— А ты в него веришь? — спросил Фладд.

Жужело отер пальцем приставшую к гарде грязь.

— Когда-то верил.

— А теперь?

— Бог, он же созидатель, верно? Пахарь. Ремесленник. Повитуха. Бог наделяет вещи жизнью. — Он запрокинул голову и поглядел на небосвод. — А вот чего бы Бог хотел от меча?

— Жужело, — Чудесница прижала руку к груди. — Ты так, драть тебя, глубоко роешь, что мне впору сидеть и часами пучиться для того, чтобы в твои словеса вникнуть.

— Жужело из Блая — само имя, казалось бы, не так уж глубоко и звучит, — рассудил Бек и тут же об этом пожалел, видя, как все на него поглядели, в особенности Жужело.

— Да?

— Я, это… Ну, ты же, наверно, из Блая, да?

— Сроду там не бывал.

— Тогда…

— Честно говоря, не берусь даже и сказать, как оно так вышло. Быть может, Блай — единственное место в тех краях, о котором здесь хоть что-то слышали. — Жужело повел плечами. — Да это и неважно. В имени самом по себе ничего такого нет. Суть в том, что из него создаешь ты. Скажем, люди не накладывают в штаны из-за одного лишь слова «Девятипалый». А накладывают они из-за человека, который за ним стоит.

— А почему тогда Жужело Щелкун? — спросил Дрофд.

— Ответ прост. Один старик под Устредом научил меня фокусу, как расщелкивать орех прямо в кулаке.

— То есть ты…

— Да ну, — фыркнула Чудесница, — Щелкуном тебя зовут не из-за этого.

— Разве?

— А вот и «разве», — подтвердил Йон. — Точно не из-за этого.

— Щелкуном тебя зовут по той же причине, что и Лифа, — Чудесница постучала по бритой голове. — Потому как всем известно, что у тебя в башке давно орех треснул.

— Вот как? — Жужело приуныл. — Вот гады. Это уже куда менее лестно. В следующий раз, заслышав это от кого-нибудь, я буду вынужден требовать разбирательств. Ой, как вы мне все, черт возьми, подпортили!

— Это подарок, — ехидно развела руками Чудесница.

— Доброго утра честному люду.

В круг, отдуваясь, медленно вошел Кернден Зобатый. Седина трепещет на ветру, вид откровенно усталый — под глазами темные мешки, края ноздрей с розовинкой.

— А ну все на колени! — прикрикнула Чудесница. — Правая рука Черного Доу пожаловала!

Зобатый сделал вид, что увещевает всех взмахом руки.

— Да ладно вам, хватит пресмыкаться.

Сзади подошел кто-то еще — оказывается, Хлад, отчего у Бека закрутило в животе.

— Ты как, воитель, в порядке? — спросил Дрофд, вынимая из кармана и протягивая тот кус мяса.

Зобатый болезненно поморщился, сгибая колени, и присел у огня. Одну ноздрю он зажал пальцем, а из другой высморкался долгим чихом, крякнув умирающей уткой. Затем взял мясо и лениво куснул.

— Смотря что считать порядком. За истекшие зимы это понятие, как выяснилось, во многом для меня изменилось. Если мерить его днями, то последние дни я чувствую себя вполне ничего. А лет двадцать назад я бы свое нынешнее состояние оценил как близкое к смерти.

— Как! А разве мы не на поле битвы? — лучась улыбкой, спросил Жужело. — Великий Уравнитель дышит нам в лицо.

— Хорошая мысль.

Зобатый передернул плечами, как будто кто-то дохнул ему в шею.

— Дрофд.

— Да, воитель?

— Когда нагрянет Союз, а это как пить дать произойдет… думаю, тебе лучше не соваться.

— Что значит не соваться?

— Битва будет настоящая, ожесточенная. Я знаю, в тебе есть кость, но у тебя нет снаряжения. Топорик и лук не в счет. А у Союза броня, хорошая сталь и все остальное… — Зобатый покачал головой. — Я могу найти тебе место где-нибудь…

— Нет-нет, воитель, я хочу биться!

Дрофд оглянулся на Бека, словно в поисках поддержки. Бек ее дать не мог. Он и сам не прочь переждать где-нибудь на задах.

— Я хочу добыть себе имя. Дай мне такую возможность!

Зобатый поморщился.

— Имя не имя, ты все равно останешься таким, как был. Не лучше. А может, только хуже.

— Эйе, — вырвалось у Бека.

— Легко говорить тем, у кого оно есть, — разобиделся Дрофд, хмуро глядя в огонь.

— Ну если хочет человек биться, ты уж ему позволь, — вступилась Чудесница.

Зобатый удивленно поднял глаза. До него как будто дошло, что он находится где-то в другом месте, а не там, где ему думается. Тогда он оперся на локоть, один башмак выставив к огню.

