И впрямь: на месте отсеченного щупальца мерцают призрачные контуры этого самого щупальца! С крылом то же самое. Будто некий художник набросал в воздухе эскизы недостающих частей тела.

А затем...

Эгорд, шаги которого замедлились до черепашьих, вовсе замер. Тиморис негромко ругается.

– О боги! – прошептал Халлиг.

Отрубленные крыло и щупальце кристаллизуются, что-то среднее между льдом и бриллиантами, распадаются на тысячи кристаллов размером с орех, те рассыпаются на зерна, зерна на пыль. Рой частичек нежными лентами плывет к контурам крыла и щупальца, заполняет внутри них пустоту.

Бриллиантовая пыль соединяется в зерна, зерна в орехи…

Вскоре Клесса стал обладателем великолепных кристаллических конечностей. Те превращаются в плоть, новорожденное щупальце покрывается черной чешуей, крыло – черными и багровыми перьями. От прежних не отличить.

Демон-полукровка здоров, как до начала битвы.

Он и троица приближаются друг к другу.

– Ничего себе! – воскликнул Тиморис.

– Клесса, как такое возможно? – спросил Эгорд потрясенно.

– Благодаря Камалии. И вам.

Троица взобралась на ледяной утес, тот возник от дыхания Клессы, под толщей холодного хрусталя погребен темный маг с выражением на лице, будто пожалел, что в эту затею ввязался. Но даже на вершине ледяного помоста Эгорду, Тиморису и Халлигу приходится взирать на Клессу снизу вверх.

– Как это понимать? – спросил Эгорд.

– Ресурсы Светлого Ордена, которые ты принес, я переместил к себе в голову.

– В голову?! – почти хором воскликнули люди.

– Так же, как когда-то переселилась в меня Камалия. Книги, артефакты, лаборатория, ингредиенты... Это нужно ей, чтобы заниматься магией и алхимией. Внутри меня, в нашем с ней мире. Она хочет помогать держать в узде мою демоническую жажду. А мне хочется чувствовать Камалию лучше. Наша связь с каждым днем крепнет, сливаемся в целое. Камалия уже способна влиять на материальный мир... Она поклялась остаться во мне, и хотя мы создали прекрасный мир из мыслей, не хочу, чтобы она ощущала себя в тюрьме. Но выходить Камалия не желает, да и мне, честно говоря, так спокойнее. Пока она во мне, ее жизнь под моей защитой, а меня мало кто может победить. Да и мне лучше одному не оставаться...

Вокруг головы Клессы начинают кружиться звездочки.

Искорок все больше, они соединяются в линии. В созвездие высотой с человека.

Эгорд узнает...

– Камалия!

– Здравствуй, Эгорд, – говорит жрица эхом. – Здравствуй, брат Халлиг. Здравствуй, храбрый воин Тиморис.

Тиморис схватился за шлем, рожа от улыбки широкая.

– Ну даешь, подруга!

– Приветствую, сестра, – откликается Халлиг с добротой. – Рад, что нашла свое место и призвание.

Камалия почти настоящая, лишь немного прозрачности, девушка парит перед Клессой на уровне его туловища, ножки подогнуты, привидение покачивается вверх-вниз, этому ритму вторят маятники синих прямых волос. Белые складки кожаных сапог, облегающих штанов, туники. Золотая эмблема солнца и лучей-рук. Длинная реечка посоха с вытянутым ромбом на конце, внутри миниатюрное солнышко.

Камалия плавно описала вокруг Клессы виток, зависла у его плеча.

– Я правда на своем месте.

Эгорд смотрит ей в глаза.

– Ты стала совсем другой...

– Я нужна Клессе. А он нужен мне. В нашем мысленном мире спокойно и светло. Помогаю ему хранить добрую половину от демонической. Теперь могу еще и лечить.

– А прикасаться к предметам можешь? – любопытствует Тиморис.

– Иногда.

Камалия впиталась в Клессу, призрачная фигурка появилась у другого плеча.

– Могу пролетать насквозь.

– Главное, ее невозможно ранить или убить, – говорит Клесса. – Даже если коснется смерти, погибнет лишь это воплощение, Камалия тут же создаст новое.

Эгорда накрыла волна тоски.

Милита...

