Клевер почувствовал, что они готовы сломаться.

— Секиры! — заорал он, и копейщики расступились, очень даже аккуратно. Довольно похоже на то, как они практиковались, что в данных обстоятельствах казалось почти чудом. Из дыры повалили лучшие бойцы, которых дал ему Стур, — кольчуги, щиты и добрые секиры, молотящие плоскоголовых сверху, с горы, со звуком, похожим на стук града по жестяной крыше.

Нижний, конечно, был впереди всех. Это был мрачный ублюдок. Бешеный. Он дрался с тем полным отсутствием заботы о собственной безопасности, с которым люди обычно быстро расстаются, если не погибают от него еще быстрее. Чертовски сильный боец, но никто не хотел с ним связываться по причине того, что у него была привычка увлекаться настолько, что ему было уже все равно, кто попадет под его секиру на отмашке. Или даже под прямой удар, если на то пошло.

И тем не менее, если тебя послали драться с монстрами, неплохо иметь парочку монстров на своей стороне. Кроме того, откровенная радость, с какой Нижний кидался навстречу Великому Уравнителю, напоминала Клеверу его самого двадцать лет назад, когда его еще называли Йонасом Крутое Поле и неудачи еще не научили его ступать осторожнее.

Как раз когда он был готов поздравить себя с тем, что ему удалось остаться в стороне от заварушки, один из копейщиков взвыл и рухнул на землю, схватившись за плечо, и на его месте оказался гигант-плоскоголовый, с ревом потрясающий огромной шипастой палицей.

Клеверу еще не приходилось видеть шанка ни таких огромных размеров, ни настолько бронированного. Плоскоголовые любили заклепывать в свои шкуры любые металлические предметы, какие только могли найти, — но этот был с ног до головы покрыт коваными пластинами! Он зарычал, брызжа фонтанами слюны, и взмахом палицы сбил с ног еще одного человека. Остальные поспешно попятились, и Клевер мог без стыда признать, что он был в их числе, с такой же отвисшей челюстью и так же высоко поднятым щитом.

Великан шагнул вперед, занося палицу… потом хрипло вскрикнул, зашатался и упал на одно колено. Шолла, проскользнувшая ему за спину, деловито пристроила свой нож между двумя пластинами на его голове и долбанула по рукоятке обухом своего топорика — спокойно, словно вбивала гвоздь. Послышался глухой хруст, и нож вошел в череп шанка по самую рукоятку, вытолкнув один глаз из его окованной железом головы.

— Черт, — проговорил Клевер, когда гигант рухнул на землю возле его ног со звуком, напоминающим падение шкафа с кухонной утварью.

— Говорила же, я могу драться, — сказала Шолла.

Похоже, на этом дело было покончено. Последние несколько плоскоголовых драпали со всех ног. Клевер увидел, как одного из них срубили секирой — кровь хлынула водопадом, — другой упал со стрелой в спине. Еще парочка удирала вниз по ложбине еще быстрее, чем явилась сюда.

— Пускай бегут! — крикнул Клевер лучникам. — Пускай принесут весточку остальным. Будут держаться к северу от гор, и мы не будем ссориться. Захотят двинуться южнее — Великий Уравнитель ждет их!

Нижний смотрел им вслед: глаза расширенные, шальные, в бороде струйки слюны, кровь струится по лицу. Никто не хотел говорить ему, что бой окончен, и, говоря по чести, Клевер тоже не особо рвался. Но в том-то и дело — когда ты вождь, ты попросту не можешь воздеть руки к небесам и предоставить другим разбираться со всеми проблемами.

Поэтому Клевер осторожно подошел к нему, подняв одну руку с раскрытой ладонью, а второй теребя рукоять ножа сзади на поясе. В конце концов, нож под рукой никогда не помешает.

— Ну, полегче, — проговорил он, будто пытаясь усмирить злобного пса. — Спокойно.

Нижний глянул на него — и взгляд его был вполне себе мирным, как ни странно.

— Я спокоен, вождь, — отозвался он, утирая кровь с лица. — Правда, поранился.

— Ну, в драке не всегда стоит выбирать собственное лицо в качестве оружия.

Клевер отпустил нож и принялся осматривать изрубленные секирами, истыканные копьями, щетинящиеся стрелами трупы, которыми была теперь завалена ложбина. Бой выигран, и ему даже не пришлось ни разу поднять оружие.

