— Может, вам стоило дать этому сражению выбрать кого-нибудь другого?

— Ты сама видела, как они поступили в войну! — Лео сердито подался вперед. — Обещали все на свете и не дали ничего. Союз бросил Уфрис в беде! Предал твоего отца. Предал тебя! Но Инглия тебя не бросила. Я тебя не бросил!

Ему вдруг пришло на ум, что, глядя на то, как он сидит рядом со своей новой женой, Рикке может придерживаться иного мнения. Он кашлянул, нахмурился и опустил взгляд в стол.

— Значит, объезжаешь своих должников, — проговорила Рикке. — И куда ты направляешься дальше, Молодой Лев?

Нет, ее было невозможно обмануть. Она всегда видела его насквозь. К тому же искренность тоже может быть оружием.

— В Карлеон, — ответил он. — Как ты, без сомнения, уже догадалась.

— Просить помощи у Большого Волка. — Рикке оскалила зубы и зарычала на него с внезапной, ошеломляющей яростью: — У человека, который сжег половину этого города просто потому, что ему так захотелось? Который обещал отослать моему отцу мои кишки в шкатулке? Который убил кучу моих друзей, да и твоих тоже? Который убил бы и тебя, если бы мой Долгий Взгляд не увидел этого заранее? «Сломай то, что они любят» — это он сказал! И ты хочешь, чтобы я объединила силы с моим заклятым врагом?

— Порой приходится использовать одного врага для борьбы против другого, — сказала Савин.

Рикке оттянула верхнюю губу и пососала волоконце мяса, застрявшее между зубов.

— О, ты очень умная, леди Брок! Ручаюсь, ты могла бы проползти сквозь замочную скважину, даже с твоим нынешним животом! Однако в последний раз, когда мы встречались, это было на твоей земле. Здесь, у нас, враги не так просто перелицовываются в друзей.

— Я сомневаюсь, что здешние правила так уж отличаются, — ответила Савин. — Уфрису нужна защита, поэтому он и стал Протекторатом. Король Орсо и его Закрытый совет уже показали, что не собираются ему помогать. Если ты присоединишься к нам, мы сможем удержать равновесие между вами и Сумраком. Откажешься — твое время уже почти истекло. Все очень просто.

— В смысле, я рискую всем и взамен получаю то, что у меня уже есть? — фыркнула Рикке. — Ах да, и еще клочок красной тряпки в придачу! Ты любишь заключать сделки, так скажи: если бы ты сидела здесь, на моей скамье, что бы ты сама ответила на такое предложение?

— Я бы сказала, что лучшего у тебя не будет, — отозвалась Савин.

Лео поморщился. Он пришел к Рикке как к старому другу, чтобы просить о помощи, а его жена превращала все в какую-то торговлю. В которой к тому же ощущался явственный душок шантажа.

Он поднял вверх обе ладони, пока все не зашло еще дальше:

— Мы ведь друзья! Я рисковал своей жизнью ради тебя. И ради Уфриса. — Он двинул ногой и скривился. — Шрамы еще не зажили. Но я готов сделать то же самое снова. Я помог тебе с твоими врагами, а теперь прошу тебя помочь мне с моими.

Савин сидела выпрямившись, с кислым видом вытирая пальцы о тряпку. Рикке сидела выпрямившись, с надутым видом упершись руками о скамью позади себя, так что костлявые плечи выехали выше ушей.

— Ты просишь о многом, Лео. И у меня, и у моих людей. Не делай вид, будто это не так. Мне надо подумать. Может быть, Долгий Взгляд откроется этой ночью, покажет мне ответ.

— Я понимаю. Это серьезное решение.

Неловкое молчание затягивалось. Лео смущенно опустил взгляд к полу. Только сейчас он увидел нарисованный там круг — стол, за которым они ели, стоял ровно посередине. Примерно пять шагов в ширину, такой же, в каком он дрался со Стуром Сумраком. В каком северяне дрались с тех самых пор, когда еще не было придумано слов.

— Зачем здесь круг?

Лицо Рикке скользнуло в тень, лишь единственный глаз блестел из темноты.

— Для тех, кто со мной не согласен.

Рикке проснулась рывком, отбросив с себя меховые одеяла, словно они ее душили. Мысли неслись наперегонки в ее потной голове. Потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, где она. И кто она.

