— Никогда не видела ничего прекраснее.

Судья принялась поглаживать металл кончиками пальцев, вверх и вниз, размеренным «шшух-шшух», и Броуд снова ощутил ту тошнотворную щекотку, еще сильнее, чем прежде. Он не был уверен, отчего у него так пересохло во рту, — то ли дело было в Судье, то ли в оружии, то ли в каком-то сочетании этих двоих.

На мгновение у него мелькнула мысль: а что она станет делать со всей этой промышленно-отточенной сталью? Она, убившая в Вальбеке десятки людей при помощи куска веревки? Но Броуд сказал себе, что он всего лишь перевез груз из одного места в другое по приказу своей госпожи. Что люди станут с ним делать потом — не его забота. Без сомнения, именно такими сказками торговцы оружием утешают себя еще с тех времен, как оружие впервые появилось в этом мире.

Черные глаза Судьи вновь остановились на нем, влажно поблескивая в гулкой полутьме склада:

— Ну что ж, Гуннар Броуд, мне, кажется, еще ни разу в жизни не дарили таких отменных подарков. Я уж думала, ничто не сможет вызвать во мне теплые чувства к Савин дан Брок, но ей таки удалось разжечь огонь в моей киске. Может, в конце концов она и действительно станет любимицей трущоб!

— Это только пробник, — сообщил Броуд.

— Ты хочешь сказать, взятка? Говори уже, хватит дразниться!

— После того как я скажу Брокам, что мы ударили по рукам, в Остенгормском порту будет ждать целый корабль с таким грузом. Достаточно, чтобы вооружить целое восстание. Все, чего они от тебя хотят, — чтобы ты поговорила с Ткачом и убедила ломателей и сжигателей сделать то, что им и без того не терпится сделать: поднять бучу. Восстать всем одновременно, в последний день лета. Накидать баррикады, пришпилить королевскую гвардию на местах, чтобы они не смогли подоспеть на помощь его величеству. Остальное сделает Молодой Лев.

— Ха! — Судья рассматривала его, прищурившись, просунув между зубами кончик языка.

— Что?

— Знаешь, почему меня прозвали Судьей? Потому что я умею судить о людях. Один взгляд — и я знаю человека лучше, чем он сам знает себя! — Она вытащила из свежевскрытого ящика зловещего вида топорик: сплошная сияющая сталь, никаких украшений. — Ты говоришь, что ты один из нас. Старый приятель Малмера. Старина Бык Броуд, рад постараться для простого народа. Но сдается мне, что присяжные еще не вынесли окончательный вердикт.

Броуд словно бы вновь оказался на краю обрыва, занеся одну ногу над бездной. Но его окружали разъяренные безумцы, которым он сам только что дал в руки оружие. Отступать было некуда.

— Чем я смогу тебя убедить? — Его голос даже ему самому показался сиплым.

Судья широко улыбнулась:

— Тот самый вопрос, которого я так ждала! Тридцать с чем-то наших друзей угодили в тюрьму после небольшой заварушки. Их собираются привезти в Вальбек для показательного суда и последующей казни. Завтра вечером, так ведь, Сарлби?

— Завтра вечером, да, — отозвался Сарлби, поднося к свету устрашающего вида арбалетный болт.

— Мы, конечно, собираемся освободить этих добрых людей.

— И хотите, чтобы я помог?

— Ты сам хочешь нам помочь. Признай это. Тебе ведь не терпится помочить руки в крови!

Броуд сглотнул. Мог бы и сразу догадаться, что одними словами тут не отделаешься.

— Их будут охранять.

— Как зеницу ока, — подтвердила Судья, крутя посвистывающим в воздухе топориком.

— И охрана будет ожидать беспорядков.

Судья кивнула в сторону пушки:

— Но не в таком масштабе.

— Погибнут люди…

— Лишь немногие стоящие вещи обходятся без пары-тройки трупов. — Она швырнула ему топорик, и он поймал его за металлическую рукоять. — Как по-твоему, это идет в минус нашему плану или в плюс?

Броуд сдвинул брови, взвешивая топорик в руке. По правде сказать, он и сам не знал.

— Похоже, наш анонимный корреспондент все же нам друг, — сказал Орсо. — Или, по крайней мере, честный враг. Король Яппо все подтвердил.

