Все остальное несло сугубо практическую ценность. На стеллажах стояли подписанные папочки. На столе лежали по кучкам документы. На стене висела большая карта долины с пометками.

– Приветствую вас, молодые люди, проходите, – сказал профессор. Он как и в прошлый раз был сух и сутул. Тем не менее, ученный обладал пронзительным цепким взглядом, какой бывает у очень любознательных людей.

Варика тоже взял с собой и даже заставил его заучить пару фраз. Главное, чтоб он вставил их в нужный момент. Тогда я на его фоне буду смотреться еще выигрышнее.

– Алиса сказала, что у вас очень важное дело. Время дорого. Так что сразу переходите к сути.

Настроен он, и правда, был очень скептически. А я в таких делах не люблю сразу к сути переходить. Мне помучить собеседника охота. Поэтому неторопливо достав конверт, бросил его на стол.

– Что там? – спросил профессор и потянулся к нему.

Я ничего не ответил. Ученый ощупал бумагу. Затем открыл и начал по одной рассматривать фотографии, периодически отвлекаясь, чтоб взглянуть на меня.

– Это не подделка? – наконец спросил он.

– Нет. Взгляните на это, – довольный произведенным эффектом, я передал ему копию флешки.

Профессор долго изучал фотографии на компьютере и несколько раз пересмотрел короткий видеоролик.

– У вас ведь есть еще данные, – констатировал профессор. – Я отправил материалы на проверку нашим специалистам. Если они окажутся подлинными, мы хорошо заплатим за остальную информацию.

– А с чего вы взяли, что я вам её продам?

– Как с чего? – вдруг растерялся профессор.

– Я не понимаю в чем суть вашей деятельности. Институт завязан в стольких городских сферах, что у меня складывается впечатление, что бизнес интересует вас больше, чем наука. Эти данные могут принести пользу людям. Вдруг найдется кто-то более компетентный, кто сможет их изучить.

– Не порите ерунды, – вдруг взвился профессор. – Я всю жизнь занимаюсь наукой. Гидростатическая нестабильность западной Антарктиды всегда волновала меня куда больше всего остального. Тут, разумеется, вектор интересов немного сменился, но суть моей деятельности всё та же.

– Почему вы выбрали именно эту сферу науки?

– В вашей реальности был СССР?

– Был.

– Распался?

– Да.

– Лихие девяностые?

– Угу.

– Тогда вы должны меня понять. После развала Союза Арктика осталась единственной сферой, где мы все ещё опережали всю планету и даже спустя два десятка лет, когда оптимизировали образование, медицину, космос и все на свете, в Арктике мы продолжали оставаться лучшими.

– Ну можно было выбрать что-то попроще.

– Освоение Арктики, мой друг, это необходимая ступень перед освоением космоса. Это вызов научно-техническому прогрессу. Я не склонен к упадническим мыслям и своё присутствие здесь считаю не случайным. Я занимаюсь любимым делом и живу счастливой жизнью. С каждым годом чувствую себя все лучше и могу больше работать. Я знакомлюсь с трудами своих коллег и даже читаю свои собственные работы из параллельных реальностей. Я работаю с уникальным материалом уже добрый десяток лет и все еще не считаю себе хоть сколько-нибудь компетентным в вопросе.

Оказалось, Сухов не просто любил поболтать, его уносило во время разговора. Я, конечно, был готов к его полету мысли, но не думал, что он настолько широкий. Интересно, он на заседаниях в совете так же болтает без умолку.

– Тратить столько ресурсов на науку в Улье – это бессмысленно, – влез в диалог Варик.

– Позвольте преподать вам небольшой урок истории, молодой человек.

– Валяйте.

– Да будет вам известно, что в двадцатые-тридцатые годы двадцатого века вкладывать деньги в развитие северного морского пути казалось безумием. Но когда грянула вторая мировая, это решение оказалось фактически пророческим. Двадцать процентов грузов стало проходить через него. Такая вот Чеховская бомба замедленного действия, подвешенная на стену самой матушкой историей. Мне тоже хочется масштабности. Я не хочу реагировать на угрозу, я желаю знать о ней заранее. В снегах может жить такая зараза, с которой даже наш хваленный иммунитет не справится. Я верю, что каждый вложенный в науку споран, однажды отобьётся.

