Морвир приложил все усилия, чтобы ответить спокойно:

— Это — мои извинения. Поскольку наш одержимый цифрами повар вернулся в Талин, я решил занять освободившееся место и приготовил обед. По рецепту моей матушки. Садитесь, пожалуйста… садитесь!

Он суетливо начал выдвигать стулья, и, несмотря на некоторое замешательство и косые взгляды, за стол они все-таки уселись.

С котелком и половником наготове Морвир подошел к Трясучке.

— Супу?

— Нет уж. Вы меня… как это называется…

— Парализовали, — подсказала Меркатто.

— Вот-вот. Вы меня разок уже парализовали.

— Вы мне не доверяете? — сухо спросил Морвир.

— Трудновато было бы, — сказала Витари, глядя на него исподлобья. — Вы же отравитель.

— После всего, что мы вместе пережили? Не доверяете из-за какого-то маленького паралича? — Он совершал героические усилия, пытаясь удержать на плаву идущий ко дну корабль их деловых отношений, и никто этого не ценил. Ни капельки. — Имей я намерение кого-то отравить, просто брызнул бы ему на подушку черной лаванды и погрузил в сон, от которого не просыпаются. Подложил бы в сапоги шипы америнда, смазал рукоять оружия ларинком, подсыпал во флягу с водой горчичный корень. — Морвир навис над северянином, с такой силой стиснув в руке половник, что костяшки побелели. — Существуют тысячи тысяч способов, которыми я мог бы убить, и никто даже не догадался бы, в чем дело. Я не стал бы утруждать себя, готовя вам обед!

Трясучка уставился на него своим единственным глазом, и на крохотную долю секунды Морвир заподозрил, что впервые за много лет получит сейчас оплеуху. Потом северянин взял ложку, зачерпнул ею из котелка, осторожно подул на суп и проглотил.

— Вкусно. Никак, грибы?

— Э… да, грибы. — Морвир поднял половник. — Ну, кто по-прежнему не хочет супу?!

— Я! — раздался голос из ниоткуда.

Морвиру словно брызнули в ухо кипятком, и, дернувшись, он выронил котелок. Горячий суп струею хлынул на стол, с него на колени Витари. Та с визгом подпрыгнула, сметя на пол свой столовый прибор. Меркатто, с грохотом отодвинув стул, потянулась к мечу. Дэй, выронив недоеденный ломоть хлеба, вскочила и попятилась к выходу. Морвир, крепко сжав в руке уже ненужный половник, с которого капало, резко обернулся…

За спиной у него стояла гурчанка со сложенными на груди руками, с улыбкой на устах. С кожей гладкой, как у ребенка, и блестящей, как черное стекло, с глазами цвета полуночи.

— Спокойно! — гаркнула Меркатто, вскинув руку. — Спокойно. Это друг.

— Мне она не друг! — Морвир лихорадочно пытался сообразить, как эта женщина сюда проникла, и не мог. Рядом не было двери, окно плотно закрывали ставни, в полу и потолке не имелось никаких отверстий…

— У тебя вообще нет друзей, отравитель, — промурлыкала гурчанка. Длинный коричневый плащ ее был распахнут. Тело под ним, казалось, полностью покрывали белые повязки.

— Вы кто? — спросила Дэй. — И откуда, черт возьми, пришли?

— Раньше меня звали Восточный Ветер, — ответила та, грациозно описывая пальцем круги в воздухе и показывая два ряда белых, безупречных зубов. — Но сейчас зовут Ишри. А пришла я с выбеленного солнцем Юга.

— Она имела в виду… — начал Морвир.

— Магия, — проворчал Трясучка, единственный, кто остался спокойно сидеть за столом, и облизал ложку. — Хлеба не передадите?

— К черту хлеб! — рявкнул Морвир. — И магию к черту! Как вы сюда вошли?

— Она из этих. — Витари, чьи глаза превратились в недобро горящие щелочки, сжала в руке кухонный нож. Остатки супа закапали с равномерным стуком со стола на пол. — Из Едоков.

Гурчанка макнула в супную лужицу на столе палец, провела по нему язычком.

— Все должны что-то есть, не так ли?

— Я не желаю быть в числе блюд.

— Можете не беспокоиться. Я весьма разборчива в еде.

— Встречалась я уже с одной из ваших, в Дагоске.

