— Пожалуй, вы правы…

— Тем временем очень умный человек, придумавший эту машину — гуркский беженец по имени Масруд, — только что изобрел еще одну, которая будет прясть вычесанную шерсть, ссучивая ее в нитки. Каждая такая машина лишит работы шестерых женщин. Которые совсем не рады такой перспективе.

— Архилектор, как бы ни был я очарован изысканиями вашей дочери… — здесь он ни капли не преувеличивал; при мысли о ней ему пришлось даже положить ногу на ногу, чтобы избежать неловкости, — …я все же не очень понимаю, какое отношение они имеют к нашим северным проблемам.

— Перемены, ваше высочество. Перемены такого рода и происходящие с такой скоростью, каких не было видано прежде. Жизненный уклад, державшийся столетия, шатается и трещит по швам. Традиционные барьеры, как бы мы ни пытались их укрепить, рушатся словно песочные замки перед приливной волной. Люди боятся потерять то, что имеют, и домогаются того, чего не имеют. Это время хаоса. Время страха.

Архилектор пожал плечами — осторожно, словно даже это движение доставляло ему боль.

— Это время благоприятных возможностей, если вы умны, как моя дочь, но также и время великих опасностей. Не так давно инквизиция раскрыла заговор, составленный группой недовольных рабочих, имевший целью сжечь ту самую фабрику, о которой я вам рассказывал, и поднять среди рабочих восстание против правительства вашего отца.

— Надо же!

— Не проходит дня, когда владельцы мануфактур не получали бы угроз. И не проходит ночи, когда рабочие, вымазав лица сажей, не причиняли бы умышленный вред машинам. Вчера утром в Хокстеде похороны одного их агитатора вылились в открытый бунт.

— Что вы говорите!

— В камерах непосредственно под нами располагаются члены группы, называющей себя «ломателями». Их поймали прошлой ночью во время попытки взорвать литейную мастерскую, расположенную не далее чем в двух милях от того места, где мы сидим. В настоящее время мы пытаемся убедить их помочь нам в искоренении заговора, простирающегося до пределов всей страны.

Взгляд Орсо устремился к полу.

— Это… просто ужасно.

Впрочем, он не был уверен, относились его слова к заговору или к судьбе, ожидающей заговорщиков. Возможно, и к тому и к другому.

— Повсюду предательство. Повсюду измена. Люди любят повторять, что времен хуже нынешних еще не бывало…

— Это уж точно! — улыбнулся Орсо.

— …Но в данном случае они правы: времен хуже нынешних еще не бывало.

Улыбка Орсо погасла.

— Вот как.

— Хотелось бы мне, чтобы мы были свободны делать то, что считаем правильным. Воистину, мне бы этого хотелось! — Архилектор поднял взгляд на большой темный портрет, висевший на стене. Какой-то мрачный лысый бюрократ прошлых времен пристально взирал сверху вниз на мелких людишек. Может быть, Цоллер. — Но мы попросту не можем идти на риск, затевая какие-либо заморские экспедиции, пусть даже с самыми благими намерениями, пусть даже весьма желательные и очевидно необходимые.

Он сцепил длинные тонкие пальцы и твердо посмотрел на Орсо, поблескивая глазами в глубоких, как у черепа, глазницах.

— Попросту говоря, правительство Союза висит на волоске и должно прежде всего заботиться о собственной безопасности. О достоянии короля. О положении его наследника.

— Ну, если вы ставите целью обеспечить ему комфортную позицию, я не буду вам мешать!

Орсо беспомощно пожал плечами. У него закончились идеи.

— То есть это вопрос политики?

— Ваше высочество, — и архилектор Глокта улыбнулся, снова демонстрируя зияющую дыру в передних зубах, — это всегда вопрос политики.

Орсо снова перетасовал свои карты, но раздача не стала менее ужасной с того раза, когда он увидел ее впервые.

— Складываю, — буркнул он, с отвращением бросая карты на стол. — Что за свинский день! Начинаешь удивляться, как в этой стране вообще хоть что-то делается.

— Или понимать, почему не делается ничего, — вставил Танни, копаясь вилкой в кастрюле.

— Это не прибавляет мне желания заняться королевской работой, будь уверен.

