Но это совсем не то, даже в таком состоянии у людей мысли слишком беспокойно метаются в голове. Человеческий разум постоянно бурлит. Но этот экземпляр заморожен.

Должно быть, его мысли как у буддистских монахов, медленно планируют подобно опавшему листу. Это непременно нужно проверить. Вдруг это знание переведет его на новый уровень знахарства. К тому же подобной информацией уже можно торговать с другими знахарями.

Олег Владимирович припал к стеклу и потянулся к эманациям разума. Ухватил одну из них и притянул к себе. Чужие мысли словно вода из прорванной плотины захлестнули сознание.

***

Тайгир поскреб щетину, отхлебнул кофе и откусил пончик. Безопасник откинулся на спинку кресла и уставился в мониторы. От увиденного он перестал жевать и подался вперед. На тридцать четвертой камере Олег Владимирович бился в конвульсиях возле одного из морозильных отсеков.

Тайгир потянулся к рации на столе, чтобы вызвать начальника охраны, но опрокинул кофе, залил клавиатуру и радиостанцию. Знахарь на камере перестал брыкаться. Из его носа потянулась струйка крови.

Безопасник выругался и выскочил из кабинета.

***

День первый

Цитадель

Клиника внешников

Холодильник

Минус пятьдесят градусов по Цельсию

После того как впал в анабиоз, быстро потерял связь с реальностью. Первое время я был словно во сне. Никакого осознания. Просто мешанина из снов, мыслей и воспоминаний. Затем начал цепляться за образы. Обкатывать и обмусоливать их сотни раз, просто чтобы не улететь в забытье.

Не знаю, сколько прошло времени. Когда ты заперт в собственной голове, считать часы не получается. Наконец удалось заякорить сознание и начать мыслить по-настоящему. Я варился в соку собственных переживаний.

Все что делал с тех пор как попал сюда, теперь казалось бессмысленным. После смерти Дары я перестал понимать, зачем нужна была вся эта суета? А самое главное, совершенно непонятно куда мне двигаться дальше. Первым делом месть, но что потом? Что делать после того, когда я выпотрошу всех этих ублюдков?

Над этим и думал, все больше погружаясь в черную дыру собственных переживаний. А затем услышал голос. Её голос.

– Долго ты будешь еще себя жалеть?

– Колючка?! Откуда ты здесь взялась?

– Шизофринючка. Ты в холодильнике сидишь, придурок. Меня здесь нет.

– И что это значит?

– Может твой мозг умирает, и я твое предсмертное виденье. А может ты просто плаксивая сучка, и чтоб окончательно не съехать зацепился за единственное, что могло удержать тебя от скатывания в бездну.

– Что мне теперь делать, Дара?

– То, что умеешь лучше всего. Собирай побольше приключений на свою задницу, разрушая все вокруг, и рано или поздно получишь ответы на все вопросы и обретешь покой.

– Странный метод обрести покой.

Я услышал щелчок замка, и голос Дары пропал.

– Колючка? Дара? Не уходи. Не пропадай! Мы еще увидимся. Слышишь? Я найду тебя!

Звук приближающихся шагов вырвал из плена галлюцинаций. Обжигающе горячие руки подхватили меня. Я почувствовал, как тело с хрустом отрывается от пола.

День первый

Цитадель

Клиника внешников

Минус восемнадцать градусов по Цельсию

Выход из глубокого анабиоза – это очень болезненное мероприятие, конечно, не такое болезненное как первая разморозка, но все же. В этот раз даже не понадобилась помощь взвода знахарей. Организм сам знал, что делать. А мне оставалось лишь перетерпеть острую боль в каждое клеточке тела.

Но всё рано или поздно кончается. В том числе и боль. Веки стали не такими тяжелыми, и мне после тысячной попытки, наконец-то удалось открыть их. Вокруг было темно. Через большие окна в палату немного пробивался свет уличных фонарей.

Ненавижу долбанные палаты. Такое чувство, что только и делаю, что валяюсь на больничной койке. Я потянулся к тумбочке за живцом, но ни слева ни справа не нашлось ни того ни другого. Нда-а-а. Страдает сервис у внешников.

