Там лежали глаза. Голубые, зеленые, карие. Цвет, как у настоящих, блеск, как у настоящих. На белке у некоторых имелись даже красноватые жилочки. И все равно на настоящие глаза они походили не больше, чем вареные яйца.

Скопал с превеликим самодовольством повел рукою над своими изделиями.

— Изогнутая эмаль тщательно расписывается в точном соответствии со вторым вашим глазом, затем вставляется между металлическим шариком и веком. Она со временем изнашивается, увы, и подлежит замене, но результаты, поверьте, вас поразят.

Фальшивые глаза таращились, не мигая, с подноса на Трясучку.

— Выглядят, как глаза мертвецов.

Последовала неловкая пауза.

— Лежа на подносе — конечно, но на живом лице…

— Думаю, это хорошо. Мертвые не врут, верно? Хватит с нас вранья. — Трясучка прошел за прилавок, сел в кресло, вытянул и скрестил ноги. — Делайте.

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

— На то, чтобы вставить шарик, уйдет час или два. На изготовление эмали потребуется недели две, самое малое… — Тут Монца со звоном высыпала на прилавок горсть серебряных монет. И Скопал покорно наклонил голову. — Сейчас и вставим… а остальное будет готово завтра вечером. — Зажег светильник, такой яркий, что Трясучка вынужден был прикрыть здоровый глаз рукой. — Придется сделать несколько рассечений.

— Чего несколько?

— Разрезов, — сказала Монца.

— Конечно, придется. Без ножичка ничего в этой жизни путного не сделаешь, верно?

Скопал порылся в инструментах, лежавших на столике рядом.

— И несколько швов, после удаления бесполезной плоти…

— Вырвать сухое дерево? Я только за. Начнем с пустого места.

— Могу я предложить трубочку?

— Черт… да, — услышал Трясучка шепот Монцы. Сказал: — Предложите. Что-то боль мне в последнее время надоела.

Глазных дел мастер снова наклонил голову и принялся набивать трубку.

— Вспоминаю тебя в цирюльне, — сказала Монца. — Дергался, как овца на первой стрижке.

— Хе. Верно.

— А сейчас так и рвешься глаз вставить.

— Один мудрый человек сказал мне как-то, что надобно быть реалистом. И когда им становишься, меняешься так быстро, что даже удивительно, правда?

Она нахмурилась.

— Не меняйся слишком сильно. Мне нужно уйти.

— Смотреть неохота, как глаз вставляют?

— Надо возобновить знакомство кое с кем.

— Со старым другом?

— Старым врагом.

Трясучка усмехнулся.

— Еще лучше. Постарайтесь, чтобы вас не убили, ладно? — Откинувшись на спинку кресла, туго затянул на лбу ремешок. — Мы еще работу не кончили.

Потом закрыл глаз. Свет был так ярок, что веко просвечивало розовым.

Штаб-квартиру великий герцог Рогонт устроил себе в Купальном зале. Здание это до сих пор оставалось одним из самых величественных в Пуранти, и тень его покрывала половину площади с восточной стороны старого моста. Но, как и весь город, оно знавало лучшие дни. Часть огромного фронтона и две из шести могучих колонн, что некогда его поддерживали, давно обрушились, камень растащили на строительство домишек поменьше и попроще. Выщербленные стены обросли плющом и травой, из кладки умудрились пробиться даже два маленьких стойких деревца. Купания явно ценились выше в те времена, когда зал этот только строился и жители Стирии еще не пытались истребить друг друга. Счастливцы — величайшей заботой их было подогревать воду до нужной температуры. Теперь полуразрушенное здание, шепчущее о славе былых веков, могло служить печальным свидетельством затянувшегося упадка Стирии.

Если бы Монцу интересовало это дерьмо.

Но на уме у нее было другое. Дождавшись просвета между двумя отрядами отступавшей армии Рогонта, она заставила себя распрямить плечи и пересекла площадь. Вышагивая с былой непринужденностью, вопреки жгучей боли, которую причиняла ходившая ходуном в суставе кривая бедренная кость, поднялась по разбитой каменной лестнице Купального зала. Откинула капюшон и уставилась на стражника — седого ветерана шириною с дверь, со шрамом на бледной щеке.

