Он с трудом поднялся на одно колено, лицом к приближающимся фигурам, подняв свой сломанный щит и держа булаву наготове.

Лео ничего не мог сделать. Не мог даже встать. Он завозился, подтаскивая себя единственной здоровой рукой, волоча за собой искореженную ногу, все еще сжимая в кулаке меч. Тот самый памятный меч, с навершием в виде львиной головы. Меч, который вручил ему король Джезаль. Самый торжественный день в его жизни.

— Антауп! — прохрипел он.

Удивительно, но знамя все еще торчало вверх, зажатое у него под локтем. Однако Антауп сидел, глядя в пустоту, из дырок в его нагруднике вытекала кровь, его знаменитый чубчик по-прежнему свисал, прилипнув к бледному лбу. Лео подтащил себя к нему и сел рядом, тяжело дыша, выдувая кровавую слюну.

— Прости, — пробормотал он. — Прости меня.

— Ну, давайте, ублюдки! — проревел Йин на северном наречии.

Лео услышал стук спускаемых арбалетов, и Йин зашатался, отступил назад, упал на одно колено.

— Нет! — шипел Лео.

Он подобрал под себя ту ногу, что еще действовала, оттолкнулся ею, обхватил локтем седельную луку на павшей лошади и сумел немного вытащить себя наверх, оказавшись почти на четвереньках.

Йин рухнул навзничь. Из его тела торчали три болта.

Тяжелые сапоги захрустели, приближаясь через площадь. Огромный человек в полном доспехе, на нагруднике сияет золотое солнце Союза, в руках тяжелые боевые клинки. Он отодвинул забрало тыльной стороной латной рукавицы. Тяжелый подбородок, стиснутые челюсти. Бремер дан Горст.

Йин поднял руку, слабо уцепившись за его лодыжку. Горст, нахмурившись, отпихнул его руку в сторону.

Опираясь на меч, как на костыль, Лео приподнялся, перенеся вес на здоровую ногу, которую час назад считал больной ногой. Сейчас она, можно сказать, почти не болела — во всяком случае, по сравнению со второй, которую раздавила лошадь. Или с болтающейся рукой, изрешеченной стальными обломками пушечного залпа.

— Заканчивайте это дело.

Слова имели вкус крови. Кажется, он уловил насмешливый золотой просверк там, наверху, когда дым немного развеялся? Стойкое Знамя? Последнее видение славы?

Горст обвел взглядом Лео, Йина, Антаупа, остальных мертвецов.

— Все уже закончено, — проговорил он своим девчачьим голосом. — Что тут еще заканчивать.

Что-то в его полном отсутствии эмоций вызвало у Лео бешеную ярость. Завопив, он сунулся вперед, подняв меч в неуклюжем выпаде. Горст отступил на шаг, искалеченная нога Лео подогнулась, и он рухнул на бок посреди забрызганной кровью, избитой пушками, заваленной обломками площади.

Он всхлипнул, попытался приподняться, отпихиваясь здоровой рукой, потянулся к рукояти своего выпавшего меча. Его пальцы ползли по плитам, ища львиную голову навершия с наполовину слезшей позолотой.

Горст шагнул вперед и отбросил меч в сторону своим бронированным сапогом.

Все было кончено.

— Еще один шаг, и в каждом из вас четверых будет торчать по стреле!

Рикке тотчас остановилась и продемонстрировала пустые ладони и все зубы, которые у нее имелись.

Ее отец частенько говорил, что улыбка — это лучший щит. Тогда она слушала его скептически. Сейчас, при виде черной зубчатой стены с высовывающимися там и сям то копьем, то стрелой, ее скептицизм нисколько не уменьшился.

Больше из ее спутников никто не улыбался. Трясучка был из тех, кто придерживается мнения, что лучший щит — это щит. Гвоздь презирал само это понятие; если бы ему предложили щит, он без сомнения взял бы вместо него еще один топор. Корлет, со своей стороны, продолжала разыгрывать роль маленькой, но сердитой собачонки, крепко сжимая в кулаке древко знамени с вышитым символом Долгого Взгляда.

Тем не менее, если уж природа наделила ее хорошими зубами и они еще не были покрыты татуировками или выколоты иглой, надо было использовать их на полную мощность. Рикке улыбнулась как можно шире, компенсируя похоронные лица вокруг.

— Я не хочу, чтобы во мне торчала стрела! — крикнула она. — Кому такое понравится? Ты ведь знаешь, кто я?

