Зоб оглянулся на своих, которые сидели, понурившись; все, кроме Жужела, — тот стоял, приобняв скрещенными руками Меч Мечей, и ловил на язык дождинки. Зоба это слегка раздражало, а еще вызывало что-то похожее на зависть. Ему бы гарцевать вот так беспечным сумасшедшим, без всех этих нудных, во многом никчемных сцен. Но делать все нужно по-правильному, и для него это непреложный закон.
— Что делает человека героем? — вопрошал он у сырого воздуха. — Великие дела? Звучное имя? Высокая слава и воспевание? Нет. А пожалуй то, что он держится за своих.
Жужело одобрительно крякнул и снова высунул язык.
— Брек-и-Дайн, — продолжал Зоб, — сошел с холмов пятнадцать лет назад, четырнадцать из них дрался со мною бок о бок, и всегда прежде себя заботился о своей дюжине. Со счету можно сбиться, сколько раз этот здоровяк-чертяка спасал мне жизнь. Всегда находил где доброе, где смешное слово. Однажды вон рассмешил даже Йона.
— Дважды, — поправил Йон с поистине каменным лицом — еще немного вот так посидит, и можно им делать выщербины в Героях.
— Никогда ни на что не жаловался. Кроме разве что на нехватку жратвы, — голос у Зоба сорвался, и он сипло всхлипнул, чертовски неподходяще для боевого вождя. — Особенно в нынешнее время.
Он прокашлялся и густым голосом продолжил дальше.
— Так и не был наш Брек до конца сыт. А умер… мирно. Он бы наверняка так и хотел, даром что любил хорошую кучу-малу. Умереть во сне, оно ведь куда приятней, чем с железом в брюхе, уж что бы там ни пелось в песнях.
— К хренам те песни, — бросила Чудесница.
— Ага. К хренам. Не знаю толком, кто здесь похоронен. Если сам Скарлинг, то он должен гордиться, что делит землю с таким, как Брек-и-Дайн. — Губы у Зоба расплылись то ли в улыбке, то ли в бесслезном плаче. — А если нет, то и его к хренам. Назад в грязь, Брек.
Он опустился на колени, не успев даже поморщиться от боли — казалось, колено вот-вот лопнет — и, зачерпнув ладонью черную влажную почву, вслед за остальными бросил пригоршню на могилу.
— Назад в грязь, — пробормотал Йон.
— Назад в грязь, — эхом подхватила Чудесница.
— Если же смотреть на отрадную сторону, — вставил Жужело, — то все мы туда так или иначе направляемся, разве нет?
Он оглядел товарищей так, будто ужас как их ободрил. Увидев, что слова не возымели действия, он пожал плечами и отвернулся.
— Вот и нет нашего бродяги Брека. — Легкоступ, озадаченно хмурясь, присел у могилы на корточки, возложив руку на влажный бугор. — Просто не верится. А слова, воитель, хорошие.
— Ты думаешь? — Зоб, морщась, встал, отряхнул с ладоней грязь. — Да мне их произносить уже невмоготу.
— Эйе, — буркнул Легкоступ.
— Да только такие, как видно, времена.
Открытые доводы
— Вставай.
Бек хмуро отпихнул чужую ногу. Башмак на ребрах уже сам по себе не вызывал приязни, а уж тем более от Рефта, и особенно когда он, Бек, кажется, едва успел сомкнуть глаза. Он долго лежал в темноте без сна, вспоминая, как Хлад истыкивал ножом того человека; прокручивал и прокручивал это в памяти, а сам все ворочался и ворочался под одеялом. Никак не мог освоиться — не то с одеялом, не то с мыслью о том вертком ножичке.
— А?
— Союз подступает, вот тебе и «а».
Бек рывком откинул одеяло и, разом забыв про гнев и сон, устремился через чердачную каморку, вовремя пригнувшись под низкой потолочной балкой. По дороге он пнул открытую дверцу скрипучего шкафа, оттеснил плечом Брейта со Стоддером и припал к узкому оконцу. Он ожидал увидеть сцену массового побоища на улочках Осрунга — фонтаны крови, полосканье флагов, услышать под самым окном геройское пение, но взгляду поначалу открылся лишь заспанный городок. Снаружи едва успело развиднеться; шел нудный дождь, под косой завесой которого нищенски жались друг к другу постройки.
