— Северяне! — провыл кто-то. — К востоку!

— Какие северяне! Что вы такое…

Поднялся общий гвалт:

— Вон там, вон там!

— Людей на стены!

— А они у нас есть, те или другие?

Люди в полях — возницы, слуги, кузнецы, повара — суматошно повысыпали из палаток с кибитками и торопились к гостинице. А среди них, настигая, сновали всадники на мохнатых лошаденках, безо всякой упряжи, но на удивление прытко. Финри подумала, что при них могут быть луки, и как в воду глядела: через секунду-другую по северной стене гостиницы заклацали стрелы. Одна залетела в окно и скользнула по полу — зазубренная, черная, и от этого на вид еще более опасная. Кто-то с тихим шелестом вынул меч, и вскоре зала словно озарилась клинками.

— Послать на крышу лучников!

— А они у нас есть?

— Закрыть ставни!

— Где полковник Бринт?

Складной стол протестующе завизжал, когда его поволокли к окну; бумаги посыпались на пол.

Финри мельком выглянула — двое офицеров силились запереть гнилые ставни. Через поля катилась лавина людей, покрыв половину расстояния между деревьями и гостиницей, по мере приближения люди растягивались в цепь. Трепетали рваные штандарты, украшенные костями. Тысячи две, самое меньшее. А их здесь от силы сотня, с легким вооружением. Финри сглотнула, цепенея от ужаса этой незамысловатой арифметики.

— Ворота закрыты?

— Подоприте их чем-нибудь!

— Где-то должен быть Пятнадцатый!

— Посылать уже поздно.

— Именем судеб…

Взгляд округлившихся глаз Ализ метался, как затравленный зверек, но путей к отступлению не было.

— Мы в западне!

— Помощь непременно придет, — сказала Финри со всем спокойствием, какое только могла себе позволить, а у самой сердце угрожающе билось в ребра.

— От кого?

— От Ищейки.

Который как пить дать стремится сейчас удрать подальше от Мида.

— Или от генерала Челенгорма.

Чьи люди после вчерашнего разгрома в недееспособном состоянии; им бы себе-то помочь, не то что другим.

— Или от наших мужей.

Которые по горло заняты приступом Осрунга и едва ли даже догадываются, что за спиной у них неожиданная опасность.

— Помощь придет.

Прозвучало так пафосно, что самой не верилось.

Офицеры бессмысленно метались, тыкали мечами во все стороны, выкрикивали друг другу невнятные приказы. В зале становилось все темней по мере того, как окна баррикадировались чем ни попадя. Мид стоял посередине, внезапно брошенный и одинокий; стоял и неуверенно поглядывал по сторонам с раззолоченным мечом в одной руке, а другую бессильно то сжимал, то разжимал. Как какой-нибудь взволнованный папаша на свадебной церемонии, спланированной так четко, что в день торжества о нем никто и не вспомнил. Над ним в чванливом величии нависал его портрет.

— Что же делать? — спрашивал он, ни к кому не обращаясь.

Взгляд его в тоскливом отчаянии остановился на Финри.

— Что нам делать?

Лишь раскрыв рот, она поняла, что ответа у нее нет.

После недолгой погожей поры небо вновь загромоздили тучи, и опять начался дождь, плавно ввергая маршала Кроя и его штабистов в вязкое уныние, а заодно полностью занавешивая поле сражения.

— Черт бы побрал эту морось, — негодовал маршал. — Сидишь как с ведром на голове.

