А потому он держался в стороне от костров и людей вокруг них, держа путь по позициям к северу через истоптанное поле битвы. Он миновал двоих учетчиков, которые в свете фонаря составляли реестр убитых: один делал пометки в амбарной книге, другой заглядывал под саваны, выискивая трупы, достойные внесения в реестр и отправки обратно в Срединные земли — тех, кто недопустимо знатен для того, чтобы упокоиться в северной грязи. Как будто один мертвец чем-то отличается от другого. Танни перелез через стену, за которой весь день наблюдал и которая опять сделалась неприметной причудой селянина, какой и была до битвы; перелез и побрел в сумраке на дальний левый край, где размещались остатки родного Первого полка.

— Я не знал! Ну не знал я, я его просто не разглядел!

В полусотне шагов от ближайшего костра, среди ячменя с вкраплениями белых полевых цветов стояли двое, неотрывно глядя на что-то. Один был испуганного вида паренек с пустым арбалетом, Танни его не знал — может, новый рекрут. Рядом с факелом в руке стоял Желток, жестко тыча в паренька вытянутым пальцем.

— В чем дело? — зарычал на подходе Танни.

Нехорошее предчувствие оправдалось, когда стало ясно, на что они смотрят.

— О бог ты мой.

На лысом пятачке земли лежал Уорт, с открытыми глазами и высунутым языком, а в груди у него торчал арбалетный болт.

— Я думал, это северяне! — оправдывался паренек.

— Северяне, остолоп ты хезаный, к северу от наших позиций! — орал на него Желток.

— Я-то думал, это у него топор!

— Заступ. — Танни, пошарив, поднял его из ячменя, коснувшись застывших пальцев Уорта. — Видно, он делал то, что получалось у него лучше всего.

— Убить тебя мало, тля! — процедил Желток, берясь за меч.

Паренек беспомощно взвизгнул, прикрываясь арбалетом.

Танни шагнул между ними, с печальным вздохом положив на грудь Желтка сдерживающую ладонь.

— Оставь, не надо. Война есть война. От ошибок не застрахован никто. Пойду-ка я к сержанту Форесту, выясню, чем заниматься.

Из вялых рук паренька он вытащил арбалет и сунул в них заступ.

— А ты давай-ка приступай. Чтоб к моему приходу все было сделано.

Для Уорта, стало быть, сойдет и грязь северян.

— Он тут?

Хлад медленно кивнул.

— Тут.

— Один? — спросил Зоб, берясь за гнилую ручку.

— Заходил один.

То есть почти наверняка он там со своей ведьмой. Лишний раз встречаться с ней Зобу ох как не хотелось, особенно после вчерашнего сюрприза, но рассвет не за горами, да и поговорить давно пора. Даже как бы не поздно, лет эдак на десять. Вначале надо сказать вождю. Это по-правильному. Зоб надул щеки, выдохнул, изобразил на заштопанном лице подобающую гримасу, потянул на себя ручку и вошел.

Ишри стояла на земляном полу, руки на бедрах, голова набок. Длинный плащ понизу был опален, воротник частично выгорел, почернели повязки. Но кожа по-прежнему была такой гладкой, что чуть ли не отражала свет факелов — отблески играют на щеках, прямо-таки черное зерцало.

— Зачем тебе драться с этим глупцом? — насмехалась она, длинным перстом указывая в сторону Героев. — Ты ничего не выиграешь. А если ты ступишь на круг, я не смогу тебя оберегать.

— Оберегать, меня?

Доу сутулился возле темного окна. Жесткое лицо полностью скрывала тень; топор он держал на отводе, под самым лезвием.

— Да я за милую душу разделывался на круге с такими, что в десятки раз сильнее этого рохли принца Кальдера.

И он длинно скрежетнул точильным бруском.

— Кальдер это одно, — строптиво фыркнула Ишри. — Но здесь задействованы и иные силы. Те, что вне твоего понимания…

— Понимания у меня достаточно. У тебя междоусобица с первым из магов, вот ты и используешь мою свару с Союзом себе в помощь против него. Я верно понимаю? А уж в распрях я толк знаю, поверь. Вы, ведуньи или как там вас, полагаете, что обретаетесь в другом мире, но ногами-то вы все равно стоите в этом. Отсюда-то они у вас, насколько я вижу, и растут.