Глокта смотрел на него через стол пылающими глазами:

— Вы ему доверяете?

— Ни капельки. Но я ему верю. Он рассказал мне, что его пригласили присоединиться к заговору, направленному на свержение правительства Союза, предложив в награду Сипани. В деле замешаны многочисленные лорды из Открытого совета и по меньшей мере один член Закрытого.

— Какие-нибудь имена?

— Только два. — Орсо выговорил их с большой осторожностью, уронив в наступившую тишину, словно огромные камни в глубь колодца. — Стур Сумрак… и Лео дан Брок.

Архилектор прикрыл глаза. Новости были сокрушительными, в особенности для него, но Орсо мог бы поклясться, что заметил в уголке рта старого инквизитора кривую улыбку.

— Тело, найденное плавающим возле доков… — пробормотал он.

— Прошу прощения?

Глокта резко вдохнул и так же резко открыл глаза.

— Я должен немедленно оставить должность.

— Ваше преосвященство, сейчас мне больше чем когда-либо нужен ваш совет…

— Но мы оба знаем, что вы не сможете его получить.

Глокта поглядел вниз, на свой обтянутый белой перчаткой кулак, стиснутый поверх стола.

— После того как долгие годы так отчаянно цеплялся за власть, может быть трудно ее отпустить. — Он разжал пальцы и распластал ладонь по столешнице, блеснув багряным камнем на церемониальном перстне. — Но время пришло. Мой зять вполне может оказаться изменником.

Он оттянул губы назад, обнажая остатки зубов.

— И даже… моя дочь.

— Но…

— Наставник Пайк! — взвизгнул Глокта настолько пронзительно, что Орсо поневоле зажмурился.

Хлопая черным плащом, Пайк вошел в комнату.

— Двадцать пять лет наставник Пайк был моей правой рукой, — сказал Глокта. — Никто другой не обладает ни бóльшим опытом, ни бóльшим здравомыслием. Никто другой не имеет такого понимания насущных необходимостей момента. Я предлагаю, чтобы он исполнял обязанности главы инквизиции до тех пор, пока вы не назначите нового архилектора.

Орсо взглянул на оплывшее, похожее на маску лицо Пайка. Ему бы хотелось избрать кого-нибудь другого. Более мягкого, более снисходительного, более справедливого. Он вспомнил повешенных пленников в Вальбеке, вспомнил бесчувственный взгляд Пайка, направленный на виселицу Малмера. Наставник показал себя человеком, не знающим ни пощады, ни сожалений. Человеком, которого боятся и ненавидят все враги короны и большинство ее друзей.

Именно те качества, которые требуются королю в архилекторе.

— Не вижу причины не сделать это назначение постоянным, — сказал Орсо.

Возможно, у Байяза в его следующий визит и появятся какие-нибудь другие идеи, но пока что маленьким людям придется делать собственные ошибки.

Пайк торжественно склонил голову:

— Служу и повинуюсь, ваше величество.

Орсо никогда не нравился Глокта; тот вообще не был таким человеком, который может нравиться. Но со временем он начал его уважать. Даже полагаться на него. И вот теперь, когда Орсо больше чем когда-либо требовалась поддержка, он уходит!

— И чем вы планируете заняться?

Глокта вскинул брови, словно такой вопрос никогда не приходил ему в голову:

— Перееду в деревню? Примусь накалывать бабочек на булавки? Буду ссориться с женой? Я всегда хотел написать книгу о фехтовании.

— Что ж… будем надеяться, мне доведется ее прочитать. — Хотя, честно говоря, Орсо никогда не был любителем книг. — Я и Союз в моем лице благодарим вас за безупречную службу.

Глокта тихо фыркнул:

— Только пообещайте мне одну вещь: если вы решите, что я достоин статуи на аллее Королей… пускай она будет стоячей.

Он поманил пальцем маячившего сзади практика, и тот покатил его кресло в направлении двери.

Пайк наклонил голову:

— Ваше преосвященство.

Глокта стащил с пальца перстень, мгновение подержал его в своей ладони, затем протянул Пайку:

— Ваше преосвященство.

Он в последний раз окинул взглядом свой кабинет: голые стены, суровая мебель, кипы ждущих своей очереди бумаг.