Люди по наивности полагают, что лорд-маршалу на поле брани принадлежит поистине верховная власть, выше, чем у императора в тронной зале. Они не представляют себе бесконечных вывертов этой власти. Склонностью игнорировать приказы маршала славилась в особенности погода. А ведь были еще и ограничения с противовесами в политике, капризы монарха, настроения в обществе. И не только это, но и мириады забот более приземленных: трудности снабжения и перевозки, недостатки в службе оповещения и дисциплине, причем чем крупнее армия, тем более запутаны и громоздки недочеты. Если бы кому-то чудом удалось установить эту косную, неподатливую махину в положение, из которого в самом деле можно начать сражаться, штаб пришлось бы располагать в изрядном отдалении от места баталии, и даже при возможности выбора хорошей точки обзора командир все равно не мог бы видеть полную картину боя. Приказы доходили бы до того, кому они адресованы, не ранее чем через полчаса, и в момент прибытия зачастую оказывались бы бесполезны, а подчас и откровенно опасны, если б только они вообще доходили. Чем выше вы восходите по цепи командования, тем менее надежной становится связь. И тем больше людская трусость, опрометчивость, несоответствие должности или, хуже того, благие намерения способны исказить ваши цели. Все больше остается на долю случая, а случай редко бывает хорошим игроком. С каждым новым повышением по службе маршал Крой все сильнее стремился сбросить наконец оковы и встать во весь рост. А на деле с каждым новым повышением он оказывался еще беспомощнее прежнего.

— Я как слепой старый кретин на поединке, — корил себя он.

С той разницей, что здесь его недальновидность может обернуться тысячами потерянных жизней, а не одной лишь его собственной.

— Ваш «Агрионт», лорд-мар…

— Вон отсюда, вместе с ним! — рявкнул Крой на ординарца.

И поморщился, когда тот боязливо попятился, звякнув подносом. Ну как объяснить, что он вдоволь причастился с вечера, за горькими думами об ответственности за гибель сотен солдат, и сама мысль о вине вызывала тошноту?

Не добавляло радости и то, что так близко от передовых позиций разместилась дочь. Он то и дело ловил себя на том, что смотрит в окуляр на восточный фланг, пытаясь сквозь взвесь дождя разглядеть гостиницу, выбранную Мидом под штаб. Крой поскреб щеку. От бритья его отвлекло тревожное сообщение Ищейки: к востоку на местности обнаружены блуждающие дикарские орды из-за Кринны. Те, кого Ищейка описал как дикарей, в самом деле были дикими. И Кроя это донельзя раздражало. При этом, что едва ли не хуже, левая половина лица у него оказалась гладко выбрита, а правая оставалась щетинистой. Такие детали его неизменно обескураживали. Вообще армия вся как есть состоит из деталей, как дом из кирпичей. Один плохо уложенный кирпич, и все строение может перекосить. А если применять безупречный цементный раствор к каждой…

— Хм, — усмехнулся он сам себе. — Ишь ты, каменщик выискался.

— По последнему сообщению от Мида, дела на правом фланге обстоят весьма неплохо, — доложил Фелнигг.

Несомненно, он прятал страх — уж кто-кто, а главнокомандующий знал помощника как облупленного.

— То есть последние полчаса у них все обстояло хорошо?

— Осмелюсь предположить, им там у себя виднее.

— Это верно.

Крой еще секунду-другую смотрел на ставку Мида, едва различимую из-за дождя, а уж Осрунг не был виден вовсе. Так или иначе, но беспокойством все равно ничего не достичь. Будь вся армия так же отважна и изобретательна, как его дочь, они бы уже возвращались с победой домой. Посмотрел бы он на того северянина, что попался б под руку Финри, когда она в дурном настроении. Крой повернулся на восток, ведя взглядом по линии реки, и дошел до Старого моста. Или так ему показалось. Слабый проблеск света через темный и широкий изгиб вроде как воды. Картина то прояснялась, то опять затмевалась в зависимости от того, как густела пелена дождя на той миле, что отделяла лорд-маршала от обозреваемого места. На самом деле взору могло представать что угодно.

— Черт бы побрал эту завесу. Что у нас на левом фланге?

— Последнее, что было слышно от Миттерика, это что второй его натиск… как он там выразился? Притупился.

— Значит, теперь уже наверняка захлебнулся. Тем не менее надо иметь усердие, чтобы вот так, при решительном сопротивлении, раз за разом совершать броски.

Фелнигг хмыкнул.

— Возможно, Миттерику недостает многого, но…

Фелнигг опять хмыкнул.

— …но упорства у него не отнять.

— Точно так, лорд-маршал. Он упорно остается ослом. Упрям, как ослиная задница.

— Ну, ну, будем к нему великодушны.