На пороге появился ребенок. Девочка лет восьми, с рыжими, всклокоченными волосами, в ночной рубашке, слишком для нее длинной. Из-под подола выглядывали только худенькие босые ступни.

Взгляд больших голубых глаз уперся в Трясучку. Потом — в Монцу. Потом метнулся к Витари.

— Мама, Кэс плачет.

Та опустилась перед малышкой на колени и пригладила ей волосы.

— Слышу, детка. Попробуй его успокоить. Скоро я приду и спою вам песенку.

— Ладно.

Девочка снова уставилась на Трясучку. Тот стыдливо запихал топор поглубже под куртку. Изобразил улыбку. Малышка попятилась и закрыла за собой дверь.

— Сыночек кашель подхватил, — сказала Витари прежним язвительным голосом. — Сперва один заболевает, за ним — все остальные, и, напоследок, — я. Знакомы с радостями материнства?

Трясучка поднял бровь.

— Как-то не довелось.

— С семейной жизнью мне не везет, — сказала Монца. — Так вы можете нам помочь?

Витари перевела взгляд с нее на Трясучку и обратно.

— Кто еще у вас в подручных?

— Есть один боец, Балагур.

— Хорошо дерется?

— Очень, — сказал Трясучка, вспомнив два окровавленных трупа в талинском переулке. — Правда, малость странноват.

— Северянин, надо думать, тоже по этой части. Еще кто?

— Отравитель с помощницей.

— Хороший?

— Да… по его словам. Зовут Морвир.

— Фу! — Витари скривилась, словно мочи хлебнула. — Кастор Морвир? Этот ублюдок не надежней скорпиона.

Монца ответила ей твердым, спокойным взглядом.

— И скорпион может быть полезен. Так вы поможете нам?

Глаза Витари превратились в щелки. Блеснули в свете очага.

— Помогу, но не бесплатно. Что-то подсказывает мне, что по окончании дела я перестану быть в Сипани желанной гостьей.

— О деньгах не беспокойтесь. Они будут, когда мы доберемся до принцев. Вы знаете людей, которые могут с этим помочь?

Витари глотнула еще супу, выплеснула остатки в очаг. Угли зашипели.

— Ох… кого я только не знаю.

Ранним утром на кривых улочках Сипани еще царила тишина. Монца поежилась, плотнее запахнула куртку, спрятала руки под мышки. На посту у двери она стояла уже около часа, все больше коченея и выдыхая в туманный воздух облачка пара. Уши и ноздри пощипывало от холода. Странно, что сопли в носу не замерзали. Но она терпела. Должна была терпеть.

«Девять десятых войны — это ожидание», — писал Столикус.

Все десять — казалось ей сейчас.

Мимо, посвистывая, прошел мужчина, прокатил тачку, груженную соломой. Монца смотрела ему вслед, пока черный силуэт не растворился в тумане.

Ей хотелось, чтобы рядом был Бенна.

И еще хотелось, чтобы при нем была трубка.

Мысль застряла в голове, как заноза под ногтем, — не избавиться. Монца облизала пересохшие губы. О, чудесное, покалывающее жжение в легких… вкус дыма во рту, тяжесть, разливающаяся по рукам и ногам, свет, заполняющий мир, когда следа не остается от сомнений, ярости, страхов…

Вновь послышались шаги. Из темноты вынырнули две фигуры. Монца напряглась, сжала кулаки, не обращая внимания на боль в искалеченной руке. Впереди шла женщина в ярко-красном плаще с золотой вышивкой. Сзади — мужчина… слуга, тащивший на плече тяжелый сундук.

— Пошевеливайся! — крикнула женщина с едва заметным союзным акцентом. — Если я опять опоздаю…

Тишину прорезал звонкий свист Витари. Из подворотни выскользнул Трясучка, догнал слугу, ухватил за руки. Из ниоткуда вышел Балагур, нанес ему четыре мощных удара в живот. Бедняга и вскрикнуть не успел. Повалился на мостовую, и его начало рвать.

Зато вскрикнула женщина. Вытаращила глаза, развернулась, собираясь бежать. Но из мрака впереди донесся голос Витари, зловеще вопросивший:

— Карлотта дан Эйдер, если не ошибаюсь?

Женщина, беспомощно вскинув руки, попятилась к двери, где поджидала Монца.

— У меня есть деньги! Я заплачу…

Витари непринужденной и развязной походкой выплыла из тумана, словно прогуливаясь по собственному саду.

