— А затем, что мертвым ведомо: не миротворец я. Но и не дурень набитый. Твой дружок Кальдер, может, и ссыкунишка, но говорит дело. Рисковать жизнью за то, чего можно добиться простыми уговорами — дураком быть. Не у всех мой аппетит к драке. Люди измотаны, а Союз нашим числом не одолеть. И если ты, Зобатый, того не замечаешь, то мы с тобой по самые яйца торчим в яме с кровожадными гадами. Железноголовый, Золотой, Стук Слоновий Пук — да я этим мерзавцам даже хер свой подержать не доверю, когда ссу! Того и гляди откусят! Лучше уж покончить со всем этим сейчас, пока мы вроде как при победе и можем стоять с гордой миной.
— Справедливо сказано, — снова поперхнувшись, просипел Зоб.
— Да будь у меня то, что мне нужно, о каких бы переговорах могла идти речь!
Дернув щекой, Доу поглядел на Ишри — она так и стояла у стены с лицом непроницаемо-бесстрастным, как черная маска. Облизнув губы, он смачно сплюнул.
— Что ж, возобладали те, у кого холоднее голова. Ну да ладно, примерим мир, поглядим, не жмет ли. А теперь отволоките эту суку обратно к ее папаше, покуда я не передумал и не вырезал на ней утехи ради кровавый крест, чтоб ее вздрючило.
Зоб протиснулся в дверь боком, как краб.
— Уже в пути, вождь!
Умы и сердца
— И сколько нам еще здесь маячить, капрал?
— По возможности, чем меньше, тем лучше, Желток, но чтобы при этом не терять лица.
— А это сколько?
— Начать с того, столько, чтобы я из-за темноты не различал твой опостылевший мне образ.
— И нам вот так все время ходить-караулить взад и вперед?
— Что ты. Пройдемся чуток и присядем.
— А где мы найдем место для сидения, которое не мокрое как лягушкина…
— Чш-ш, — прошипел Танни, взмахом руки веля Желтку заткнуться.
С той стороны бугра среди деревьев виднелись люди — трое, из них двое в мундирах Союза.
— Хм.
Одним из них оказался младший капрал Хеджес, гнусная косоглазая крыса в человечьем обличии, он служил в Первом полку уже около трех лет и почитал себя отборным негодяем, хотя на самом деле был не больше чем мелкой сволочью, да к тому же глупой. Тот вид плохого солдата, который портит доброе дурное имя солдатам истинно скверным. Его нескладный долговязый напарник был Танни незнаком; наверное, новый рекрут. Если Хеджес надеется взрастить из него на свой лад что-то вроде Желтка, то помесь получится такая, что лучше о том не думать.
Оба держали мечи у груди северянина, по которому сразу было видно, что он не воин. Одет в грязный перепоясанный плащ, на плече лук и колчан с несколькими стрелами, другого оружия нет. Наверное, охотился или ставил силки, и вид такой растерянно-бестолковый. У Хеджеса в руке болталась черная пушная шкурка. Словом, немудрено, что здесь за сыр-бор.
— Ба-а, младший капрал Хеджес!
Танни с улыбкой стал непринужденно спускаться по берегу, руку держа на рукояти меча просто с тем, чтобы все видели, что он при нем. Хеджес затравленно покосился.
— Не лезь, Танни, — буркнул он. — Нашли его мы, так что он наш.
— Ваш? Это где, интересно, в уставе сказано, что пленных или задержанных положено обирать и оскорблять из-за того, что их, видите ли, кто-то нашел.
— Какое тебе дело до устава? И вообще хотелось бы знать, зачем ты здесь ошиваешься.
— А затем, что первый сержант Форест послал меня с моим подчиненным Желтком в караул произвести осмотр, не вышел ли кто-то из наших людей за линию заставы, да не приведи бог, если еще и с целью мародерства. И кого же я застаю, как не вас — конечно же, за линией заставы, да еще за грабежом мирного населения. Я считаю это прямым, да что там, вопиющим нарушением устава. А вы, рядовой Желток, так не считаете?
— Я, э-э…
Дожидаться ответа Танни не стал.
— Вы же знаете распоряжение генерала Челенгорма. Мы здесь для того, чтобы, наряду с прочим, завоевывать умы и сердца. А не грабить местных, как это делаете вы, Хеджес. Это недопустимо. Полное противоречие самому смыслу нашего здесь присутствия.
— Чего? — фыркнул Хеджес презрительно. — Да этот засранец генерал Челенгорм… Ха! Умы и сердца? И кто мне это говорит — ты? Ой, сейчас умру со смеху!
