Его рука скользнула ей под рубашку, полезла вдоль талии, вдоль ребер… Рикке схватила его за запястье.

— Погоди! — прошипела она.

Он застыл.

— Что?

Тишина. Она слышала его возбужденное дыхание, заглушаемое буханьем ее собственного сердца.

— Ты в порядке?

— Разве мы… не должны сперва получить разрешение твоей матушки?

В темноте она различила, как блеснули его зубы, когда он улыбнулся.

— Ах ты мерзавка!

— Или, может быть, лучше сразу его величества? Королевский указ, наверное, имеет большую силу, чем разрешение леди…

— Ты права, — он приподнялся на локте. — Я пошлю гонца в Адую! Они захотят обсудить это в Закрытом совете, но я думаю, рыцарь-герольд прибудет к нам с ответом прежде…

— Не уверена, что к этому моменту я еще буду настолько пьяна, — откликнулась она, уже вылезая из штанов.

Прежде, чем ей удалось стащить их с бедер, ее рука соскользнула и она шлепнулась на солому, тут же набившуюся в рот. Рикке зашипела, заплевалась, потом залилась хохотом, потом рыгнула — а потом они снова начали целоваться, она держала его обеими руками за лицо, чувствуя крутой изгиб его челюсти и грубую щетинистую кожу под кончиками пальцев.

Его ладонь скользнула между ее бедер, и она попыталась раздвинуть ноги, но на них все еще болтались запутавшиеся штаны. Солома колола ей задницу, когда она притиснулась к нему, принялась тереться, тереться, засунув язык ему в рот, чувствуя его дыхание, быстрое и звучавшее так, словно он улыбался. Она и сама улыбалась, растянув губы до самых ушей, и если говорить о развлечениях, то это несомненно было гораздо лучше, чем когда за ней гонялись по лесам.

Не нужен был Долгий Взгляд, чтобы увидеть, к чему теперь шло дело. Нет чувства, равного тому, чтобы быть желанной, верно? Желанной для того, кого желаешь ты. Это всегда кажется немножко волшебством — что существуют вещи настолько хорошие, которые при этом ничего не стоят.

Она перевернулась так, чтобы быть сверху, частично потому, что захотела играть ведущую роль, а также потому, что ее достала колющая в задницу солома. Ей наконец удалось сдернуть штаны с лодыжек, так что она села на него верхом и принялась возиться с его ремнем, но ни черта не было видно, а темнота вокруг вращалась, и у нее было ощущение, что она вот-вот упадет, хотя она всего лишь стояла на коленях, и к тому же внизу была мягкая солома, а ее пальцы были непослушными и неуклюжими, и это было все равно что пытаться распустить шов, надев варежки.

— Черт! — прошипела она. — Что, твоя матушка заперла их на замок? Где тут пряжка?

— В обычном месте, — отозвался он шепотом, и его горячее дыхание щекотнуло ей ухо, заставив забавно содрогнуться. — Где еще она может быть?

Послышалось тихое звяканье, и он расстегнул пряжку и сунул ее руку внутрь.

— Ого, — глупо вымолвила она.

Почему-то они всегда ее удивляли, члены. Чертовски странная деталь анатомии. Тем не менее, она неплохо умела с ними управляться, пусть даже ей приходится говорить это самой. Главное — не дергать его так, будто ты его боишься. Здесь нужно действовать с самоотдачей.

— Ай! — Лео взвился на соломе. — Полегче!

— Прости.

Может быть, она все же кое-что подзабыла. Да и сарай уже отчетливо вращался вокруг них, кружился, словно лодка, попавшая в водоворот. Впрочем, водоворот был несомненно приятным, теплым и липким, и пахнущим зверями, и его рука не переставала двигаться между ее раздвинутыми ногами, не совсем там, где надо, но достаточно близко, и она подвигала бедрами, пока не попала на нужное место, и принялась постанывать ему в ухо, раскачиваясь взад и вперед, взад и вперед, взад и вперед…

— Черт! — шепнул он в темноте, неловко копошась в ней, голосом, в котором звучал смех. — Где же она…

— В обычном месте, — выдохнула Рикке, плюнула себе на ладонь, ухватила его член и поерзала, придвигаясь. — Где еще она может быть?