— Его и вначале было не очень-то много.

— Вот именно. Неудивительно, что мой отец такой… какой он есть.

— В смысле, такой слабак? — хохотнул Желток. — Вот уж точно, таких сла…

Орсо ухватил его за перед рубашки, намотав ткань на кулак и наполовину вытащив беднягу из кресла.

— Я могу смеяться над ним, — рявкнул он прямо в ошеломленное лицо товарища. — Ты — нет!

— Нет смысла запугивать этого идиота, — заметил Танни, умудряясь раскуривать трубку с чаггой, щуриться в сторону Орсо и сдавать карты одновременно. — Он же идиот.

Желток развел ладонями, молчаливо подтверждая этот тезис. Зашипев от отвращения, Орсо пихнул его обратно в кресло, сгреб свою новую раздачу и принялся лениво ее рассматривать. Она была настолько же ужасной, как и предыдущая. Впрочем, говорят, что хороший игрок — это тот, кто может выиграть, даже имея на руках плохие карты.

— Забудьте вы про этих старых пердунов из правительства! — Танни ткнул в сторону Орсо чубуком трубки. — У них нет широты взгляда. Нет дерзости! Нужно взглянуть на это дело под другим углом. Почему бы не представить его как ставку в игре?

Он бросил пару серебряных монет на пустое место посередине стола.

— Смотрите: вам нужен кто-то с деньгами, с амбициями, и при этом достаточно терпеливый. Кто-то, кто согласится поставить на вас деньги в надежде впоследствии получить несколько бонусов, кто сочтет это оправданным риском!

— Это точно не я, — с грустью вставил Желток, швыряя свои карты на стол.

— Богатый, амбициозный и терпеливый, — задумчиво повторил Орсо, сосредоточенно разглядывая две поблескивающие монетки. — Ставка… Или… инвестиция? А ну, передай-ка мне карандаш.

Орсо взял карту, набросал поперек нее несколько слов, сложил и протянул Хильди.

— Не могла бы ты отнести это в то же место, что и обычно? — Он многозначительно повел бровями. — Приглашение в кабинет к Суорбреку. Десять монет, если доставишь быстро.

— Давайте двадцать, и оно будет доставлено вчера, — откликнулась Хильди, спрыгивая со скамьи и направляя на него подбородок, словно тот был заряженным арбалетом, а она разбойником с большой дороги.

— Хорошо, пусть будет двадцать, грабительница! Сколько я тебе уже должен?

— Семнадцать марок и восемь монет.

— Так много?

— Я никогда не ошибаюсь в цифрах, — торжественно заверила она.

— Она никогда не ошибается в цифрах, — подтвердил Танни, передвигая трубку с чаггой из одного угла рта в другой при помощи языка.

— Она никогда не ошибается в цифрах! — заключил Орсо, отсчитывая деньги.

Хильди сгребла монеты с его ладони, сунула их в свою фуражку, глубоко надвинула ее на копну золотистых вьющихся волос и выскользнула из двери, проворная, словно кошка.

— И как мы теперь будем играть без одной карты? — пробурчал Желток.

— Ты всю жизнь играешь без красоты, без мозгов и без денег, — отозвался Орсо, снова перебирая свою раздачу. — Без одной карты тоже как-нибудь управишься.

— Кровь и ад! Где ты умудрилась заработать синяк?

Савин приложила кончики пальцев к губам. Она тщательно припудрила это место, но ее мать, столь невнимательная ко многим вещам, обладала сверхъестественной способностью замечать телесные повреждения.

— Не волнуйся, ничего страшного. Просто я фехтовала. С Бремером дан Горстом.

— Ты фехтовала? С Бремером дан Горстом?! Проклятье, ты же умная девочка, а совершаешь такие безмозглые поступки!

Савин поерзала на стуле и скривилась от боли в ребрах.

— Признаю, это действительно была не лучшая моя идея.

— Твой отец об этом знает?

— Он судил схватку. Вообще-то у меня такое чувство, что он развлекался от души.

— Еще бы, черт побери! Единственное, что доставляет ему большее удовольствие, чем собственные страдания, — это страдания других. Но зачем ты играешь с холодным оружием, вот чего я не могу понять?