– Даже если вы добьётесь каких-то значимых результатов, кто тут оценит ваш вклад? Рейдеры или горожане, а может, ледокольцы или пещерники?

– Зря вы так на них тянете. Сказать по правде, здешний народ не так плох. Я много где побывал. Север всегда манил самых отчаянных и если, например, где-нибудь в Норильске или на Аляске просто были суровые мужики, которые ошиблись временем и промазали мимо фронтира дикого запада, то Антарктика стала пристанищем мечтателей. Где-нибудь на станции Мак-Мердо у каждого своя безумная история. Бывший хиппи, мечтающий стать писателем, отшельник гляциолог, который раз в два месяца приходит за провизией и передает результаты исследований, циркач-уборщик объехавший весь мир и мечтающий, чтобы из его трупа сделали ледяную фигуру. Это еще самые безобидные из тех ребят, что мне там встречались.

В этот момент сработал звук уведомления о пришедшем сообщении. Профессор мельком глянул на компьютер и сказал:

– Данные подлинные. Так вы предоставите остальную информацию?

***

Спектакль мы разыграли как по нотам. Он, конечно, все понял, но особо не зажимался, для их финансирования это копейки. Профессора уболтали на такие бабки, что я сразу закрыл свой долг в банке и перед Зацепом. Вдобавок осталось на превращение Бурлака в полноценный рейд-мобиль, ну и для завтрашнего цирка.

Вечером все собрались на базе. Я, Варик, Танк, Воронцов, Салага. Выходила вполне себе отличная рейд-группа. Немного тренировок. Отработки взаимодействия и можно вершить великие дела.

– Ну, что у нас по плану? – спросил Танк.

– Готовимся выехать за стены. В первую очередь нам нужен экскаватор и самый сильный кинетик в городе, который может его поднять, – сказал я.

– Поднять экскаватор! – воскликнул Воронцов. – Да ты охренел? На кой ляд тебе поднимать экскаватор?

Интерлюдия первая.

Ветер за окном раздражал человека. Он встал из-за стола, опустил жалюзи, застегнул пуговку пиджака и вышел из кабинета. По дороге до палаты мужчина отвечал кивком на приветствия персонала. Дождался, когда медсестра покинет комнату и вошел.

Олег Владимирович подложил валик под левую руку, из которой торчала капельница. Двое суток коммы сильно состарили знахаря. Его голова теперь постоянно тряслась, как у китайского болванчика в машине, а один глаз был полузакрыт. Завидев вошедшего, он раздраженно дернул правой, работающей половиной лица.

– Вижу, ты не рад мне, – улыбнулся человек.

– Скорей еще не готов к этому разговору.

– Тем не менее, я уже здесь. Что ты видел?

– Неправильный вопрос.

– Что произошло и что тебе удалось запомнить?

– Я не удержался и решил залезть в его голову.

– Это я и так понял.

– Думал, его сознание будет спокойно, как стоячая вода в озере.

Человек усмехнулся.

– Я ошибся. Он как-то почувствовал моё вторжение. Я не знал, что такое возможно. Такого никогда раньше не было. Фарт закрылся и буквально вывалил на меня всё дерьмо, что случалось у него в жизни, даже то, чего не помнил. Он выплеснул всё, с самого рождения.

– И что ты так легко сломался? Беды одного человека смогли настолько искорежить твою психику? Я думал ты куда крепче.

– Ты хоть представляешь, какого это? Представь, что за жизнь, ты съел триста бутербродов с маслом, а теперь представь, что перед тобой целая бочка с маслом и тебе нужно сожрать ее за раз. Если б дело было только в этом, я бы пережил, может, отделался обмороком и инсультом, но пережил бы.

– Тогда в чем было дело? – недоумевал человек.

– Понимаешь, эта ментальная атака заставила меня потерять концентрацию. Человеческое тело так устроено, что получив удар, оно расслабляется, и в этот момент, перед следующим напряжением, мы уязвимей всего. Именно поэтому в боксе тебе сначала пробивают легкий удар, и тут же прилетает серьезная плюха, которая отправляет тебя в нокаут.