Если бы его спросили, он всегда был готов сказать, что любит женщин. Преследование. Завоевание. Сальные шуточки. Однако, говоря по правде, Лео никогда не чувствовал себя с женщинами комфортно. С мужчинами всегда все понятно. Хлопки по спине, твердые рукопожатия, откровенный разговор, честная борьба. Но женщины — это какая-то чертова загадка! Он никогда толком не знал, как понимать их разговоры, их чувства, эти их странные мягкие тела. Их груди… Мужчины постоянно о них говорили, ну и Лео тоже. Смотри, смотри, какие у нее сиськи! — говорили они, подталкивая друг друга в ребра. Но если быть совершенно откровенным, он не очень понимал, что в них такого привлекательного. Для Лео это были просто… ну, груди. Понятное дело, в постели он делал свое дело. Он всегда был на коне, черт побери! С этим у него никогда не было проблем. Самые неловкие моменты в его жизни случались наутро.

Он потянулся за своими штанами, вытряхнул из них солому, мучительно натянул, морщась от бряканья ременной пряжки. Отыскал рубашку и сапоги, сделал шаг по направлению к яркой щелке под краем двери — и обернулся.

Рикке лежала на соломе, беспечно широко раскинув руки, золотое кольцо в ее носу поблескивало в утреннем свете, спутанная масса цепочек, рун и талисманов шевелилась в такт ее дыханию, выбившаяся прядка волос лежала поперек лба. Несмотря на головную боль, Лео понял, что улыбается.

Он никогда не чувствовал себя с женщинами комфортно. Но, возможно, проблема была в том, что ему не удавалось найти ту, которую нужно. Рикке была совершенно не похожа на тех дам, которых мать направляла в его сторону в Остенгорме. Те всегда говорили что-то одно, подразумевая совсем другое, словно разговор был какой-то игрой, где выигрывал тот, кому удавалось окончательно сбить с толку второго игрока. С Рикке они были знакомы многие годы. С ней не было нужды в бессмысленной болтовне. И каждая минута, проведенная с ней, была приключением. Она могла перехватить разговор и в мгновение ока перенести его на неизведанные территории. С ней ты никогда не знал, чем это все закончится, — но игра всегда была честной.

Он отбросил сапоги и снова скользнул в солому рядом с ней. Поднял руку, мгновение помедлил, потом, не переставая улыбаться, осторожно убрал прядь волос с ее лица. Ее глаза не раскрылись, но губы изогнулись в улыбке.

— Решил все-таки не убегать?

— Просто понял, что мне никуда не хочется.

По его телу пробежала странная легкая дрожь, когда она открыла свои большие серые глаза и поглядела на него.

— Хочешь еще разок попробовать, да?

И она потянулась, закинув руки за голову и ерзая на соломе.

— От короля пока ничего не пришло, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

Она отвернула подбородок.

— А леди-губернаторша?

— В письменном виде ни слова, так что будем считать, что они одобряют.

Ее дыхание было кислым, в уголках губ скопилась пена, и ему было наплевать.

Она запустила пальцы в его волосы, крепко схватила, крепко поцеловала. Жадные, глубокие поцелуи, ничего не оставлявшие воображению. Перевернула его на спину, приподнялась на локте, закусив губу, принялась расстегивать его ремень, и он зарылся спиной в солому, дыхание снова участилось, головная боль позабыта…

Она остановилась, хмуря брови. Приподнялась и села, наморщив нос.

— Ты чувствуешь этот запах?

— Здесь держат животных.

— Нет. Сладкий такой. Как будто… — Рикке втянула воздух, подгоняя его рукой к носу. — О нет!

У нее дергался мизинец. Она смотрела на него, внезапно помрачнев.

— Всегда в самый неподходящий момент… — У нее дергались уже все пальцы. — Найди Изерн-и-Фейл!

Она упала на солому. Одна ее рука непроизвольно тряслась.

— Что?..

— Позови Изерн! Скорее!

Рикке схватила деревянный штифт, болтавшийся на ремешке у нее на шее, и крепко закусила. Спустя мгновение ее спина выгнулась назад, словно натянутый лук. Она длинно, хрипло выдохнула, словно весь воздух выдавился из ее легких, потом рухнула как подкошенная. Солома полетела во все стороны, Рикке принялась биться, ее мышцы бешено сокращались, пятки стучали по земляному полу.