Если же ярл Торд больше походил на какого-нибудь тигра или льва, играющего мускулами, то Яри больше ассоциировался с самым крупным белым медведем, по каким-то причинам носивший чёрную, как смола шкуру и с синей татуировкой кита на лысом черепе.

Синий Кит являлся живой легендой для обоих островных народов. Как оказалось, прозвище которое обязательно представлялась к имени бильярда, было не просто кличкой. Когда остгёрд или демгёрд совершил поступок, тянущий на подвиг, то, иногда, его называли в честь этого деяния.

Об таком поступке мечтали безусые юнцы и покрытые сединами старца. Ведь подвиг увековечит тебя в истории твоего народа. До сих пор ходят в сказки и легенды про великих представителей островного народа. Необязательно добывать себе прозвища в яростном выражение, как Гэм Сокрушитель Великана или Тимиарс Стальная Гора. Омен Строитель к примеру получил свое прозвище за то, что в вырубил в скалистом теле Лоттара запретный город, чьи недра не смог покорить ни один захватчик за всю историю демгердов, которая по сути и является историей войны.

Небольшого роста, невысокий и даже щуплый, по меркам островитян, этот юноша, став во главе семьи, продал всё, чем владел его род и купил рабов. Невольники или те, кого продали в рабство собственные семьи, отказавшийся признавать родство. Долгие месяцы, которые складывались в годы они рубили твердую и холодную породу.

Все посмеивались над безумным книгочеем, который бездарно растратил богатства своего рода на то, чтобы, как землеройка, закопаться поглубже в землю. Ему говорили, что лучше бы он выбросил все деньги за борт в мешке, к которому следовало привязать и собственные ноги. Но Омен каждый день приходил в селение, покупал провизию и снова уходил в чёрный зев пещеры.

Он так и умер, осмеянный при жизни. Но зато, его труды были оценены тогда, когда города демгердов пали в войне с Аркрумом. Тогда весь Латтар пылал в огне войны и в всплохах магии. Уцелевшие жители смогли спастись, когда сын Омена Строителя укрыл тех, кто высмеивал его и его отца. Война ушла с Латтара, демгерды отбили ценный остров за две недели и когда рыбаки, ремесленники и селяне вновь вышли на поверхность, больше никто не смеялся над чудаковатым родом Омена Строителя. Демгерды подарили Омену прозвище, но его кости уже четыре зимы лежали в усыпальнице и посмертно вписали его имя в летопись северного народа.

Маршрут морского каравана пролегал западнее острова Кверк в проливе Ганн. Фарватер достаточно опасный, по этому по всему берегу Кверка в прямой видимости друг от друга стояли маяки, чтобы корабли могли ходить не опасаясь острых рифов ночью. В вечернем закате стайки кораблей, подсвеченные фонарями, представляли волшебное зрелище. Было бы еще лучше, если бы была не моя вахта махать веслом.

Священный дуб Кверка виднелся даже отсюда, хотя расстояние в три десятка морских миль уменьшило его очертание до зеленого пятна на фоне черной горы. Завтра днем, обогнув остров, караван должен причалить в бухту Кверкхэма для пополнения запасов воды и ночевки на твердой земле. А для меня это прежде всего возможность взять росток священного дуба, чтобы из него создать Лешего.

Пришла ночь, и морской Караван следовал вдоль острова, ориентируясь на горящие огни Маяков. Шум моря и качка стала уже привычной для меня, и я ждал одного, когда дежурный посчитает три склянки и даст сигнал на смену гребцов. Мозоли на руках уже превратились в некое подобие кожаной брони. Хорошо хоть с нас не потребовались, чтобы и Ольгерд отрабатывал поездку за веслом.

Колокол на капитанском мостике отбил три склянки, и я, наконец, разогнул затекшую спину, освободив лавку для следующего бедолаги. Однако, шум на капитанском мостике привлёк моё внимание. Увы подняться на него к Аску и квартирмейстеру Берхем мне не позволили, но вскоре я и сам понял причину шума.