— Мне нужно поговорить с герцогом Рогонтом, — сказала.

— Пожалуйста.

— Я — Мон… что? — Она готовилась к объяснениям. К тому, что ее поднимут на смех. А то и вздернут на ближайшем столбе. Но уж никак не пригласят войти.

— Вы — генерал Меркатто. — Он скривил бледные губы в каком-то подобии улыбки. — И вас ждут. Но мне нужен ваш меч.

Монца, отдавая оружие, нахмурилась. Расставаться с ним хотелось еще меньше, чем быть спущенной с лестницы.

В мраморном зале за входом находился большой бассейн, окруженный высокими колоннами, грязная вода в котором воняла гнилью. Старый враг Монцы, великий герцог Рогонт, одетый в светло-серый мундир, разглядывал, сосредоточенно сжав губы, разложенную на складном столе карту. Вокруг толпилась дюжина офицеров, чьих золотых галунов хватило бы на оснастку галеона. Монца двинулась в обход вонючего бассейна, и двое повернулись к ней.

— Она, — сморщившись, сказал один.

— Мер… кат… то, — процедил второй с таким видом, словно само имя ее было отравой.

И было, конечно, — для них. Этих самых людей она оставляла в дураках несколько последних лет подряд. А чем большим дураком является человек, тем меньше ему хочется таковым выглядеть. Но, как писал Столикус, «генералу, чьи силы меньше, следует всегда наступать». Поэтому она подошла к ним без всякой спешки, небрежно уперев в бок перевязанную левую руку, словно купальня эта принадлежала ей и сама она была увешана оружием с ног до головы.

— Никак это принц благоразумия, герцог Рогонт?.. Приветствую, ваша осторожность. Экие гордецы вокруг вас собрались… и не скажешь, что провели семь лет, отступая. Ну, хоть сегодня вы не отступаете. — Она сделала паузу. — Ой, погодите. Отступаете же.

Несколько офицеров гневно вздернули подбородки, еще несколько раздули ноздри. Но сам Рогонт лишь неторопливо поднял на нее, оторвавшись от карты, темные глаза — немного усталые, может, но по-прежнему вызывающе красивые и спокойные.

— Генерал Меркатто, какая радость! Хотелось бы мне встретиться с вами после великой битвы, желательно, как с павшей духом пленницей. Но победы мои, увы, немногочисленны.

— Редки, как снег среди лета.

— А вы в ореоле славы. И под вашим торжествующим взором я чувствую себя совершенно беззащитным. — Он глянул в сторону входа. — Но где же нынче ваша неодолимая Тысяча Мечей?

Монца цыкнула зубом.

— Ее позаимствовал у меня Карпи Верный.

— Без спросу? Экий… невежа. Боюсь, вы во всем воин, и недальновидный политик. А сам я, боюсь, наоборот. Может, слова и наделены порою большей силой, чем меч, как говорил Иувин, но на своем горьком опыте я узнал, что бывают времена, когда острый металл ничем не заменишь.

— Такие, как Кровавые Годы.

— Именно. Все мы пленники обстоятельств, и обстоятельства в очередной раз не оставляют мне иного выбора, кроме горького отступления. Благородный Лирозио, герцог Пуранти и хозяин этой прекрасной купальни, был самым верным и воинственным союзником, какого только можно представить, когда армия герцога Орсо находилась еще за лиги от неприступных стен Масселии. Слышали бы вы скрежет его зубов, видели бы меч, рвущийся из ножен и жаждущий пролить горячую кровь.

— Поговорить о сражениях многие любят. — Монца обвела взглядом мрачные лица советников Рогонта. — Некоторым нравится еще и рядиться в мундиры. Но вот кровью их марать — это уже другое дело.

Павлины вновь принялись гневно задирать подбородки, но Рогонт только улыбнулся.

— К такому же печальному выводу пришел и я. Теперь в неприступных стенах Масселии пробиты бреши. Благодаря вам Борлетта пала. Благодаря вам и Виссерин горит. Армия Орсо, которой помогают ваши бывшие соратники, Тысяча Мечей, подобралась к самому порогу Лирозио. И энтузиазм отважного герцога изрядно поугас. Сильные мира сего непостоянны, как текущая вода. Мне следовало выбрать союзников послабее.