— Что ж, ладно. Да и дюжина эта теперь твоя.

— Точно, моя, — подтвердила Чудесница, легонько пихнув его башмак своим. — Так что драться будут все.

Йон радушно хлопнул по плечу Дрофда, разрумяненного и несказанно довольного предвкушением славы. Чудесница, потянувшись, щелкнула пальцем по рукояти Меча Мечей.

— К тому же для имени особого оружия и не надо. Ты-то вон себе имя зубами добыл, так ведь, Зобатый?

— Перегрыз кому-то глотку, что ли? — восхитился Дрофд.

— Да не совсем.

Взор Зобатого затуманился давним воспоминанием; свет костра подчеркивал морщины в уголках глаз.

— В первом бою нам пришлось жарко, я оказался в самой гуще. Тогда, в ту пору, я был как одержимый. Хотелось быть героем. Жаждалось имени, славы. И вот мы потом сидим у кострища, и я прикидываю, какое же имя мне присвоят. Хотелось чего-то видного, боевого, — он поглядел из-под кустистых бровей, — вроде Красного Бека. И вот, пока Тридуба над этим раздумывал, я хватанул с кости мяса. С подпития не рассчитал, должно быть. Мне в горло впилась кость. С минуту я даже дышать не мог, все колошматили меня по спине. Наконец один парняга покрупней схватил меня вверх тормашками и встряхнул, лишь после этого кость вышла. Я потом пару дней разговаривать толком не мог. Вот Тридуба и прозвал меня Зобом, Зобатым. Все из-за того, что я себе в горло запихал.

— Шоглиг как раз и сказала, — затянул свое Жужело, — что мне мою участь явит… человек, что подавился костью.

— Повезло мне, — крякнул Зобатый. — Ох, я взбесился, когда получил такое имечко. А оказывается, Тридуба оказал мне услугу. Он по-своему усмирял мой нрав. Чтоб не нарывался.

— Похоже, сработало, — усмехнулся Хлад. — Ты же резак? Вначале отмеряешь, потом отрезаешь.

— Вот уж и впрямь резак, — отмахнулся Зобатый. — Только затупленный и глазомера нет.

Легкоступ вжикнул напоследок ножичком по точилу и взялся за следующий.

— А ты знаком с нашим последним пополнением, Хлад?

Он указал пальцем.

— Вот, Красный Бек.

— Видал, видал, — Хлад посмотрел через костер. — Вчера в Осрунге.

У Бека возникло безумное ощущение, что железным глазом Хлад видит его насквозь и знает, какой он лжец. Удивительно, как этого не разглядели другие, ведь у него, Бека, это клеймом на лбу выжжено. Спину кольнуло холодом, пришлось плотнее запахнуть заскорузлый от крови плащ.

— Да, ну и денек вчера был, — выдавил он.

— Ничего, сегодня будет еще один, — сказал Жужело, выпрямляясь во весь ростище; Меч Мечей он поднял высоко над головой. — Если повезет.

Кожа натянулась под пронзившей ее сталью, растрескалась иссушенной землей, шевелились ворсинки щетины, краснели нити жилок в уголках выпученных буркал. Зубы у Финри сжимались, и она все впихивала, впихивала, впихивала острие; цветные пятна лопались под веками. В голову лезла треклятая музыка. Та, что наигрывали скрипачи. Они наяривали до сих пор, все быстрее и быстрее. Боль эта тягомотина притупляла, как ей и говорили, а вот насчет заснуть под нее — дудки. Финри повернулась на другой бок, сжавшись калачиком под одеялами. Как будто можно вот так, перевернувшись, оставить день убийства на другой стороне кровати.

Свет свечей обрамлял дверь, просачивался в щели между досками. Как свет дня сквозь дверь промозглой комнаты, где их держали в плену. Коленями на полу, с нащупывающими узлы пальцами. Голоса. Приходят и уходят офицеры, разговаривают с отцом. О стратегии и снабжении. О цивилизованности. О том, кого из них желал бы Черный Доу.

Происшедшее мешалось с тем, что могло или должно было произойти. Вот Ищейка со своими северянами прибывает на час раньше и замечает дикарей прежде, чем они вышли из леса. Вот она узнает обо всем заранее и всех предупреждает, перед ней рассыпается в благодарностях лорд-губернатор Мид. Или капитан Хардрик приводит помощь, а не пропадает без вести, и кавалерия Союза успевает в самый решающий момент, как в книгах. Тогда она, Финри, возглавляет оборону и встает на баррикадах с поднятым мечом и в окровавленном нагруднике, как на пламенном полотне Монцкарро Муркатто о битве при Сладких Соснах, виденном ею однажды на стене в какой-то безвкусной лавке. Сплошь безумие. Ворочаясь, она это сознавала, прикидывая, не сошла ли с ума. Тем не менее фантазии не покидали.