— Добро пожаловать всем! — произнес Байяз. — Я заждался вас, Мамун.

Первый из едоков недоуменно нахмурился, осторожно переступил через обезглавленное тело.

— А мы тебя, — ответил он.

Люди в белом спрыгнули с крыш на площадь и гордо выпрямились. Четверо. По одному в каждом углу.

— А где эта крадущаяся тень, Юлвей?

— Он не смог к нам присоединиться.

— Захарус?

— Прозябает в руинах запада, лечит труп припарками.

— Конейл?

— Не может забыть, кем она была, и думать не желает о том, что придет.

— Значит, ты остался в одиночестве, если не считать вот эту… — Мамун обратил пустой взгляд на Ферро. — Странная она.

— Да, странная. С ней непросто, однако кое-что она умеет.

Ферро оскалилась, но промолчала. Если дойдет до разговоров, за нее все скажет меч.

— И, да, — пожал плечами Байяз, — я сам себе лучший компаньон.

— А что тебе еще остается? Орден свой ты сам уничтожил — из-за гордыни, гонора и жажды власти.

Из переулков и дверных проемов на площадь вступали люди в белом — кто неторопливо, кто величаво, поодиночке и парами, держась за руки, как влюбленные.

— Тебя всегда прельщала только власть, а теперь у тебя ее не осталось. Первый из магов — и последний.

— Похоже, что так. Ты доволен?

— Я не нахожу в этом удовольствия, Байяз. Это необходимость.

— Ах, так это праведная битва? Священный долг? Крестовый поход? По-твоему, Господь благоволит твоему подходу?

Мамун пожал плечами.

— Господь благоволит исходу.

Люди в белом заполонили площадь, выстраиваясь по периметру. Они двигались с небрежной грацией и силой, уверенные в собственном превосходстве, невозмутимые в своем величии. Ферро хмуро следила за ними, одной рукой крепко ухватив Семя, а другой — меч.

— Если у тебя есть план, — прошипела она сквозь зубы, — самое время приступать.

Но первый из магов смотрел на фигуры в белом, дергая щекой, нервно сжимая и разжимая кулаки.

— Жаль, что сам Кхалюль не смог пожаловать. Хотя, как я погляжу, нескольких друзей привел.

— Сотню, как и обещал. Некоторые заняты делами в городе и сожалеют, что не смогут прийти. Но большинство явились — ради тебя. Не беспокойся, их более чем достаточно.

Едоки молчаливым кольцом окружили центр площади, где стоял первый из магов. Ферро Малджин, конечно, не знала, что такое страх.

Однако силы были неравны.

— Ответь мне, — сказал Мамун, — раз уж мы дошли до конца. Почему ты убил Иувина?

— Иувина? Ха! Он хотел изменить мир к лучшему — улыбочками и благими намерениями. Благие намерения ни к чему не приводят, а без боя мир изменить невозможно. Уверяю тебя, я никого не убивал. — Байяз покосился на Ферро. В глазах мага горел лихорадочный блеск, на голом черепе сверкали капли пота. — Какая разница, кто кого убил тысячу лет назад? Все дело в том, кто умрет сегодня.

— Верно. А теперь ты наконец судим будешь.

Медленно, очень медленно круг едоков начал сжиматься. Люди в белом медленно двигались вперед, все как один, смыкая кольцо.

Первый из магов хмуро улыбнулся.

— Да, Мамун, поверь мне, суд свершится. Магия покинула мир. Мое искусство — бледная тень того, чем оно когда-то было. Но ты, насыщаясь человечиной, позабыл, что знание — корень силы. Высокому искусству меня научил Иувин, а Делание я почерпнул у Канедиаса.

— Этого недостаточно, чтобы нас одолеть.

— Разумеется. Потребуется что-то более зловещее.

Воздух замерцал над плечами Байяза. Едоки замерли, вскинули руки, закрывая лица. Ферро сощурилась, но не ощутила ничего, кроме робкого дуновения ветерка. Ленивая волна воздуха пробежала от первого из магов, подняла с земли опилки и белым облаком сдула их к самому краю площади Маршалов.

Мамун взглянул под ноги и недоуменно свел брови. Среди каменных плит тускло мерцали под неярким солнцем полосы металла. Искусно сплетенный гигантский узор: пересекающиеся круги, линии и символы — покрывал всю площадь.

