Лучники бежали под ударами мечей, барахтаясь в потоке. Лео снова стал нетвердо пробираться к мосту.

Мимо ковылял какой-то человек, схватившись за свое плечо; между его пальцев пузырилась кровь. Лео ударил его мечом по голове, но попал плашмя, сбил его с ног и прошел по нему сверху.

Его грудь горела огнем, руки и ноги онемело болтались. Каждый шаг казался горой.

На мост. Он уже чувствовал под ногами камни, скользкие от грязи и крови, отполированные падающим дождем.

Здесь были карлы, отчаянно пытавшиеся составить щиты в стену. Какой-то Названный с лисьим мехом на плечах указывал на него толстым пальцем. Лео не столько бросился, сколько упал на него; его усталый взмах без ущерба отскочил от щита противника. Он наткнулся подбородком на обод щита, и его рот наполнился соленым вкусом крови.

Северянин отступил на шаг, но не упал, и они сцепились в неловком, бессильном объятии, шаркая ногами, скаля зубы, напрягая жилы, плечо к плечу, локоть к локтю, в то время как вокруг люди в доспехах вовсю молотили друг друга. Лео слышал над ухом отчаянное свистящее дыхание северянина, рыча и цепляясь за него ногтями, ощущая на зубах мокрый мех. Его меч за что-то зацепился, его было не шевельнуть. Он сумел вытащить другой рукой кинжал, ткнул, но клинок лишь беспомощно проскреб по кольчуге. Места не было. Не было дыхания. Не было сил. Кинжал вывернулся из его руки и упал в грязь.

Они сцепились в пошатывающийся, кружащийся клубок, потом этот клубок оттолкнулся от парапета моста, и у Лео появилось достаточно места, чтобы пропихнуть свободную руку вверх, к подбородку противника. Он сунул защищенный пластиной большой палец ему в рот, затолкал подальше, пока не смог ухватить в кулак его щеку и рвануть, раздирая ему рот, разрывая лицо, и северянин завопил и ухватил Лео за запястье, освободив его меч. Собрав последние силы, Лео с рычанием отпихнул его от себя, врезал ему сбоку по голове, вздрогнув, когда кровь брызнула ему в лицо. Что-то отскочило от его щеки — возможно, зуб. Северянин пошатнулся поверх обомшелого парапета и шлепнулся в воду рядом с другими трупами. В гребаной речке уже было больше трупов, чем воды. Нет трупов — нет славы.

Лео упал на четвереньки, выудил с земли свой меч вместе с пригоршней грязи. Поднялся на одно колено, потом, со стоном — на ноги; встал, пошатываясь, цепляясь за склизкие камни, чувствуя, как пульсируют все мускулы, хрипло всасывая в себя воздух, беспомощный, словно рыба, попавшаяся на крючок и вытащенная на берег.

— Надо… двигать назад. — Юранд. Он тоже задыхался так, что едва мог говорить. Шлема на нем не было, лицо усеивали пятна крови. Он обнял Лео одной рукой, наполовину поддерживая, наполовину опираясь на него сам. — Увести тебя в безопасное место.

— Нет! — прорычал Лео, сперва крепко ухватившись за него, так что мокрые доспехи заскребли друг о друга, потом пытаясь высвободиться, чтобы двинуться дальше. — Мы будем драться!

Тяжелые капли дождя били в землю, отскакивая и разбрызгиваясь. Впереди простиралось пустое пространство моста, разъезженный колесами горб, на котором грудами валялись трупы — истыканные стрелами, пронзенные копьями, распластанные вдоль парапетов, приваленные к ним, висящие на них. И в дальнем его конце, под волчьим штандартом, толпились северяне. Группа воинов, таких же перемазанных грязью, окровавленных и вымокших, как сам Лео, скалящих зубы от ненависти, но уже не способных держать оружие поднятым. Они глядели друг на друга через залитый дождем мост: Лео с друзьями на одном конце, кучка Названных на другом, и среди них высокий человек с длинными намокшими волосами, облепившими ощерившееся лицо.

— Лео дан Брок! — завопил он.

Его влажные глаза были шалыми от боевого безумия, и по золотым украшениям на его мече, и золотым украшениям на его поясе, и золотым украшениям на его доспехах Лео догадался, кто это должен быть.

