Голова сделала пол-оборота, глаза косятся в сливовый сумрак.

Из темноты робко выплывают очертания волшебного морского платья. На предплечье Жемины висит корзинка.

– Принесла покушать.

Эгорд вздыхает, внезапно на душе стало тепло и спокойно, наверное, это и есть капелька семейного счастья, когда человек кому-то нужен, о нем помнят и заботятся.

– Спасибо, родная. А я совсем увяз в тайнах, нет сил выпутаться... Ты вовремя. Правда.

Жемина ответила улыбкой.

– Я рада.

Подошла к ледяному креслу, присела напротив Эгорда, ему на колени опустилась корзинка. Внутри выпечка, исходит парок и ароматы, пробуждающие голод, рядом горшочек, накрыт тугой тканью, горловина перетянута веревочкой.

– Поешь, любимый.

– Давай вместе, родная. Посиди со мной.

Эгорд отставил корзинку на подлокотник, объятия раскрылись, Жемина пересела Эгорду на колени, воин-маг приказал доспехам выделить тонкую пленку света, чтобы девушка не замерзла, та вжимается в широкую сияющую грудь, Эгорд обнимает.

– Прости, – шепчет Жемина. – Наговорила вчера много дурного...

– Моя вина.

Огрубевшие ладони гладят нежный шелк волос, кремовую кожу на плечах и ткань удивительного платья, где отражается живой морской мир, взгляд снова тонет в глубине коридора, в синем от света ледяных щупалец воздухе, упирается в тупик. Самый глухой в жизни тупик в виде серебристого желоба-руки.

– Ломаю голову над этой дверью, будь она неладна. Ее охраняло столько ловушек, подумать страшно. Халлиг обезвредил почти все, но последняя...

– Знаю, – говорит Жемина. – Он жаловался и мне. У него был несчастный вид, будто погиб близкий человек... Какие все-таки люди разные. Каждого волнует что-то, к чему другие равнодушны.

– Я такой же.

Жемина подняла голову, по щетине Эгорда скользят подушечки пальцев.

– Ничего, сейчас поедим, со свежими силами что-нибудь придумаем.

Время обеда.

Прочь все тайны, заговоры, проблемы, даже потрясатели миров, властелины и герои хотят простых милых радостей, хотя бы иногда.

Жемина извлекает из корзины лепешку за лепешкой, каждая с сочной прослойкой мяса и овощей, тесто от малейшего прикосновения хлюпает, Эгорд любуется неспешным танцем пальчиков, Жемина отщипывает кусочки, кладет уставшему магу на язык, лоскутки поменьше робко амкает сама.

Эгорд жует неторопливо, взгляд отдыхает на очертаниях хранительницы уюта, порой нельзя удержаться от желания самому оторвать кусочек, покормить очаровательное создание, с губ на губы то и дело перепархивает улыбка, поцелуи со вкусом специй. Запивают горячим супом из горшочка, выдувают из темной глиняной полости клубочки пара, отхлебывают с журчанием...

Опустевшие горшочек и корзинка покоятся на ледяной плите подлокотника, из него, как и из всего трона, торчат молочно-синие колья, всюду снежный мох, пелена мороза...

Но в кресле, внутри холода – теплая сердцевина: Эгорд и Жемина обтекли друг друга в капле медового сияния, единое целое, как два комочка воска, темный и светлый, слепленные в овал.

– Странно... – бормочет Эгорд. – Пока думал, что ты мертва, мечтал о тебе с отчаянной тоской, страдал, грезил... А когда чудом нашлась, живая и невредимая, я погрузился в дела, начал о тебе забывать...

– Ты герой, Эгорд, – отзывается Жемина тихо. – А я обычная девушка.

Что ответить, Эгорд не знает.

– В каждом человеке живут двое – простой и герой – говорит Жемина. – Разница лишь в том, сколько в каждом от простого, а сколько от героя. В женщинах больше простого. Все мы от природы простушки. А мужчин тянет быть героями. Рождены для подвигов, жаждут совершать необычное, великое, менять мир, быть в центре удивительных, опасных событий, где могут доказать суть героя. А женщинам хочется покоя, одинаковых светлых дней, простых радостей, тихого семейного счастья, не ввязываться в великое и опасное, а просто любить, быть любимой, как можно дольше...

– Жемина...

– Я, наверное, самая обычная девушка на свете. Хочу простого, как все. Растить детей, вышивать, возиться на кухне, поливать цветы, гулять с любимым на природе... Даже имя самое обычное – Жемина. Так зовут чуть ли не всех сельских девушек.