Морвир не понимал, о чем речь, — ощущение, надо признаться, не из самых приятных, — но видел, что Витари встревожена, и оттого взволновался тоже. Эта женщина отнюдь не была склонна к беспочвенным фантазиям.

Витари меж тем обратилась к Меркатто:

— Что за сделку вы заключили?

— Ту, которую нужно было заключить. Она работает на Рогонта.

Ишри уронила голову набок. Чуть ли не горизонтально полу.

— А может, он работает на меня.

— Мне все равно, кто наездник, кто осел, — огрызнулась Монца, — лишь бы один из вас прислал мне людей.

— Он пришлет. Сорок лучших.

— Без опоздания?

— Если Тысяча Мечей не придет раньше, то и они не опоздают. Встали лагерем в шести милях отсюда. Им надо еще разграбить деревню. А потом сжечь ее. Небольшая, но разрушительная компания.

Взгляд черных глаз остановился на Морвире. И он, невесть с чего, занервничал. Белые повязки гурчанки тоже не давали ему покоя. Интересно, зачем…

— Дают прохладу в жару, — сказала она.

Морвир заморгал. Он что, задал вопрос вслух?

— Нет.

Он похолодел с головы до пят. Точь-в-точь, как тогда, когда приютские няньки обнаружили его тайные припасы и догадались об их назначении. В голову полезло нечто несусветное — будто эта гуркская дьяволица читает каким-то образом его мысли. Ведает и дела, им совершенные, о которых, думал он, никто и никогда не узнает…

— Я иду в сарай! — заявил он. Голос, вопреки желанию, прозвучал довольно плаксиво. И понизить его удалось не без труда. — Поскольку завтра мы ждем гостей, нужно подготовиться. Пошли, Дэй.

— Сейчас, закончу только. — Помощница его быстро свыклась с присутствием странной посетительницы и занята была тем, что намазывала маслом три куска хлеба сразу.

— А… да, конечно.

Морвир помешкал немного, собираясь ее дождаться. Но, чувствуя себя все неуютней с каждым мгновеньем, не выдержал и направился к двери.

— Плащ не возьмете? — спросила Дэй.

— Мне и без него будет жарко!

И только выскочив из дома во мрак, пронизанный холодным ветром, тут же забравшимся под рубашку, он понял, что жарко отнюдь не будет. Но возвратиться за плащом и не выставить себя полным дураком было слишком поздно. И Морвир стоически зашагал по темному двору дальше.

— Нет уж. — Плотно обхватил себя за плечи руками, начиная трястись от холода, и злобно выругался. Какая-то гуркская шарлатанка какими-то дешевыми фокусами выбила его из равновесия?.. — Сука перевязанная. — Ну, они еще у него увидят. — О, да! — С приютскими няньками он, в конце концов, расплатился, за все побои. — Посмотрим, кто кого побьет теперь. — Он оглянулся, чтобы убедиться, что за спиною никого нет. — Магия! — Усмехнулся. — Я вам покажу фокусы… И-и-их!.. — Что-то хлюпнуло под сапогом, земля выскользнула из-под ног, и Морвир с размаху шлепнулся в грязную лужу.

— Да будь оно все проклято!..

Хватит с него героических усилий. И перемен к лучшему тоже.

До рассвета, по мысли Трясучки, оставалось часа два. Дождь кончился, но со свежераспустившейся листвы еще капала с барабанным стуком вода. Было зябко и сыро. По тропинке тек разлившийся ручей, сглаживая в грязи вмятины от конских копыт. Среди мокрых древесных стволов замаячил, наконец, слабый красноватый свет лагерных костров, и Трясучка понял, что цель близка.

Темное время — самая пора для темных дел, говаривал некогда Черный Доу, а уж он-то знал…

Оставалось надеяться только, что в этой промозглой тьме пьяный часовой не всадит, всполошившись, стрелу ему в кишки. Может, оно и не так больно, как выжигание глаза, но тоже приятного мало. По счастью, часового Трясучка заметил раньше, чем тот его. Парень сидел, привалясь спиной к стволу, прислонив копье к плечу и прикрыв голову куском промасленной кожи, и не увидел бы ничего, даже если бы не спал.

— Эй!

Часовой дернулся, копье соскользнуло. В поисках его он принялся шарить вокруг себя по земле, и Трясучка, небрежно сложив руки на седельной луке, усмехнулся.

— Окликать меня будешь или я так проеду?