Халлиг закончил сборы, успел выйти из лаборатории, все этажи промелькнули мимо него на лестнице, Эгорд видит его через «окольцо» на пальце демона и через стрекоз, те около жреца, следуют как привязанные.
– Напомнил ты мне случай из молодости, – говорит Халлиг, входя на первый подземный этаж, – я тогда был разбойником...
Демон рыкнул.
– Ты че, был разбойником?!
– Все были разбойниками, ворами, насильниками, головорезами... Словом, демонами. Не на деле, так в мыслях. Те, кто не был на деле, просто боялись загреметь под топор палача, а не потому что святые. Каждый изначально – демон. Каждый хочет не работать, брать чужое без спроса, за так да побольше, побольше, вытирать о других ноги, а всех, кто слишком силен, убить побольнее.
Халлиг вздохнул.
– Но раз закон грозит пальцем и рубит головы, можно хотя бы делать вид, что порядочный, мол, даже если бы закона не было, все равно бы на чужое добро ни-ни... Так вот, когда я был юнцом в банде...
И Халлиг рассказал, как его банда напала на караван, который ехал на ярмарку в город. Защита у каравана была слабенькая, народ особо не сопротивлялся, но многие разбежались, бросив добро.
В составе каравана путешествовал бродячий театр. Город был уже близко, и актеры успели нарядиться в костюмы для спектакля. А во время атаки, ряженные как петухи, разбежались.
Один из банды запрыгнул в крытую повозку, обнаружил, что кто-то выскочить не успел, но улизнуть все же попытался. Разбойник в кромешной темноте смог оглушить, а когда жертва упала, бандит сумел разглядеть платье, длинные волосы, нащупал бюст.
Разумеется, такой улов его порадовал.
Под шум грабежа бандит сделал свое мужское дело, выпрыгнул из повозки довольный, завязывал штаны, а когда подельники поймали актеров, выяснилось, что женщины среди них фальшивые, по традициям некоторых народов играть в театре разрешается лишь мужчинам, что подтвердилось, когда с якобы женщин сорвали парики.
Разбойник испугался, оглянулся на повозку, лапа схватилась за промежность.
«А кого же я тогда...» – только и сумел промямлить.
Потом бандиты собрались у костра, а тот бедняга лишь пил и смотрел в костер несчастными глазами, остальные ржали и подливали ему в кружку, даже пытались утешать, мол, с кем не бывает...
Халлиг еще не закончил, а демон уже ржал так, что распугал живность, ближайшие зверьки так и вовсе от страха померли. Хохоча, демон свалился с насиженного места, покатился по склону, его остановил здоровенный камень, а Хафал все трясется, согнувшись пополам.
– Вот-вот, мы тоже веселились ночь, – говорит жрец. – Так, я на месте. Эта дверь ведет в комнату, где время замерзает.
Демон смеяться перестал.
– Бррр! Не говори «замерзает». А то в башке сразу ледяной червяк, с которым ты водишься!
– Ладно, замирает. Обожди минутку...
Халлиг снял кольцо, положил на землю так, что Хафалу видна дверь в комнату. Ладонь в желоб замка, щелк, дверь с гулом поползла вверх, из-под нее синевато-белый свет. Жрец вошел, и дверь медленно опустилась.
Но уже через миг – поднимается вновь...
Халлиг вышел как в трансе, смотрит перед собой словно сквозь стены, вдаль, губы шевелятся...
– Эй, ты чего? – зовет демон. – Тебя что, Ямор с наложницей перепутал?
Халлиг пришел в движение, словно оживающая каменная статуя, занес ногу, чтобы, видимо, пойти по коридору, но замер, будто что-то вспомнив, вернул ногу обратно, взгляд рыщет по полу, наконец, уперся через «окольцо» в Хафала.
Жрец подбирает артефакт.
– Можно возвращаться.
– Ты же только пришел!
Халлиг ткнул посохом в дверь.
– Там я пробыл пять дней. Новый рекорд.
Шипы на бровях Хафала дернулись.
– И что там делал?
– Ох, чего только не делал, лишь бы не сойти с ума... На чем мы остановились? Я, кажется, рассказывал, но забыл, о чем...
– Р-р-р! Ну и развлечения у магов... Твой подельник в темноте по ошибке оприходовал...
– А, вспомнил, – воскликнул жрец и засмеялся, – так вот...