— Одиннадцать оберегов обычных и одиннадцать оберегов обратных, — пояснил Байяз. — Железо, закаленное в соленой воде. Открытие Канедиаса. Гластрод воспользовался простой солью — и это была ошибка.

Черные глаза Мамуна заметались, лицо утратило невозмутимое спокойствие.

— Не может быть… — Он уставился на Ферро, перевел взгляд на Семя, зажатое в кулаке. — Нет! Первый закон…

— Первый закон? — осклабился маг. — Только дети играют по правилам. А по законам войны единственное преступление — проиграть. Слово Эуса? — Байяз презрительно скривил губы. — Ха! Пусть явится сам и остановит меня.

— Хватит!

Один из едоков бросился в центр площади, перепрыгнув металлический узор на плитах. Семя жутким холодом обожгло ладонь, Ферро вскрикнула от неожиданной боли. Воздух вокруг Байяза свернулся жгутами, заплясал, словно круги, расходящиеся по глади пруда.

Едок завис в прыжке, раскрыв рот в беззвучном крике, занеся для удара сияющий клинок, — и исчез. Вместе с ним исчезли два его соплеменника, стоявшие рядом. На их месте осталась только размазанная по камням кровь. Ферро непонимающе взглянула на кровавый след и разинула рот от изумления.

Громадный дом у нее за спиной располосовало от фундамента до самой крыши. Пролом зиял, словно горное ущелье, штукатурка пластами свисала с каменной кладки, разломанные балки щетинились осколками стекла. Клубы пыли слетали в проем, в воздухе кружили обрывки бумаги. Над площадью раздавался пронзительный вой раненых, надрывные рыдания, стоны и вопли умирающих. Жители города искали в доме спасения.

А нашли гибель.

По лицу Байяза расплылась улыбка.

— Работает, — выдохнул он.

В окружении своих рыцарей Джезаль торопливо прошел под высокую арку и оказался в дворцовом саду. Королевская процессия пересекла Агрионт в неподобающей для высочайшей особы спешке, однако верховный судья Маровия ухитрился не отстать и, как ни странно, даже не запыхался.

— Ворота! Закрывайте ворота! — рявкнул он.

Тяжелые створки с грохотом захлопнули, задвинули в пазы деревянные брусья засовов толщиной с корабельную мачту. Джезаль облегченно вздохнул. Надежная, успокаивающая тяжесть ворот, незыблемая мощь дворцовых стен и хорошо вооруженные опытные рыцари внушали уверенность.

Маровия легонько коснулся плеча, направляя Джезаля по вымощенной садовой дорожке ко входу во дворец.

— Ваше величество, мы отыщем для вас самое безопасное место…

— Вы запрете меня в спальне? — раздраженно отмахнулся от него Джезаль. — Или мне спрятаться в подвале?.. Я останусь здесь и буду руководить обороной…

Из-за стены донесся жуткий вопль, заметался по пустому саду. Звук пронзил Джезаля насквозь, вся его уверенность испарилась. Тяжелые створки ворот дрогнули, сдерживаемые могучим засовом, и мысль о подвале тут же стала весьма привлекательной.

— Шеренга! — визгливо крикнул Горст. — К королю!

Вокруг Джезаля мгновенно выросла стена вооруженных до зубов телохранителей. Сомкнулись щиты, клинки вырвались из ножен, арбалетные стрелы легли на тетиву. Никто не отводил глаз от ворот. Створки опять стукнули о засов, слегка прогнулись под напором извне.

— Внизу! — послышалось с парапета. — Там!

С протяжным стоном стражник в доспехах свалился с дворцовой стены. Тело гулко стукнуло о землю, содрогнулось и затихло.

— Что… — начал кто-то.

Откуда-то сверху грациозно слетел человек в белом, приземлился на корточки напротив телохранителей и выпрямился. Смуглое, юношеское лицо, белые с золотом латы, копье на древке черного дерева с длинным изогнутым клинком. Джезаль встретил невозмутимый взгляд черных глаз. В них было что-то… точнее, в них чего-то не было. Джезаль понял, что это не человек. Едок. Нарушитель Второго закона, один из Сотни Слов Кхалюля, явился, чтобы положить конец древней распре с первым из магов. Было несправедливым, что каким-то образом в этой распре оказался замешан и Джезаль. Едок воздел руку, будто осеняя всех благословлением.