— Хороший домишко у Куррикана, верно? Как там называются эти колонны, что спереду торчат?

— Пилястры, — проворчал еще один из охранников.

— Нет, нет, пилястры я знаю. Нет. Я имел в виду как называется архитектурный стиль, где голова этой самой колонны виноградными листьями украшена?

— Рустика?

— Нет, нет, рустика — это когда камень зубилом обрабатывают так и этак, а я про лепнину… Погоди…

В первое мгновение Фолло весьма и весьма обрадовался помехе, заставившей болтуна замолчать. А потом встревожился. Прямо перед ними дорогу в тумане преградила человеческая фигура. И преградила так, что ни пройти ни проехать. Побирушки, гуляки и всякий сброд, которыми кишел этот район, до сего момента раздавались перед их кучкой, как земля раздается перед лемехом плуга. А этот не пошевелился. Длинный, поганец, не уступит самому рослому из охранников Фолло, одет в белое пальто, капюшон на голове. Ладно, пальто, конечно, уже не белое. В Сипани ничего не остается белым надолго. Серое от сырости, а края пол заляпаны черным.

— Уберите его с дороги, — рявкнул он.

— Убирайся, на х… с дороги! — прогремел Гренти.

— Ты Фолло? — Незнакомец откинул капюшон.

— Это баба, — сказал Гренти. И это была чистая правда, невзирая даже на то, что из ворота у этой бабы торчала толстая мускулистая шея, на которой покоился квадратный подбородок, а рыжие волосы были обстрижены почти наголо.

— Я Джавра, — сообщила она, вздернув подбородок и улыбнувшись всем пятерым. — Хоскоппская львица.

— Может, она чокнутая? — предположил Гренти.

— В натуре, из сумасшедшего дома сбежала!

— Я однажды сбежала из сумасшедшего дома, — сказала женщина. Говорила она с чудовищным акцентом, но Фолло не мог понять, какому месту он принадлежит. — Ну… это была тюрьма для волшебников. Но некоторые из них сходили с ума. Общая черта почти всех волшебников: они немного эксцентричны. Впрочем, это к делу не относится. Мне нужно кое-что, находящееся сейчас у тебя.

— Что ты говоришь? — осведомился Фолло, расплывшись в ухмылке. Его тревога почти совсем прошла. Во-первых, баба, а во-вторых, определенно дурная.

— Не знаю, как уговорить тебя, потому что всякими сладкими речами не владею — это мой давний недостаток. Но для всех нас будет лучше, если ты отдашь это добровольно.

— Я дам тебе кое-что добровольно, — ответил Фолло, а остальные дружно захихикали.

Но дурная баба хихикать не стала.

— Это что-то вроде свитка, завернутого в кожу, примерно… — Она подняла большую ладонь с расставленными большим и указательным пальцами, — в пять раз длиннее твоего хера.

А вот то, что она знала о свертке, было плохо. К тому же Фолло совершенно не забавляли шутки насчет его члена, которому нисколько не помогали никакие мази. Он больше не ухмылялся.

— Убейте ее.

Гренти она ударила то ли в грудь, то ли еще куда — это произошло так быстро, что глаз не уловил движения. Его глаза широко раскрылись, он как-то странно ухнул и застыл, покачиваясь на цыпочках, с наполовину вынутым из ножен мечом.

Второй охранник — большой, как дом, мужик из Союза — ударил ее палицей, но зацепил только развевающуюся полу пальто. В следующий миг он изумленно вскрикнул, полетел через улицу лицом вниз, врезался в стену и рухнул наземь, а сверху на его обмякшее тело посыпались пыль, куски штукатурки и обломки кирпича.

Третий стражник — осприанец, отличавшийся большим проворством пальцев, — замахнулся метательным ножом, но прежде чем он успел выпустить его из пальцев, в воздухе просвистела палица и отскочила от его головы. Он упал без звука, с раскинутыми руками.

— Это называется антирикские колонны. — Женщина приложила указательный палец ко лбу Гренти и легонько толкнула. Он опрокинулся и рухнул в грязь на бок, все так же застывший, хотя еще трепещущий, еще глядящий выпученными глазами в никуда.