В темноте ночи горизонт был пуст. Теперь там, где ещё 10 минут назад горели огни Маяков — кромешная тема. С корабля на корабль переписывались команды. Ночью можно легко распороть брюхо корабля не имея ориентиров, а донное течение не позволит бросить якорь. Ну не могли погаснуть без причины все четыре видимых раньше маяка. Кто то сделал это целенаправленно, желая чтобы Караван не дошел до конца. С другой стороны, этот маршрут был неизвестен никому Кроме тех кто следовал в Караване.

На палубе начали звучать вопросы и Аск пытался всех успокоить, сообщая что шлюпка уже отправлена на корабль конунга и когда гонец вернется будет все ясно. А пока все не занятые на веслах могут разойтись по каютам. Народ начал выражать недовольство и когда Аск начал сдавать под волной недовольства его грубо отодвинул Берхем. Народ сразу стих под суровым лицом квартермейстера которое в свете масляного фонаря казалось еще суровее.

Ему даже не пришлось ничего говорить, одного взгляда хватило чтобы подавить волну недовольства грозившего перерасти в бунт, еще в зародыше. Народ устал, их корабль был уже почти месяц в море, а ночные стоянки в гаванях не сильно позволяли отдохнуть от качки. Вот и сейчас волна недовольства команды грозила вылиться если не в бунт то в стычку.

Прошел час и я снова поднялся вместе с Ольгердом, а лодка с гонцом так и не появилась. И это настораживало, как я понял, не только меня. Гонец мог за это время несколько раз оплыть весь караван, не говоря уже о том, чтобы сплавать до флагмана и обратно. Весь народ на корабле почувствовал неладное и собрался на палубе, вглядываясь в тёмный Горизонт и желтые фонарики на других кораблях.

В шуме бьющихся о борт волн начал различаться стрекот. Видимо его услышал не только я, но только я не знал что он означает. Народ из караула бросился к стреломётам, а гребцы же наоборот устремились под защиту трюма. Над головой вдруг раздался свистящий звук, и следом из тьмы в соседнего человека что то ударило, скинув его за борт.

Только что рядом, на его месте стоял Ольгерд, и я повернулся, чтобы проверить. К счастью я ошибся, Ольгерд стоял за только что сбитым чем-то неведомым человеком. Деревянный посох в его руках покрылся шипами, на манер булавы, и он стоял в стойке, готовый к бою.

Только я хмыкнул, заметив, как возмужал мой ученик, как буквально дождем с неба посыпались какие-то смутно различимые в свете пусковых масляных фонарей фигуры с крыльями. Тела этих тварей смутно напоминали человеческие, или даже скорее русалочьи, но при этом за спиной имелись крылья.

— Эхидны! — с придыханием произнес Ольгерд.

Я не стал спрашивать удачное фото[h] Это только спросил опасные или они. Парень не сводя взгляд с горизонта, кивнул и вытер пот со лба. Бестии не рисковали спускаться на палубу, все больше и атакуя с наскока и стараясь скинуть свою жертву за борт.

Народ это тоже смекнул, и все отпрянули от краев корабля, ощетинившись луками и сталью. Бестии стали останавливаться и теперь атаковали, пролетая на скорости 2 разорвать незащищенную плод с острыми когтями на кожаных крыльях. Один из стреломёт of всё-таки достал бестию на подлёте заходить в неё пяток болтов.

Это и впрямь была Химеры, проходившие на русалок с крыльями. Вот только в тела у них были далеки от чарующей красоты, описываемый Андерсоном. Нижняя часть больше походила на тело угря, верхняя напоминала тело летучей мыши. Голова и птичьи глаза, покрытые кожистым веками. На каждом из крыльев имелись две пары острых загнутых когтей, которыми они и разрывали человеческую плоть не оставляет шансов выжить.

То же самое происходило не только на нашем корабле, другие суда страдали не меньше. В свете фонарей над ними также мелькали черные силуэты и доносился крики раненых. У многих пострадавших раны были достаточно глубокие, но и легко раненых хватало. С момента начала атаки прошло не больше 20 минут, а полностью здоровых можно было сосчитать по пальцам. Даже мне непосчастливилось, одна из тварей распорола плечо, но хрупкая кость ключицы осталось цела.

— Нас так перебьют! — в голосе Ольгерда теперь отчётливо различалась паника.

Количество раненых всё время увеличивается, но и сбитые монстры тоже начали заполнять палубу.