трещат, мускулы и хитин пронизывают молнии, достается и грибам. Демон прицельно закидывает грибницу в проем между прутьями Велириной камеры. Питательный снаряд вновь обжигают белые плетки энергии, на расстоянии вытянутой руки перед носом девушки грибы шмякаются уже основательно прожаренными: потемнели, блестят, исходит сизый дымок.

– И больше не называй забавным! Тоже мне, нашла шута...

Хафал вернулся к насиженному месту, твердая от хитина туша плюхнулась у стены громко, хвост укладывается через плечо на грудь, щека прислоняется к плите, демон пытается дремать.

Долгие минуты безмолвия.

Рука пленницы разгибается, пальцы обхватывают еще горячий узел, где ножки грибов срослись, Велира подтягивает пищу к себе. Ресницы чуть расцеплены, ноздри едва заметно шевелятся.

– Спасибо.

Хафал с запозданием напрягся. Осмысливает...

Тихий рык, мышцы вновь обмякли, демон возвращается в дрему.

– Эгорд...

Плечо воина-мага вздрогнуло от прикосновения, теплого, почти горячего, жар прошел даже сквозь сталь наплечника. «Окольцо» гаснет, перед глазами вновь звездное небо. Лицо пропитано прохладой ночи, спина от долгого лежания на крыше затекла, Эгорд совсем забыл, где находится.

Голова поворачивается вправо.

Леарит!

Крылатая дева над Эгордом, присела на колено. В лунном свете особенно прекрасна. Словно вылеплена из той же светящейся глины, что и луна: кожа, волосы и крылья из бело-нефритовой сферы, а живые доспехи из нежно-серых пятен. В глазах бриллиантовые огоньки.

– Эгорд, знаю, ты поглощен целью, но... она ждет тебя.

– Кто?

– Ты знаешь.

Леарит выпрямляется, Эгорд видит крылатый силуэт в глубокой перспективе.

Богиня бесшумно улетает к плывущему высоко архипелагу туч, плотных, черно-синих, с сияющими кромками.

Эгорд смотрит вслед с непонятной тоской... Точнее, понятной, но что-то вынуждает обманывать себя.

Возвращается в комнату Жемины. Та под одеялом, лицо к окну, на белой ткани широкая темная полоса волос, морское платье висит на кресле.

Только сейчас воин-маг чувствует: устал смертельно. Но приходится найти силы снять доспехи, одежду, да еще с помощью магии, чтобы заглушить звуки, не будить возлюбленную.

Возлюбленную...

– Вернулся? – подает голос Жемина.

– Не спишь?

– У меня нет привычки говорить во сне.

Губы Эгорда тронула слабая усмешка.

– Ну да...

– Тебя не было несколько дней.

– Закрутился, устал как не знаю кто...

Забирается под одеяло. Веки тяжелые, липкие, горячие, как расплавленный свинец.

– Чем занималась?

Молчание...

– Читала, готовила, вышивала... Не делай вид, что интересно.

Встревожиться по-настоящему мешает лишь усталость.

– Родная, что-то не так?

Эгорд кладет ладонь ей на плечо.

– Не надо, – сказала Жемина.

С задержкой, но ладонь возвращается.

Веки не поднять, Эгорд дышит тяжело.

Все же рад, что Жемина не требует внимания. Сил нет ни на любовь, ни на расспросы, ни на утешения.

– Спокойной ночи, родная.

Ответа нет.

Утро пасмурное.

Стадо туч размером с остров приползло с рассветом, как по какому-то злому року нависает прямо над одиноким клочком суши. Берега, скалы, крепость, – все утоплено в тени, хотя вдоль горизонта сияет солнечная диадема. Прошли часы, а тучи все висят, уползать не желают, хотя ветер гонит по океану резвые волны, на равнине треплет траву, крылья мельницы движутся бодро.

Мало того, что спал плохо и покинул комнату Жемины в скверном настроении, так еще и погода строит пакости. Хорошо начинается денек, Ямор его...

По закону подлости скоро «обрадует» еще что-нибудь.

И действительно.

На девятой попытке наложить на новую ледяную стрекозу заклинание невидимости, что зубрил несколько дней, в лабораторию вошел смущенный Халлиг, сообщил, что с последней ловушкой, которая стережет таинственную дверь в подземелье, сделать нельзя ничего.

Старший жрец разводит руки.

– Прости, Эгорд.

Пожалуй, еще не доводилось видеть его выбитым из колеи.

– Как же так? – недоумевает Эгорд.

– Обезвредил почти все, остались две. Предпоследнюю сломал, нужно лишь дать ей сработать, она выпустит огненных элементалов, те разбегутся, прогорят, и ловушки не будет. Но последняя...