– Нет! – крикнула Камалия.

В глазах Клессы все еще пылает борьба двух воль – зеленой и оранжевой.

Он надсадно взвыл, цвет лавы в глазах вспыхнул ярко, и концы щупалец и крыльев замерзли. Превращение с треском ползет по чешуе и перьям к туловищу, оставляя за собой лишь прозрачный, дымящий морозом лед.

– Клесса!

Камалия метнулась к нему стрелой, он выбросил руки навстречу, оттолкнуть, но девушка опередила – обняла, прижалась к могучей груди. Плачет.

– Зачем?!

– Зарах создал меня таким, – хрипит бас бывшего генерала демонов, – податливым к чужой воле, чтобы я служил ему. Мне не одолеть волю Зесса. Но если убью себя – умрет и он.

Жрица запрокинула голову, блестящее от влаги глаза обращены к глазам Клессы.

– Мы победили бы его там, в нашем мире! Почему выгнал меня?!

Клесса пытается мягко отстранить, но Камалия вжалась намертво.

– Отпусти.

Клюв нежно погладила женская ладонь.

– Отпустить смысл жизни?

Клесса замер. Тихо трещит обращающаяся в лед плоть, хрустальная смерть почти добралась до туловища.

– Вместе, слышишь? – шепчет Камалия. – До конца!

Клесса смотрит на нее, как отец, впервые взявший на руки дочку-младенца. Бережно прячет в себе, Камалия с улыбкой тонет в объятиях, веки опустились, и границы между Клессой и Камалией растаяли – двое стали одним.

Сквозь щели под веками Клессы повалил густой дым. Но выбраться из умирающего разума целиком Зесс не успел – лед добрался до мозга полукровки. На алтарь шмякнулось туловище без ног, Зесс пополз на руках прочь от ледяной статуи Клессы, что-то хрипит, из разрыва в брюхе торчит позвоночник, валит дым, льется черная кровь и разматывается хвост кишок. Зеленый огонь в глазницах дрожит.

Клесса и Камалия превратились в скульптуру чистого льда. Даже в сумеречном свете водяной хрусталь сияет звездочками, а под вспышки молний рассеивает отсветы, от статуи стелется туман холода.

Половина Зесса проползает рядом с Эгордом и Леарит.

Воин-маг сковал его ледяными оковами, из ножен вынырнул меч, но спустя миг Эгорд вручил оружие Леарит. Та кивнула.

Подошла к Зессу. Тот шипит, пробует вырваться.

– За Халлига!

Клинок вонзился в поясницу главаря убийц, тот выгнулся, его затрясло. Меч вышел, по кровостоку стекает черное.

– За Жею!

Утонул меж лопаток. Зесс взвизгнул, из пасти выбило отвратный фонтан, тварь упала, подергивается в конвульсиях.

– За Камалию, за Клессу!

Леарит вонзает сталь в змеиное мясо вновь и вновь.

Ее вынудила остановиться только усталость. Зесс еще жив. Ему в череп вломился каблук, хруст, пасть резко распахнулась, челюсть перекосило, на лед брызнула каша мозгов, глаза вспыхнули ярко – и потухли.

С криком ярости Леарит отрубила гаду голову – и упала на колени, меч из пальцев вывалился. Эгорд упал рядом, девушка спрятала лицо в его груди, комочек ее тела вздрагивает в руках Эгорда как раненое сердце.

Милита в позе загнанного зверя у подножия статуи Малиина, как зачарованная, не верит в происходящее, хвост машет, словно кошачий.

Хафал неспешно вышел в центр алтаря. Колено коснулось льда, посох служит опорой. Голова склонилась, хвост как волна спокойного моря. Вокруг светлеет – демон в одеждах жреца излучает нежную зеленую ауру, от которой Эгорду физически становится лучше. Леарит подняла мокрые глаза, в них заблестели отражения зеленого. Тиморис выпрямляется, ощутив силы...

Жвалы демона раскрылись.

– Я служу солнцу...

Милита зарычала. Рука вскинулась вперед, глаза вспыхнули.

Орда ее слуг демонов перестала хаотично месить лапами остров, мародеры оставили в покое руины крепости, прекратились междоусобные драки. Тысячи глаз-углей повернулись к алтарю.