– Родная, ты не можешь быть обычной. В тебе столько всего... удивительного! Знаешь, твое лицо невозможно запомнить! Держится в сознании, пока на него смотришь, но стоит отвернуться – ускользает из памяти как песок из пальцев...

Жемина тихо усмехнулась. Эгорд не понял, что это было – забава или горечь.

– Мое лицо невозможно запомнить не потому, что я особенная. Оно самое обычное. Ты видел его черты в лицах тысяч женщин. Поэтому запомнить нельзя, как нельзя запомнить утекающий из пальцев песок. Каждая песчинка особенная, но песок всегда одинаков.

– Разве обычная может говорить такие необычные слова?

– Это говорит зернышко. Увы, лишь зернышко, которое ты назвал Наядой. Прорастает крайне редко, когда сильно припечет. Большего природа не дала. Даже это платье гораздо удивительнее, чем я.

Жемина проводит ладонью по волшебной переливчатой ткани, в ней плавают зыбкие цветные миражи: рыбки, медузы, черепашки, моллюски в раковинах, водоросли, кораллы...

– В это зернышко ты влюбился... когда оно цвело. А цвести заставила близость смерти, близость необратимых великих перемен. Мы все такие, что герои, что простые. Становимся прекрасными только на краю пропасти.

Молчание. Кажется, что сердце бьет об изнанку чешуйчатого нагрудника словно булава по гонгу.

– Ты ведь любишь ее.

Эгорд задержал дыхание.

– Что?

Жемина подняла взгляд, воин-маг падает в темноту бездонных глаз, нежные, словно аквариумные рыбки, пальчики плывут по его взмокшему лбу, ласково поправляют челку.

– Ты герой, Эгорд. Рожден для великих свершений... И тебе нужна такая же героиня. Сильная, смелая, удивительная, которой сможешь восхищаться, ради которой захочешь совершать подвиги... и которая ради тебя тоже будет совершать подвиги... Ты любишь ее. И она любит тебя.

– Жемина...

– И я люблю тебя, так сильно, как могу... Простая тихая девушка.

– Жемина!..

– Какой подвиг может совершить простая тихая девушка ради любимого героя?

Ладони Жемины, как теплая вода, обтекают лицо Эгорда.

– Уйти с его дороги.

– Жемина, что ты такое гово...

Девушка приложила пальчик к его губам.

Улыбнулась.

– Не называй меня так. Я Наяда.

Эгорд улыбнулся в ответ. Так не пьянило даже лучшее вино...

Он тоже обволакивает ладонью половинку ее личика.

– Ты не можешь быть обычной, Наяда. Обычная не может быть такой прекрасной, как ты сейчас! Сейчас даже о ней не думаю – только о тебе…

Наяда улыбается еще теплее.

– Значит, где-то рядом – пропасть.

Эгорду становится страшно.

– Любимый...

– Да, Наяда?

– Обещай...

– Что?

Молчание.

– Что будешь любить ее так же сильно, как я тебя.

И, не дав вставить слово, подарила поцелуй. Эгорд забывается, ничего нет, кроме сладкого мгновения, сознание хочет свернуться клубочком…

Наяда от Эгорда резко оттолкнулась, в прыжке-полете разворот, силуэт быстро становится меньше, волосы и платье трепещут, тянутся следом как языки синего пламени.

Бежит к двери.

– Наяда, нет!

С ледяным треском Эгорд из кресла вырвался, ноги несут за ней, но уже ясно, что не догнать. Девушку словно подменили, на бегу скинула туфли, мчится легко и быстро, не касаясь земли, как ветер.

– Стой!

Эгорд приказывает ледяным щупальцам схватить. Те разрастаются кустами льда, тянутся за беглянкой, ветви сжимают с обеих сторон, путь преграждает плотная голубая клетка, но когда щупальца к Наяде прикасаются, тут же превращаются в воду, проливаются на землю, Наяда бежит сквозь стены водопадов без потерь скорости.

Платье! Волшебное платье защищает хозяйку!

Эгорд в гневе, корни жирнеют, ветвятся гуще, воин-маг хочет пересилить количеством, чтобы платье не успевало превращать лед в воду, но Наяда с яростными криками перепрыгивает, вырывается, таранит всем телом, ледяные осколки разлетаются вперемешку с кровавыми брызгами.