А то, что был я именно у них, сомневаться не приходилось. У нимф в больнице ремонт на несколько классов ниже. Там в первую очередь ценят практичность, потому не распыляются на лишние лампочки и отделку стен.

В голову пришла дурацкая идея, сигануть из окна в сугроб и сбежать таким образом, но потом до меня дошло, что в руке я держу кнопку вызова врача. Стало даже интересно, какого черта вообще меня заморозили, и как Якимура связан с внешниками.

Большой палец утопил кнопку. Тут же в коридоре послышались шаги. В палату заглянула смуглая медсестра, похожая на индианку. Я жестом показал ей, что хочу пить. Девушка вернулась через минуту с живцом. Залпом осушив скромных размеров пластиковый стакан, я вопросительно уставился на нее.

– Сейчас доктор придёт, – тихо сказала она и вышла из палаты.

Доктор, мля. Аж ухо режет. Совсем тут у внешников под крылом распустились. Еще наверное и имена земные носят.

В палату вошел мужчина лет тридцати пяти на вид, с модельной стрижкой и гладко выбритым лицом. Серый костюм сидел на нем словно тот носил его с самого рождения. Человек не был похож ни на доктора ни тем более на знахаря. Не то, что я специалист в чтении людей с первого взгляда, но незнакомец относился к тому типу личностей, вокруг которых чуть ли марево расходилось от их тяжелой ауры.

Вряд ли подобный субъект мог быть лекарем. Пациенты бы вяли на койках как срезанные цветы без воды. По крайней мере так говорили мои ощущения. А я привык им доверять. Тут иначе не выжить.

Мужчина прошел до кресла для гостей и молча уселся. Какое-то время изучающе глядел на меня, а затем сказал:

– Господин Фарт…

У меня аж глаз задергался. Нехорошие ассоциации с Клопом еще были свежи в памяти.

– Давай без господина, – намеренно перешел я на «ты». – Поменьше этой шелухи в словах.

– Хорошо, – кивнул собеседник. Лицо его было серьезным, но в глазах читалось что-то такое, казалось, словно он развлекается. – Как ваше самочувствие?

– Терпимо. Когда я смогу свалить отсюда?

– В любую секунду, как только пожелаете. Просто мы хотели убедиться в вашем добром здравии. Понимаете, у знахаря, который проводил ваш осмотр, случился припадок. Он два дня пробыл в коме и только сегодня пришел в себя. Мы боялись, что и на вас это как-то сказалось.

Собеседник пристально смотрел на меня, следил за реакцией. А я вдруг вспомнил единственный яркий эпизод во время моего забытья. Это произошло, когда я прокручивал в голове всё, что было связано с Дарой, начиная с того момента, как спас ее от трех одичавших мужиков.

Именно в этот, можно сказать, интимный момент у меня возникло стойкое чувство, словно кто-то подглядывает. Подглядывает за самым сокровенным, что у меня есть. За единственным, что на тот момент имело для меня смысл.

– Я в относительном порядке. На мне много чего сказалось, но точно не то, о чем вы говорите, – ответил я незнакомцу.

Он удовлетворенно кивнул, поднялся с кресла и молча вышел. И че приходил? Чисто познакомиться заглянул? Так ведь даже не представился. Шизанутые тут все какие-то.

Стоило ему выйти, как в комнату вошел Якимура. Держался он так, словно бы и не запирал меня в холодильнике. Я недобро пялился на него, ожидая объяснений. Контрразведчик какое-то время молча разминал сигарету. Затем подошел к окну раскрыл его и закурил.

– Содержательная история, особенно извинения в самом начале мне понравились, – не сдержался я.

Якимура докурил, поправил очки, сделал пас рукой. Палату окутал купол тишины.

– Сам понимаешь, всего рассказать не могу, – начал он. – Ситуация сложная. Считай, что я тебя в отпуск отправил на десять дней. Тебя все потеряли. Никому ничего не говори. И приучи себя думать как гроссмейстер.

Он закончил свою речь и видимо думал, что мне этого будет достаточно, раз направился на выход. Я резко соскочил с кровати, не обращая внимание на круги перед глазами, преградил ему дорогу и оперся на дверь спиной. Зажмурился, пережидая приступ головокружения.