«Не меньше, чем у камня, сочувствующего другому камню».
— Моих нанимателей не заботит, что вы доложите архилектору, особенно с учетом ваших обязательств перед ними. Вижу, вы в затруднительном положении, однако, строго говоря, у вас нет выбора, наставник. Полагаю, надо пойти к архилектору и выложить ему историю нашего сотрудничества. Рассказать о подарке, который вы приняли от моих нанимателей, об условиях, на которых они вам его преподнесли, и о том, как вы нас отблагодарили. Возможно, его преосвященство не так жесток к тем, кто нарушает верность.
— Хех — фыркнул Глокта.
«Будь я наивным дурачком, принял бы это за шутку. Мы оба знаем, что его преосвященство чуть милостивее скорпиона».
— Или же прояви́те больше верности моим работодателям и сделайте, как они требуют.
— Когда я подписывал проклятый чек, они просили об услуге. Теперь они требуют? Чего ждать в конце?
— Не мне об этом говорить, наставник, и не вам спрашивать. — Мофис стрельнул глазами в сторону двери, потом наклонился через стол и очень тихо произнес: — Если мой собственный опыт чего-то стоит, то… не ждите конца. Мои наниматели заплатили. А они всегда получают то, за что уплачено. Всегда.
Глокта сглотнул.
«Выходит, они купили мое смиреннейшее послушание. При других обстоятельствах я бы и не возражал. Покорности во мне не меньше, чем в любом другом человеке, а то и больше. Но только архилектор требует от меня того же. Два всезнающих и беспощадных хозяина, противостоящих друг другу, — это уж слишком. Вдвое больше, чем слишком. Но, как любезно изволил заметить Мофис, у меня нет выбора».
Глокта спустил ногу со стула, оставив на нем длинный грязный след, и через боль начал медленно вставать.
— Что-нибудь еще, или ваши наниматели желают лишь того, чтобы я не подчинился прямому приказу самого могущественного человека Союза?
— Они желают, чтобы вы также наблюдали за ним.
Глокта замер.
— Что-что?
— За последнее время многое изменилось, наставник. Изменения — это всегда новые возможности, однако слишком много изменений сразу вредит делу. Мои наниматели думают, что некоторый период стабильности пойдет на пользу всем. Нынешняя ситуация их устраивает. — Мофис сцепил бледные пальцы. — Они обеспокоены, что некоторые члены правительства не удовлетворятся создавшимся положением и захотят дальнейших перемен. Что их поспешные действия приведут к хаосу. И особо их беспокоит его преосвященство. Моим нанимателям надо знать о его планах и действиях. В частности, что он делает в Университете.
Глокта разразился возмущенным смехом.
— И только-то?
Мофис иронии не оценил.
— Пока — да. Будет лучше, если вы уйдете через черный ход. Мои наниматели ожидают новостей в течение недели.
Глокта, морщась, спускался по узкой лестнице, что вела к черному ходу. Он шел боком, словно краб, и потел. Не только от напряжения.
«Как они могли узнать? Во-первых, о том, что я расследовал смерть принца Рейнольта вопреки приказам архилектора. А теперь о том, что уже по приказу архилектора я интересуюсь матерью короля. Может, они и знают все, не спорю, но ведь нельзя знать то, что тебе никто не рассказал.
Кто-то рассказал…
Кто задавал вопросы о принце и короле? Кто, прежде всего, верен деньгам? Кто однажды уже бросил меня, чтобы спасти свою шкуру?»
Глокта замер на середине лестницы и нахмурился.
«Мда. Неужто теперь каждый сам за себя? Или так было всегда?»
Боль, пронзившая его изуродованную ногу, была единственным ответом.
Эта сладкая победа
Вест сидел в седле, скрестив на груди руки и невидящим взором глядя на пыльную долину.
— Мы победили, — сказал Пайк безжизненным голосом. Тем же голосом он мог бы сказать: «Мы проиграли».
Несколько покосившихся штандартов еще стояли, безжизненно обвиснув. Личное знамя Бетода бросили под копыта коней; над оседающей пеленой пыли, словно обглоданные кости, криво торчала сломанная рама. Что и говорить, подходящий символ внезапного падения короля Севера.