— Стур Сумрак! — заорал он в ответ, брызгая слюной с оскаленных зубов.

Он попытался протащиться еще на шаг вперед, но Юранд удержал его — или, может быть, поддержал, поскольку только ярость не давала коленям Лео подогнуться.

— Мы не сможем решить наш спор здесь! — рявкнул Сумрак.

Он был прав: их боевой пыл полностью иссяк. Выше, на красном холме, еле видимые сквозь дождь, войска союзников отступали, но люди Стура были не в состоянии их преследовать, а дождь превратил поле сражения в клейкое месиво.

Стур высвободился из рук своих воинов и встал, выпрямившись, указывая на мост перемазанным в крови мечом:

— Уладим это дело по-мужски! На круге! Ты и я!

Лео понял, что ему совершенно наплевать на условия. Все, чего он хотел, это сразиться с этим ублюдком. Порвать его на части голыми руками. А может быть, даже зубами.

Лев сражался с волком в кровавом круге, и лев победил.

— На круге! — проревел он сквозь дождь. — Ты и я!

Форест шагнул в комнату, в своей знаменитой меховой шапке и со своим знаменитым выражением сурового достоинства на лице. Шапку он снял; выражение оставил.

— Ломатели скоро прибудут, ваше высочество.

— Прекрасно, — пробормотал Орсо. — Прекрасно.

Он так часто выражал прямую противоположность своим чувствам, что, казалось бы, должен был научиться делать это более убедительно. Фактически, при мысли о прибытии ломателей у него появилось отчаянное желание выпить. Однако мирные переговоры были назначены на рассвете, что, вероятно, считалось слишком ранним временем даже для маленькой кружки пива или чего-нибудь в этом роде. Орсо надул щеки и испустил озабоченный вздох.

Один из местных воротил предложил для мероприятия свою гостиную, и хотя столы были отполированы до блеска, Орсо находил стулья чрезвычайно неудобными. Или, возможно, дело было просто в том, что он неловко чувствовал себя в роли переговорщика — как, в общем-то, и в любой ответственной роли. Он в тысячный раз нервно обдернул на себе мундир. В безопасной Адуе тот сидел превосходно, но сейчас внезапно начал жать в горле. С извиняющейся улыбкой Орсо наклонился к наставнику Пайку:

— Мне кажется, для пользы дела будет неплохо, если вы, когда они прибудут… возьмете на себя роль злодея?

Пайк смерил Орсо своим испепеляющим взглядом:

— Потому что у меня все лицо в отвратительных ожогах?

— Ну да, и к тому же вы одеты в черное.

Лицо Пайка слегка дернулось — возможно, это даже была улыбка.

— Не беспокойтесь, ваше высочество, у меня есть некоторый опыт в этом амплуа. Не бойтесь заткнуть мне рот, если я поведу себя чересчур мерзко. Мне не терпится увидеть вас в роли героя нашей маленькой пьесы.

— Надеюсь, я буду достаточно убедителен, — пробормотал Орсо, снова поправляя мундир. — Боюсь, я пропустил все репетиции.

Двустворчатая дверь распахнулась, и в гостиную вошли ломатели. Буйное воображение Орсо рисовало их в виде забрызганных кровью фанатиков. Во плоти они оказались, сперва к его легкому разочарованию, а затем даже к немалому облегчению, довольно обыденной группой.

Во главе процессии шел дородный пожилой человек: могучие плечи, мясистые ладони, прикрытые тяжелыми веками глаза. Его взгляд сразу устремился к Орсо и остался там, неколебимый. Следующим был парень с покрытым шрамами лицом, чей взгляд не останавливался ни на чем подолгу: он нервно метался по комнате, обшаривая окна, двери, полдюжины стражников, расставленных вдоль обшитых панелями стен, избегая встречных взглядов. И, наконец, с ними была женщина в грязном пальто, с нечесаной копной тусклых волос, под которыми виднелась самая хмурая гримаса, какую Орсо только доводилось видеть. Собственно, выражение неумолимого презрения в ее голубых глазах более чем слегка напомнило Орсо его мать.