— О, конечно, заплатишь. Должна сказать, я была удивлена, узнав, что фаворитка принца Арио явилась в Сипани. Говорят, тебя не вытащить из его спальни.

Подгоняемая Витари, женщина все пятилась к двери, и Монца начала отступать в глубь коридора, морщась от острой боли в затекших ногах.

— Сколько бы ни платила вам Лига Восьми, я…

— Обижаешь. Я не работаю на них. Ты не помнишь меня? Не помнишь Дагоску? Свою попытку продать город гуркам? И как тебя поймали? — Витари выронила что-то из руки, и Монца увидела запрыгавший по камням мостовой крестообразный клинок, свисавший на цепочке с ее запястья.

— Дагоска? — В голосе Эйдер зазвучал неподдельный ужас. — Нет! Я сделала все, как он сказал! Все! Зачем ему…

— О, на Калеку я тоже больше не работаю. — Витари шагнула ближе. — Только на себя.

Женщина, пятясь, переступила порог и оказалась в коридоре. Повернулась и увидела поджидавшую там Монцу, чья рука в перчатке небрежно лежала на рукояти меча. Эйдер застыла неподвижно, лишь грудь вздымалась от прерывистого дыхания.

Витари вошла тоже, захлопнула за собой дверь и задвинула со зловещим лязгом засов.

— Вперед. — Дала пинка пленнице, и та, запутавшись в полах собственного плаща, чуть не упала. — Будь так любезна. — Последовал второй пинок, и Эйдер, не успевшая толком удержаться на ногах, перелетела через порог в комнату и грохнулась на пол.

Витари одной рукой легко вздернула ее и поставила на ноги. Монца медленно двинулась следом за ними, прихрамывая и плотно сжимая челюсти.

Как челюсти ее, комната знавала лучшие дни. Полуобвалившаяся штукатурка на стенах пузырилась от сырости и была покрыта черными, страшными пятнами плесени. Спертый воздух благоухал гнилью и луком.

В углу, прислонясь к стене, стояла Дэй с беззаботной улыбкой на лице и начищала рукавом сливу цвета свежего синяка. Которую предложила Эйдер:

— Не желаете?

— Что?! Нет!

— Напрасно. Вкусные.

— Садись. — Витари подтолкнула пленницу к расшатанному стулу, единственному предмету мебели в комнате. В подобных случаях единственный стул — весьма хорошее средство. Только не для Монцы сейчас. — Говорят, история движется по кругу. Но кто бы мог подумать, что наша новая встреча будет так похожа на предыдущую? Расплакаться можно. Тебе, во всяком случае.

С виду, однако, Карлотта дан Эйдер не собиралась плакать. Она села прямо, сложила руки на коленях с редким самообладанием, учитывая обстоятельства. Можно сказать, даже с достоинством. Не первой молодости женщина, но очень хороша, тем более что все необходимые усилия к этому приложены. Тщательно напудрена, искусно подкрашена. На шее — сверкающее ожерелье из красных камней, на пальцах — золото. Похожа больше на графиню, чем на любовницу принца, и столь же к месту в этой прогнившей комнате, как в куче мусора — алмаз.

Витари медленно обошла ее кругом, наклонилась и прошипела в ухо:

— Прекрасно выглядишь. Всегда умела приземлиться на ноги. И все же это падение, не так ли? Из глав торговой гильдии — в подстилки принца Арио…

Эйдер и глазом не моргнула.

— Такова жизнь. Чего ты хочешь?

— Всего лишь поговорить. — Голос Витари стал вкрадчивым и мурлыкающим, словно перед ней был любовник. — Если ты, конечно, будешь отвечать на вопросы, которые нас интересуют. В противном случае мне придется причинить тебе боль.

— И получить от этого удовольствие, не сомневаюсь.

— Такова жизнь. — Витари вдруг ударила любовницу Арио по ребрам с такой силой, что чуть не сбросила ее со стула. Та задохнулась, скорчилась. Кулак взлетел над ней снова. — Еще?

— Нет! — Эйдер подняла руку. Взгляд ее, словно в поисках защиты, обежал комнату, вернулся к Витари. — Нет… я… готова отвечать… только… скажи, что нужно.

— Почему ты приехала раньше своего любовника?

— Чтобы подготовиться к балу. Костюмы, маски, все…

Кулак ударил в то же место, еще сильней. Эйдер вскрикнула, с исказившимся от боли лицом обхватила себя руками, судорожно втянула воздух в грудь и закашлялась.