Такая жизнь «младшей сестренке» подошла бы. Витор спрятал бы у себя в голове, в мире мыслей Милита создала бы Вселенную без страхов, жила бы в полной безопасности, хранила бы душу Витора, а он хранил бы ее в себе, как второе сердце...

– Буду за вас молиться, – сказал Халлиг.

– Только за Камалию, – поправил Клесса. – Боги людей не одобрят молитву за демона.

– Демон лишь наполовину.

Призрак Камалии развернулся к Клессе, прозрачная ладонь опустилась на широкую, как доспех могучего воина, грань клюва. Ледяной дыхание демона замерло, словно боится обморозить нежную ладошку, тяжелые веки опустились, Клесса пытается прикосновение ощутить...

– Молюсь за тебя каждый день, – прошептала Камалия.

Грубой, будто высеченной из гранита ладонью Клесса проводит вдоль щеки жрицы, тонкой, прозрачной, как лепесток.

– Сердце мое...

Эгорд наблюдает.

Перед ним то, что никогда не будет доступно ему.

Он – лед.

Разум выше чувств.

Воин-маг спешит уйти, сказал, что нужно проверить остров, не осталось ли где темных магов и големов. Тиморис увязался следом, но Эгорд дал задание – очистить крепость от трупов. Точнее, свалить во дворе, а Халлиг сожжет.

Эгорд огибает гору по склону, шаги вялые.

Хочется побыть одному...

Идея плохая, обычно так легче не становится, болото серых мыслей затягивает, полезнее заняться делом, отвлечет. Но ничего поделать Эгорд не может.

Видимо, наступила потребность.

Воин-маг отвлекает себя созерцанием полета Леарит. Богиня как раз пролетает над ним, высоко-высоко...

Бах!

Из недр ясного неба в Леарит ударила молния.

Богиня падает, серебро доспехов проводит отсветы, руки и белоснежные волосы тянутся следом безвольно, крылья расслаиваются на солнечные языки, будто жгутики пикирующей на дно океана медузы.

Еще молния! Крик.

Ноги несут так, что земля не ощущается, Эгорд рычит, всему, что под сапогами, нет пощады: камни разлетаются как осколки от взрыва, мох проседает на глубину, куст превращается в лепешку щепок. Злая сила мчит, наверное, так же бежали по лабиринту подземелья огненные элементалы в поисках добычи.

Взор прикован к падающей фигурке...

Снежная воронка бросила воина-мага вверх, руки подхватили тело богини, на розовом облаке телекинеза Эгорд приземлился там же, где случилась битва с Милитой. Лава успела подстыть, темно-красная, как запекшаяся кровь.

Две пары глаз встретились.

Эгорд прячет себя и Леарит под тесный, но очень толстый ледяной купол.

Молния сообщила о себе кошмарной силы ударом, уши ломит, челюсти как магнит и железо, лицо воина-мага перекосилось от боли и гнева. Внутренняя поверхность купола побелела от паутины трещин, Эгорд подпитывает ледяную полусферу энергией, стены срастаются, под пузырем уютная синева, тут бы наслаждаться бы покоем, а не держать оборону.

Молния за молнией обрушиваются на ледяной щит, разлетаются в шипящем пару глыбы обломков, но Эгорд не устает заращивать купол толстым льдом. грохот перестал доставлять боль, слух привык.

– Эгорд... Боги наказывают меня. Не бери на себя эту боль...

– Никто, – хрипит Эгорд, – не смеет причинять тебе... Даже боги.

Чувствует, что сходит с ума в каком-то едином, верном направлении, и ему нравится, как узнику в высокой башне, который взломал решетку и прыгнул в пропасть ради вожделенных мгновений свободы. Земля от его магии промерзла будто на крайнем севере, Эгорд питает купол, как корень – дерево. Капли пота превращаются в снежинки и градинки.

– Не позволю! – рыкнул Эгорд.

Он и ледяной купол как одно существо, воин-маг пронизывает его плоть ледяными нервами, чувствует колебания, сдвиги, разломы, чувствует боль, когда куски ледяного мяса вырываются клювами молнии. Но от этого ярость лишь распаляется, Эгорд наращивает новые слои льда, купол становится вдвое, втрое толще. Чем чаще и напористее бьют белые копья, тем больше холодный синий гриб разрастается, воин-маг выжирает из себя силы жадно, только бы ледяной панцирь становился выше, если понадобится, вырастит гору до небес, вспорет вершиной надменных божков, возомнивших себя судьями!