Милита сжала кулак, и орда хлынула, загрохотала.

Первая волна захлестнула алтарь со всех сторон. Демоны вбегают под купол ауры, их кожа уродуется ожогами, со стонами боли и бешенства твари отступают. Самые стойкие пробуют прыгнуть на читающего молитву через священный свет, но сгорают в пепел, не долетая, а их осторожные сородичи в бессилии шипят.

– Если скажет солнце, что я – тьма,

И начну творить дела темные,

То я – воистину тьма.

Если скажет солнце, что я – тьма,

Но продолжу творить дела светлые,

Значит, солнце затмили тучи.

Голос Хафала начал дрожать, пластины почернели, задымились, кожа между панцирями будто поджарилась на огне, одежды мокрые, с них валит пар. Молитва причиняет боль, как и демонам, что пытаются прорваться. Сына Зараха спасает лишь то, что он более выносливый, чем эти низкосортные вши.

Эгорд, Леарит и Тиморис – под защитой зеленоватого света вокруг Хафала, этот ореол не пускает демонов, даже Милита пятится на край обрыва, чтобы не быть задетой.

– И если в небе – лишь тучи...

Молитва прервалась стоном. Одежды и посох Хафала невредимы, но сам он – как обугленная головешка, из него валит дым, пластины от жара трескаются, тлеют, слой за слоем он них отрываются хлопья пепла. Кожу будто облили кислотой.

Вокруг алтаря кипит стена демонов, купол света ее теснит, но армада по приказу хозяйки идет на штурм, задние не видят, чему подверглись передние, не знают, что ждет их самих, поэтому напирают, бегут по головам, плечам и спинам, и стена агрессивного мяса растет, эту ораву приходится сдерживать людям.

Хафал выронил посох, упал на локти. Пластины рассыпались, обнажив черное от ссыхающейся крови мясо, но и эти корки ломаются, выпуская новые ручьи. Хафал похож на старое засохшее дерево. Лоб почти касается алтаря, его лед остужает голову, но сам превращается в воду и пар. Веки расплавились, заклеили глазницы черно-красной мясной глиной, демон слеп как новорожденный щенок. То, что осталось от лица, перекошено сухой гримасой. Похоже, физический ущерб впервые причиняет ему боль.

В его ауре защитники успели излечиться, Эгорд швыряет лед, Леарит рубит мечом и лучами, Тиморис – саблей. Но купол света начал быстро сужаться – демон умирает. Толпа его низших братьев тут же навалилась как цунами, с такой массой не совладать, людей накрыла тень, они пятятся, Эгорд прижал Леарит к себе...

Но Хафал, стоя на коленях, вдруг распрямил спину, грудь выгнулась парусом, голова запрокинулась к небу.

– Все равно! Я верен!..

Тело вспыхнуло оранжевым пламенем. Оно не трогает одежду, но плоть лопается, рассыпается, демон быстро худеет, оголяются кости, щеки дырявые. Глаза как вареные яйца.

– Солнцу!

Купол света взорвался, волна мощи смела демонов как пыль. Хафал рухнул ничком, пламя на нем погасло.

Люди по колено в сугробах пепла, он оседает как черный снег. Милиту спасло то, что закрылась крыльями, перепонки между фалангами сгорели. Но ее слуг на острове все еще много, как фарша на сковороде, продолжают падать из огненных порталов...

Хафал не шевелится. Да и как может шевелиться… это? Мышц почти нет, кости голые, запах – будто на вертеле жарили кабана, а вокруг кипят и паруют черные от золы лужи.

Эгорд и Леарит осторожно подходят...

Хафал скукожился как младенец в утробе. Подергивается. Глазницы пустые, будто скорлупа орехов... Но демон что-то бормочет.

Эгорд опустился рядом на колено, ладонь коснулась грязной воды, и бурлящие лужи стали застывать. Лед обступает Хафала, похож на кратер вокруг вулкана. В морозе танцуют снежинки. Лечить такое смысла нет, но хотя бы остудить боль...

А демон шепчет:

– Холод, согрей.

Тьма, озари.

Солнце не в небе...

Трухлявый каркас ладони подполз к шее. Веточки, что были когда-то сильными пальцами, зацепили амулет Велиры, сжались вокруг флакончика с ее кровью в хрупкий кулак.