Поулдер ехал рядом с Вестом и чопорно оглядывал место побоища, будто учитель — примерный класс.
— Что с нашей стороны, генерал?
— Потери у нас большие, особенно в передних рядах. Но мы сумели застать противника врасплох, к тому же большая часть их лучших воинов уже отправилась на штурм. Напав на оставшихся в лагере, мы гнали врага до самых стен крепости! Лагерь Бетода вычищен полностью. — Поулдер наморщил нос, с отвращением передернув усами. — Несколько сотен этих демоновых отродий, шанка, мы предали мечу и еще больше загнали на холмы на севере, откуда, смею заметить, они еще долго не посмеют высунуться. Резня, которую мы устроили среди северян, порадовала бы самого короля Казамира. Выжившие сложили оружие. У нас примерно пять тысяч пленных, сэр. Армия Бетода разгромлена. Разгромлена! — Генерал кровожадно хихикнул. — Никто не посмеет усомниться, что вы достойно отомстили за гибель кронпринца Ладислава, лорд-маршал!
Вест сглотнул.
— Разумеется. Сполна и по справедливости.
— Ловко придумано — использовать в качестве приманки наших северных союзников. Это был смелый и решительный маневр. Я горд — и буду гордиться — тем, что сыграл свою маленькую роль в вашем гениальном плане. Сегодня знаменательный день для войск Союза! Маршал Берр гордился бы вами!
Вест никогда бы не подумал, что удостоится похвалы от генерала Поулдера, и вот, когда настал этот великий момент, радости он не испытывал. Он не проявил ни капли отваги, не рискнул собственной жизнью, не сделал вообще ничего, просто скомандовал: «В атаку!» Натертый зад болел, кости ныли, челюсть сводило от постоянно напряжения. Речь давалась с трудом.
— Бетод убит или схвачен?
— По особым пленникам ничего не могу сказать, сэр. Может, Бетода захватили наши союзники? — Поулдер резко и отрывисто засмеялся. — И если это так, то вряд ли он долго пробудет с нами, лорд-маршал. Верно я говорю, сержант Пайк? — Ухмыляясь, он чиркнул пальцем себе по животу и цокнул языком. — Скорее всего Бетода ждет кровавый крест! Ведь северные дикари так делают? Кровавый крест, да!
Вест не разделял веселья Поулдера.
— Позаботьтесь о том, чтобы пленников накормили и напоили. Пусть раненым окажут посильную помощь. Победителю следует проявлять милость.
Пожалуй, так и должен поступать вождь после битвы.
— Вы правы, лорд-маршал.
Генерал Поулдер четко отсалютовал Весту — ни дать ни взять образец подчинения — и поскакал прочь.
Вест спешился, собрался с мыслями и отправился вверх по долине. Пайк шел за ним, обнажив меч.
— Здесь все еще может быть опасно, сэр, — предостерег он.
— Нет, — пробормотал Вест. — Не думаю.
Подъем полнился людьми, живыми и мертвыми. Убитые всадники Союза остались там, где и пали. Хирурги — с окровавленными руками и мрачными лицами — помогали раненым. Кто-то сидел и плакал — наверное, по умершим товарищам. Кто-то молча пялился на собственные раны. Прочие выли и хрипели, прося помощи и воды. Уцелевшие давали им напиться, оказывая последнюю милость умирающим. Почти впритирку к горному склону в долину спускалась длинная процессия хмурых пленников, за которыми присматривали всадники Союза. Где-то в стороне лежали беспорядочные кучи оружия, брони и щитов.
Вест шел через лагерь Бетода, который за полчаса яростного боя превратился в настоящую свалку: тела людей и лошадей лежали вперемешку с поваленными остовами и пологами шатров, разбитыми бочками, сломанными тележными осями, воинским и поварским снаряжением, инструментами кузнецов и плотников. Все было втоптано в грязь множеством ног и копыт.
Посреди этого хаоса встречались, однако, островки спокойствия, которых словно не задело схваткой. Тут на костре висел кипящий котелок с рагу, там стояла аккуратная пирамидка копий, а рядом — табурет и точильный круг. Три разложенные постели образовали ровный треугольник; в изголовье каждой лежало по скрученному одеялу, и все бы хорошо, если бы сверху не валялся воин с раскроенным черепом.