Шагах в сорока за мощеной площадью вскипала бурунами грязная река, разлившаяся от дождя и потоков, хлынувших с холмов. Мост, про который накануне было столько разговоров, внешне не впечатлял: обветшалый каменный пролет, ширины едва хватает разминуться двоим всадникам. Справа от него мельница, слева ряд мелких домишек с открытыми ставнями и обеспокоенно глядящими в окошки лицами; в основном все, как и Бек, пристально смотрели на юг. За мостом между каких-то клетей вилась ухабистая дорога, уходя к частоколу на южной окраине городка. Там по настилу, плохо различимые сквозь струи дождя, вроде как двигались люди — пара из них, похоже, с арбалетами, и уже постреливали. На глазах у Бека к площади внизу спешно стекалась из проулков вооруженная толпа, на ходу образуя у северной оконечности моста стену из щитов. Построение происходило под командные крики человека в богатом плаще: готовые сомкнуть разукрашенные щиты карлы впереди, чернь сзади, ждет команды накренить копья.
И впрямь быть сражению.
— Что ж ты раньше не сказал, — прошипел Бек, торопливо сворачивая одеяло и натягивая башмаки.
— А откуда мне было знать, — огрызнулся Рефт.
— На-ка.
Кольвинг — глаза на щекастой физиономии ни дать ни взять два блюдца — протягивал краюху черного хлеба. Между тем у Бека сама мысль о еде вызывала тошноту. Он схватился за меч и только тут понял, что бросаться с ним толком и некуда. Не ждут его ни у частокола, ни за стеной из щитов, ни где-то еще. Бек лихорадочно обернулся сначала к лестнице, затем к окну, сжимая и разжимая свободную руку.
— Что делать-то?
— Нам ждать.
По ступеням на чердак, подволакивая ногу, забрался Фладд в серебрящейся изморосью кольчуге.
— Ричи дал нам для удержания два дома, этот и вон тот через улицу. Я буду там.
— Как там? — Бек спохватился, что произнес это с недостойным замешательством, как малыш, испуганный, что мамка бросит его одного в темноте. — А как же эти ребятки без присмотра?
— Вот вы с Рефтом и присмотрите. Хотите верьте, хотите нет, но в том доме детвора еще более зеленая, чем вы.
— А. Ну да, понятно.
Всю прошлую неделю Бек пилил Фладда за то, что тот постоянно рядом, удерживает, опекает. Теперь же мысль о том, что старикан уходит, лишь прибавляла взвинченности.
— Будете здесь впятером, и еще пятеро подойдет, ребята из одного с вами набора. А пока просто держитесь в куче. Заложите как следует окна внизу. У кого есть лук?
— У меня, — сказал Бек.
— И у меня, — Рефт поднял свой.
— У меня вот праща, — возвел наивные глаза Кольвинг.
— Ты хоть действовать ею умеешь? — усмехнулся Рефт.
Мальчуган пригорюнился.
— Хотя с ней из заложенного окна все равно толку нет.
— Ну так зачем суешься? — шикнул Бек, пробуя пальцем тетиву лука.
Ладони отчего-то вспотели.
Фладд подошел к двум узким оконцам и указал в сторону реки.
— Может, их удастся удержать у частокола. Если же нет, то мы выстраиваем стену из щитов у моста. Коли и там их не удержим, то тогда что ж, те, у кого луки, начинайте стрелять. Только осторожней. Смотрите мне, не попадите в кого из наших. Лучше не стрелять вовсе, чем рискнуть убить своего, а когда льется кровь, одного от другого отличить сложно. Те, кто внизу, готовьтесь вытеснять их из дома, если они все же пробьются.
Стоддер боязливо закусил губищу.
— Да не беспокойтесь. Им все равно не пройти, а если и пройдут, от них уже останутся рожки да ножки. К той поре к ответному удару изготовится Ричи, можете на это положиться. Поэтому если они полезут, просто не пускайте их внутрь, пока не подойдет помощь.
— Есть не пускать! — пискнул Брейт.
С глупо счастливым видом он потрясал копьецом размером с веточку. Таким и кошку-то из птичника вряд ли прогонишь.
— Вопросы есть?
Как именно надо действовать, Бек так толком и не понял, но одним вопросом всего не охватить, и поэтому он промолчал.
— Ну что, ладно. Будет возможность — наведаюсь, проверю.
Фладд похромал к лестнице и скрылся из виду. Они остались одни. Бек снова подошел к окну — все лучше, чем сидеть сложа руки, — но заметных изменений за это время не произошло.