— Со смеху, говорите? — Танни нахмурился. — Так вы еще и смеяться? Рядовой Желток, приказываю навести заряженный арбалет на младшего капрала Хеджеса.
— А? — вытаращился Желток.
— Чего-о? — протянул Хеджес.
Танни вскинул руку.
— Повторяю еще раз: навести арбалет!
Желток поднял оружие, и мощный болт неуверенно уставился младшему капралу примерно в район живота.
— Что ли так?
— Ну а как иначе. Ну что, младший капрал Хеджес, будем все так же смеяться? Считаю до трех. Если вы не отдадите северянину мех, я прикажу рядовому Желтку стрелять. Вы всего в пяти шагах, так что кто знает, может, он в вас даже и попадет.
— Ты это, послушай…
— Раз.
— Да послушай ты!
— Два.
— Да хорош, хорош! Так и быть, твоя взяла.
Хеджес кинул шкурку северянину в лицо и сердито затопал в лес.
— Но учти, Танни, ты за это, драть тебя всухаря, заплатишь! Истинно тебе говорю.
Танни все с той же улыбкой его нагнал. Хеджес открывал рот для очередной грозной реплики, когда по голове ему жахнула капралова фляга, в наполненном виде представляющая собой недюжинный вес. Произошло это так быстро, что Хеджес не успел даже пригнуться и полетел прямиком в грязь.
— Драть тебя всухаря, капрал Танни, — сварливо поправил знаменщик.
И, должно быть, подчеркивая смысл уточнения, заехал младшему по званию ногой в пах. Затем он реквизировал у Хеджеса новую флягу, а свою, сильно помятую, повесил обратно себе на пояс.
— Это чтобы я как-то оставался в ваших мыслях.
Он перевел взгляд на нескладного дылду-напарника младшего капрала, застывшего с открытым ртом.
— Что-то желаем добавить, посох ходячий?
— Я… Мы…
— Мы или «му»? Не понял смысла. Пристрелите его, Желток.
— Что? — словно икнул нижний чин.
— Что? — в тон ему икнул и этот самый «посох».
— Да шучу я, шучу, недотепы! Черт вас возьми, неужто шевелить мозгами за всех приходится одному мне? Уволакивай своего засранца младшего капрала обратно в расположение батальона, и если я кого-то из вас снова здесь увижу, то своими руками, черт возьми, пристрелю.
Долговязый помог Хеджесу подняться — в слезах и соплях, ноги полусогнуты, на волосах кровь — и они уковыляли в лес. Танни дождался, пока они скроются из вида, повернулся к северянину и протянул руку.
— Мех, пожалуйста.
Надо отдать должное, никаких трудностей с пониманием языка у охотника не возникло. Посмурнев лицом, он шлепнул шкурку Танни в руку. Шкуренка была, честно сказать, плевая, грубой выделки и с кислым запахом.
— Что у тебя там еще?
Танни, одну руку на всякий случай держа на мече, подошел ближе и начал обшаривать охотника.
— Мы его что, грабим?
Арбалет у Желтка был наведен на северянина, то есть в неуютной близости от самого Танни.
— А что? Или ты сам не был в свое время осужден за воровство?
— Я же говорил, что не крал.
— Вот они, слова любого вора. Это не грабеж, Желток, это война.
При северянине оказалось несколько полосок сушеного мяса, и Танни их прикарманил. Потом еще нашлось кресало с кремнем; их капрал отбросил. Денег не было, что неудивительно: монеты в этих диких краях были все еще не в ходу.
— О, у него клинок! — спохватился Желток, покачивая арбалетом.
— Свежевальный нож, болван, — Танни вынул его и сунул себе за пояс. — Потом брызнем на него кроличьей крови и скажем, что сняли с убитого названного: пари держу, что можно будет втюхать какому-нибудь олуху в Адуе.
Он реквизировал у северянина лук и стрелы — еще не хватало, чтобы тот решил вдруг выстрелить им вслед. Уж больно неприветливый у охотника вид, хотя и сам Танни вряд ли бы выглядел чересчур приветливо сразу после того, как его дважды обчистили. Подумалось, а не прихватить ли заодно и его плащ, но он вконец пообтрепался, а вообще, не исключено, принадлежал некогда Союзу. Сам Танни удачно стянул с квартирмейстерского склада в Остенгорме пару десятков армейских плащей, и до сих пор не успел их все пристроить. Так что чужого добра нам не надо.