— Клянусь мертвыми, — пробормотал Хлыст. На конце его копья был нанизан шанка. Он все еще подергивался.

— Смотри-ка, ты тоже достал одного, — удивился Нижний.

Поставив ногу плоскоголовому на шею, он одним ударом разрубил ему череп.

— Клянусь мертвыми… — повторил Хлыст, выронил копье, и его вырвало.

— Некоторые вещи не меняются, — заметила Шолла, пытаясь вытащить свой кинжал из черепа великана-шанка.

— Все вышло в точности как ты говорил, вождь. — Нижний перекатил ногой мертвого шанка и оставил его пялиться в небо.

— Ты зря во мне сомневался, — ответил Клевер. — Самое важное оружие, которое ты берешь с собой в любую битву, — это не копье, не стрелы и не секира.

— Меч? — удивленно спросил Хлыст.

— Неожиданность, — сказал Клевер. — Неожиданность делает храбрецов трусами, сильных — слабыми, умных — дураками.

— Ну и страхолюдины, верно? — сказала Шолла.

Она все тащила, тащила — и едва не упала на спину, когда кинжал внезапно высвободился.

— Я всегда неловко себя чувствую, критикуя внешность других… Слушай, Нижний, ты ведь когда-то работал у мясника?

— Верно.

— Может, ты бы смог тогда показать людям, как разрезать этих ублюдков?

— Зачем это тебе понадобилось? Хочешь сделать из них сосиски?

Кое-кто рассмеялся. Они были готовы смеяться чему угодно теперь, когда драка была окончена и их почти наверняка ждало жирное вознаграждение.

— Сосиски плохи тем, что ты никогда не знаешь, что в них положили, — сказал Клевер. — А я хочу, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений. Разложи их так же, как они устроили с теми бедолагами в деревне. Может, мы не говорим на языке шанка, но головы на деревьях будут понятны на любом языке. Да, и заодно кинь несколько штук в тот мешок, показать Стуру.

Хлыст уныло вздохнул:

— Хочешь порадовать девчонку — тащи ей букет цветов. Хочешь порадовать короля Севера — тащи мешок с головами.

— Наблюдение грустное, но от того не менее верное, — отозвался Клевер.

— А мне цветы не по вкусу, — заметила Шолла.

— Вот как?

— Никогда не понимала, в чем смысл их дарить.

— А нет никакого смысла. В этом и смысл.

Девушка склонила голову набок, явно задумавшись.

Нижний хмуро глянул на трупы плоскоголовых, поигрывая секирой и прикидывая, с чего начать.

— Никогда не думал, что стану тем, кто набивает мешки головами.

— Такие занятия никто не выбирает по доброй воле, — ответил Клевер, снова раздувая щеки. — Однако не успеешь оглянуться, и ты уже на этой чертовой дорожке.

— Она приходит в себя.

— Хвала мертвым! — услышала Рикке голос отца, прорывающийся сквозь шипящую черноту. Она застонала и вытолкнула изо рта пропитанный слюной штифт. — Но это уже четвертый раз за эту неделю.

— Припадки становятся все хуже, — прохрипела Рикке.

У нее ныли зубы, голова раскалывалась. Она разлепила один глаз, потом другой. Над ней стояли Изерн и ее отец, озабоченно глядя на нее.

— По крайней мере, на этот раз я не обделалась.

— Чтобы гадить, ты должна сперва есть, — отозвалась Изерн, как всегда, с каменным лицом. — Что ты видела?

— Я видела реку, полную трупов.

Покачивающихся в воде, переворачивающихся, одни лицами вверх, другие лицами вниз.

— Я видела двух стариков, которые сражались на круге, и двух молодых женщин, которые держались за руки под золотым куполом.

В позолоченной пустоте все еще звенели отголоски аплодисментов.

— Я видела знамя с изображением глаза, водруженное позади высокого кресла.

И в кресле кто-то сидел… кто это мог быть?

— Я видела старуху… — Сморщившись, Рикке прижала ладонь к левому глазу, который был горячим словно уголь, и содрогнулась своему воспоминанию, еще мерцавшему на внутренней стороне век. — Ее лицо было сшито золотой проволокой. Она говорила со мной…