И жрец на обратном пути стал рассказывать демону байки из лихой молодости, одна другой пошлее, на вкус демона. Тот ржет как псих, распугал всех букашек, грызунов и чешуйчатых, случился даже небольшой обвал.
– И как тебя только занесло в Светлый Орден, – не понимает Хафал.
– Это скучно. Влюбился в девчонку, сбежал с ней на край света, там жили на добро, которое награбил, сделали детей, а потом нас нашла банда – темный маг, демоны и ребята из банд, где я раньше куролесил. Решили, что у меня припрятан клад. Жену и детей под нож, меня ранили, но я, бывший адепт Темного Ордена, владел магией, и удалось сбежать. А потом...
Халлиг на какой-то опасной грани, но переборол себя, взял в руки, пытается быть как ни в чем не бывало.
– Говорю же, скукота. Давай лучше расскажу, как меня принимали в Темный Орден, я тогда чуть штаны не обделал...
И Халлиг, уже копаясь в лаборатории, начал рассказывать про темного мага Халлига, у демона опять приступы смеха, а Эгорду только и остается дивиться, как мало он знал о Халлиге.
После такого даже заснуть не получается.
Пришлось нашарить в сумке усыпляющее зелье из листьев равновесника.
Утром отправились в путь, к ним присоединился Хафал, чему Тиморис, конечно, не обрадовался.
– Чем занимался? – полюбопытствовал у демона Эгорд.
Тот оскалился.
– Пещерных червей давил, уж очень их морды похожи на твою.
Растений по пути все больше, местность пересекают щупальца подземных рек, потоки воды чуть ли не в каждой пещере, а переходы между каменными желудками стали как джунгли, приходится замораживать, а потом растапливать или ломать. А то и просто выжигать.
Когда все это осталось позади, Жея смогла лететь свободно, не опасаясь зацепить куст или врезаться в стену, а демон смог передвигаться длинными и высокими прыжками, от них грохот и фонтаны камней.
В пещере черно-фиолетовый сумрак. Эгорд спускается по камням, за сапогами ковер инея тает в солнечной ауре Леарит. Хафал скачет с камня на камень, оказался внизу раньше всех, последним спустился Тиморис, колдует на ходу что-то съестное для Жеи, птица у него на плече.
Из подвижной живности тут разве что парочка мокриц размером с башмаки, да и те разбежались, когда рядом грохнул лапами демон.
Зато мха и лишайника целые плантации, внутри текут лиловые, синие, голубые соки, их свет залил пещеру суровым усыпляющим светом, как в отшельническом храме, где жесточайший аскетизм и строгие нравы, зато мир, покой и порядок.
Статуи в «храме» тоже есть, но те, кого они изображают, вовсе не отличаются миролюбием и склонностью к порядку.
Демоны.
Их статуй куда больше, чем животных, Эгорд и спутники бродят среди них как в рыночной толпе, где время заморозили. Демоны в самых диких позах, словно окаменение накрыло в разгар битвы. Замахиваются лапами для удара, корчатся будто в предсмертной агонии, вгрызаются когтями и зубами в кого-то невидимого, разрывают на куски, рычат в потолок...
Тиморис рассматривает каждую статую, похож на шустрое привидение, кружит и боится задеть, повредить, особенно когда рядом статуи особей женских.
Его глаза вращаются около пышной каменной груди одной из демонесс.
– Вот это понимаю, искусство! Твоя родня, Хафал!
– Я об таких лапы вытирал. Скорее, твоя.
У демона к изваяниям интереса нет, идет гордо, а если на пути статуя, отпихивает хвостом. Упавшие статуи трескаются, но не разбиваются.
Эгорд смотрит под ноги, под сапогами что-то хрустит. Не только иней.
Кости.
Земля усыпана скелетами приземистых рептилий, размером с крокодилов, только выше, из позвонков торчат кривые кинжалы гребней.
Эгорд присел у одной из статуи, ладони держат череп рептилии. Рядом нагнулась Леарит, щеку воина-мага щекочет хвостик ее косы.
– Странно, – сказала она.
– Да уж, более чем.
Эгорд опустил череп на землю.
Рядом возникла рожа Тимориса, нос уткнулся в череп рептилии, ему на плечо села Жея, тоже смотрит на череп, можно ли это есть.