Она до сих пор не привыкла спать в отцовской кровати. Однако это была, наверное, лучшая кровать на всем Севере. Огромная, несмотря на то что он был невелик ростом. Он всегда говорил, что хочет иметь возможность ворочаться сколько влезет без риска свалиться на пол. Раму вырезал для него лучший корабельный мастер в Уфрисе: деревянные чудища гонялись друг за другом по всей длине. Набитый гусиным пухом матрас он купил у стирийского купца, заплатив его вес серебром. Помимо Рикке, это, наверное, была вещь, которой он гордился больше всего в мире. Он едва не плакал, оставляя ее Черному Кальдеру, когда тот занял город, и был вне себя от радости, когда нашел ее целой и невредимой, вернувшись назад. Он любил повторять, что, после того как полжизни спал на земле, может себе позволить вторые полжизни спать в уютных объятиях подушек, не испытывая угрызений совести.

И тем не менее она до сих пор не могла привыкнуть спать в отцовской кровати. Однако здесь она чувствовала себя ближе к нему, даже несмотря на то, что его больше не было. К тому же если тебе оставили в наследство лучшую кровать на всем Севере, было бы глупо спать на полу, верно?

Она спустила ноги на пол и поерзала босыми пальцами по холодным доскам, кивая сама себе. Все кусочки в ее мозгу понемногу становились на место. Может быть, это было видение, может быть, сон, а может быть, ей просто пришла идея, но — приписывай это магии, удаче или уму — теперь она видела, что надо делать. В конце концов, кто-то должен был выбрать курс. Как бы это ни было неприятно. Как бы это ни было нелегко.

— Легко может быть только мертвым, — прошептала она, вставая.

Утро было прохладным, но пронизанным светом, в нем чувствовалось приближение лета. В высокой синеве неба, словно драконьи ребра, изгибались полоски облаков. Рикке переместила катышек чагги из одного уголка рта в другой и натянула на плечи подаренный кусок ярко-алой материи. Для какой-то тряпки, сотканной из ниток, это было нечто невероятное — настолько прекрасное, что в ней она сама чувствовала себя прекрасной. Такого с ней уже давненько не случалось.

И кто же мог сидеть на скамейке в заросшем саду ее отца, глядя на сверкание восходящего солнца в морской ряби, как не дарительница этого великолепия?

— Савин дан Брок собственной персоной! — провозгласила Рикке. — Ты рано поднялась.

Она казалась совсем другой женщиной без всей своей пудры, краски и костюмов. Моложе, мягче. Обычнее. Честнее. Так, наверное, выглядит воин, снявший кольчугу.

— У меня не было выбора, — отозвалась Савин, кладя ладони на живот. — Кое-кто этим утром решил попинаться.

Рикке села рядом. Взглянула на рыбачьи лодки, покачивавшиеся на волнах, набираясь храбрости, чтобы спросить:

— Можно пощупать?

Савин оценивающе взглянула на нее, щурясь против низкого солнца, потом взяла руку Рикке и поднесла к своему животу.

Рикке сосредоточенно нахмурилась. Подождала, продолжая хмуриться. Маленький бугристый комочек под пеньюаром Савин шевельнулся — и пропал. Только и всего. Рикке тем не менее обнаружила, что улыбается до ушей, словно ей продемонстрировали Высокое искусство.

— Он двигается!

— Да, это он умеет. — Савин поморщилась и поерзала на скамье. — Кроме того, не успеваю я помочиться, как мне уже снова хочется.

— Прости, что я вчера была такой нерадушной хозяйкой, — сказала Рикке.

Эта фраза и сама прозвучала довольно сдержанно. Она заплатила за свою гордость слишком большую цену, чтобы поступаться ею, хотя отец всегда и говорил, что гордостью ничего не купишь.

— Мы в Уфрисе привыкли, что на нас наседают с обеих сторон. Когда на меня наседают, во мне просыпается все самое худшее.

— А ты прости, что я была такой невежливой гостьей, — отозвалась Савин. — Я привыкла думать только о том, чего я хочу, и не смотреть, на чьи головы ступаю, чтобы добраться до цели. Там, откуда я родом, одними приятными манерами ничего не добьешься.