— Я сделала все это одной рукой. — Она подняла второй кулачище и извлекла откуда-то меч в ножнах, с блестящей золотом рукоятью. — А потом я обнажу этот меч, скованный в Древние времена из металла упавшей звезды. Из тех, кто видел этот клинок, в живых осталось лишь шесть человек. Возможно, он покажется вам очень красивым. А потом я убью вас с его помощью.

Последний из охранников быстро переглянулся с Фолло, отбросил топор и опрометью пустился наутек.

— Ха… — сказала женщина; между ее рыжими бровями пролегла морщинка, свидетельствующая, видимо, о легком разочаровании. — Тогда к твоему сведению: если ты попытаешься убежать, я догоню тебя в… — Она прищурилась, выпятила губы и окинула Фолло оценивающим взглядом с головы до ног. Примерно так же, как он осматривал бы ребятишек. Он обнаружил, что ему не нравится, когда на него так смотрят. — Примерно в четыре шага.

Он сорвался с места.

Он успел сделать лишь три шага и вдруг ткнулся лицом в мостовую, набрал полный рот каменистой земли и обнаружил, что его рука больно завернута за спину.

— Ты, шалава непутная, даже не представляешь, на кого замахнулась! — Он пытался сопротивляться, но ее хватка оказалась железной, и он взвизгнул от боли, когда его руку вывернули еще сильнее.

— Честно говоря, я не из великих мыслителей. — Судя по голосу, она совершенно не напрягалась. — Я люблю простые хорошо сделанные вещи, и у меня нет времени на философию. Не хочешь ли ты сказать мне, куда сунул этот сверток, или мне придется лупить тебя, пока он не вывалится?

— Я работаю на Куррикана! — выдохнул он.

— Я недавно в этом городе. Имена не оказывают на меня магического действия.

— Мы тебя найдем!

Она рассмеялась.

— Конечно. Я не имею привычки прятаться. Я Джавра, Первая из Пятнадцати. Джавра, храмовый рыцарь Золотого ордена. Джавра, нарушительница присяг, разбивательница оков и лиц. — С этими словами она врезала Фолло по затылку так, что он с хрустом ткнулся носом в брусчатку (наверняка сломал, подумал он), и глубоко во рту появился соленый вкус крови. — Чтобы найти меня, достаточно спросить, где Джавра. — Она наклонилась к нему, ее дыхание щекотало его ухо. — И вот когда ты найдешь меня, твои неприятности начнутся по-настоящему. Ну, где сверток?

Кисть руки Фолло пронзила боль. Сначала относительно терпимая, она становилась сильнее, еще сильнее, и, в конце концов, всю руку прострелило жарким огнем, и он заскулил, как собака.

— Ах, ах, ах, во внутреннем кармане, внутреннем кармане!

— Вот и хорошо.

Он почувствовал, как руки шарят по его телу, но был способен лишь лежать плашмя и, постанывая, ощущать, как резь в нервах постепенно убывает. Однако он все же повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и оскалился.

— Зуб даю…

— Серьезно? — Ее пальцы добрались до потайного кармана и вытащили сверток. — Это ты погорячился.

Джавра приложила указательный палец к большому и одним щелчком выбила у Фолло два передних зуба. Этот фокус ей показал один старик в Сулджуке, и, как это бывает с очень многим в жизни, все тут зависело от движения запястья. Она оставила парня валяться посреди дороги и выкашливать выбитые зубы.

— Если встретимся еще раз, придется показать тебе мой меч! — пригрозила она, уже шагая прочь и запихивая сверток за пояс. О, богиня, до чего же здесь, в Сипани, народ слабосильный. Неужели ей так ни с кем и не удастся размяться?

Она потрясла ноющей кистью. Вероятно, ноготь почернеет и слезет, но ведь он отрастет заново. Не то что зубы Фолло. Тем более что не первый это ноготь, которого она лишается. Включая то достопамятное время, когда она потеряла все ногти на руках, да и на ногах тоже, благодаря любезности пророка Кхалюля. Вот там ей пришлось туго. На мгновение ей даже показалось, что она скучает по тем палачам и допросчикам. И уж определенно она с ностальгией вспомнила то удовольствие, с каким сунула главного из них рожей в его собственную жаровню, перед тем как сбежать. Как же его мясо скворчало!

Но может быть, этот Куррикан достаточно разозлится, чтобы послать за нею толковых убийц. В таком случае она сможет сама напасть на него. Конечно, не то что великие битвы минувшего года, но все же будет чем вечер-другой занять.