Пауза. Потом, очень кислым тоном:

— Ты Рикке. У которой Долгий Взгляд.

— Вот и на знамени то же нарисовано, видишь? — Рикке кивнула в ту сторону. — Не говоря уже о моем лице. Не беспокойся, я пришла просто поговорить. Ты ведь Бродд Молчун, я правильно понимаю?

— Это я.

— Очень хорошо. Я слышала, что Черный Кальдер ушел сосать члены в Высоких Долинах, а тебя оставил посидеть с детишками, это так?

Молчание. Впрочем, чего еще ожидать от того, кого прозвали Молчуном?

— Будем считать, что это было «да».

Рикке кивнула Гвоздю, и он скинул с плеча сундучок и небрежно опустил на мостовую. Сундучок глухо звякнул, ударившись о булыжник.

— Итак, у меня здесь… сколько у меня здесь? Кто-нибудь считал?

Трясучка пожал плечами:

— Что я тебе, банкир?

Гвоздь тоже пожал плечами:

— Все, что больше пятнадцати, для меня темный лес.

— Ну что ж, посмотрим… — Рикке присела на корточки возле сундучка и открыла крышку, чтобы все наверху могли полюбоваться содержимым. По удачному стечению обстоятельств, как раз в этот момент проглянуло солнышко, так что вся груда радостно заблестела. — У меня здесь… довольно много серебра. Сколько тут, тысячи две монет?

Она покопалась в сундучке, пересыпая их с приятным звоном, который почему-то способны издавать только деньги.

— Здесь есть карлеонские монеты и монеты из Союза, стирийские скелы и… это еще что?

Она вынула из сундучка крупную монету и принялась разглядывать. Чьи-то головы с обеих сторон.

— Гуркская, — буркнул Трясучка. — С одной стороны император, с другой Пророк.

— Гуркская монета, как вам это? Издалека, с солнечного Юга! — Рикке поднялась и отряхнула коленки. — В общем, вся эта красота достанется тому, кто откроет ворота. Как вы поделите ее между собой — ваше дело. Если мастер Молчун захочет открыть, он, наверное, сможет разделить это добро по справедливости.

Она сделала многозначительную паузу.

— Или остальные из вас разделят. Можете устроить борцовское соревнование за гуркскую красотку, как хотите. Главное, чтобы кто-нибудь впустил нас внутрь.

— Тебе не удастся нас подкупить! — крикнул Молчун со стены, но его голос звучал немного пронзительно в свете такой вероятности.

— Ну что же, — проговорила Рикке, сама невинность. — У вас есть и другой выбор…

Гвоздь проделал свой фокус — как-то по-особому свернул губу и свистнул сквозь зубы, так громко, что у нее заболели уши, — и из-за каждого здания, из каждого дверного проема и каждого окна напротив стены показались воины. Закаленные в боях, хорошо вооруженные, люди из Уфриса и Западных Долин. Дюжины людей, ни один из которых не добавил свою улыбку к общему счету.

— …Он состоит в том, что я отдам эти деньги вот этим ублюдкам, чтобы они перелезли через стену и отперли засовы с той стороны. — Рикке приложила ладонь к груди. — Вообще-то я горжусь тем, насколько мирно мы вели себя до сих пор, и если говорить о кровопролитиях, то я всегда предпочитаю маленький ручеек большому потоку. Но я видела себя сидящей на троне Скарлинга, вот с этим знаменем позади.

Она повернулась к ним своей левой стороной и постучала пальцем по покрытой татуировками щеке:

— Видела, вот этим глазом, понимаете, о чем я? Так что это наверняка произойдет. Можете считать, уже произошло. Что до вас, ребята, то окажетесь ли вы в результате богатыми или мертвыми — для меня примерно одинако…

Послышался хриплый крик, и с вершины стены что-то полетело вниз.

— Уф, — успела вымолвить Рикке, прежде чем Трясучка оттащил ее назад, пихнул на землю и прикрыл спереди своим щитом.

У Гвоздя даже волос не шевельнулся. Он был из тех редких людей, храбрость которых граничит с безумием, когда они уже не обращают на опасность никакого внимания. Он просто наблюдал, уперев ладони в бедра, как летящий предмет стремительно приближается, и даже не вздрогнул, когда тот хряпнулся о булыжник в паре шагов впереди, забрызгав его кровью.