Она приподняла подбородок.

— Там, где есть заточенный металл, есть и риск.

— Само собой. В этом-то и смак.

Точило снова вжикнуло по лезвию. Ишри, скривив губы, зло прищурилась.

— Да что с вами такое, чертовы розовые людишки? Вы просто помешаны на идиотской грызне и гордыне!

Доу осклабился, сверкнув зубами из полутьмы.

— Ты умная женщина, сомненья нет. Знаешь много полезного.

Снова скрежет точила, и Доу поднес топор к свету. Край лезвия переливался острым блеском.

— Но ты ни черта не знаешь о Севере. С гордыней я расстался годы и годы назад. Она не про меня. Натирает во всех местах. Все дело в моем имени.

Он опробовал заточенную кромку, проведя по ней кончиком пальца нежно, как по шее любовницы, и пожал плечами.

— Понимаешь, я Черный Доу. Чер-ный. И отделаться от своей черноты мне все равно что домахнуть до луны.

Ишри с отвращением тряхнула головой.

— И это после всех моих усилий…

— Если меня убьют, то твоих потраченных усилий мне будет охрененно жаль. Тебя это устраивает?

Доу прислонил топор к стенке.

Она насупилась и сердито зашипела, чисто змея.

— По вашей погоде я скучать не буду.

Ведьма схватила опаленную полу плаща и резко накинула на лицо. Громкий шелест — и она исчезла, лишь лоскуток почерневшей марли сиротливо порхал на том месте, где она только что стояла.

Доу ухватил его двумя пальцами.

— А ведь могла просто уйти через дверь. Но тогда бы, наверно, не было такого… накала страстей.

Он дунул на невесомый обрывок ткани и задумчиво посмотрел, как тот парит в воздухе.

— А вот ты, Зобатый, не хотел бы так — р-раз, и исчезнуть?

Последние лет двадцать — что ни день.

— Знаешь, — крякнул Зоб, — а может, в ее словах и впрямь есть смысл. Насчет круга.

— Ты тоже начинаешь?

— Тебе этим ничего не достичь. Вспомни, как всегда говорил Бетод: «Ничто так не показывает силу, как…»

— К херам милосердие! — рыкнул Доу.

Молниеносным, с присвистом, движением он выхватил из ножен меч. Зоб сглотнул, через силу заставив себя не пятиться.

— Сколько я уже давал этому малому поблажек, а он что? Выставлял меня всякий раз хером. Чуть ли не двумя сразу. Нет, знаешь, пора его прикончить.

Доу принялся тряпицей надраивать тускло-серое лезвие; на скулах играли желваки.

— Да не просто прикончить, а ох как прикончить. Так, чтобы никому больше и в голову не приходило выставлять меня хером самое меньшее сотню лет. Преподать наглядный урок. Только так оно и сработает.

Зоб поймал себя на том, что отводит взгляд. Смотрит в земляной пол и помалкивает.

— Надеюсь, ты будешь держать щит за меня?

— Я же говорил, что стою за тебя до окончания битвы.

— Говорил.

— Ну так битва окончена.

— Битва, Зобатый, не кончается никогда, ты это знаешь.

Доу молча смотрел — половина лица на свету, один глаз поблескивает из темноты, — и Зоб начал изливать причины и доводы, о которых его и не спрашивали:

— Видишь ли, для этой задачи есть люди и получше. Моложе. У которых и колени поздоровей, и руки покрепче, и имена позвучнее.

Доу просто смотрел, не перебивая.

— А друзей я скольких за эти дни потерял. Так много, что уже невмоготу. Брек ушел. Жужело и тот сгинул.

Не хватает духу-то признаться, что невыносимо смотреть, как Доу будет забивать на круге Кальдера. И что вера его может пошатнуться.

— Времена переменились. Для таких, как Золотой с Железноголовым, я все равно не указ. Они меня ни во что не ставят, ну а я их тем паче. Вот все это, и… и…

— И вообще, с тебя хватит, — подсказал Доу.