— Когда все это кончится, ты будешь повелителем всех земель от реки Белой вплоть до Кринны и дальше. Истинный король Севера! — Она опустилась вниз, аккуратно подняла меч за лезвие и встала, подав его Стуру рукояткой вперед. — Всего Севера! То самое, чего, как я понимаю, так и не удалось окончательно добиться твоему отцу.

— Что ж, в таком случае… — Он обхватил пальцами рукоять, рыская глазами по ее лицу и оскалив зубы в голодной ухмылке. — Можешь считать, что мы договорились!

— Разумеется. — Улыбаясь, она отступила в сторону. Как если бы никогда не знала ни страха, ни угрызений совести, ни каких-либо сомнений. Если почаще это себе представлять, возможно, так оно и станет. — Я никогда не начинаю переговоры, если не знаю наверняка, что мои условия будут приняты.

— Похоже, мне пора собирать воинов.

— Лучших, какие у тебя есть, и как можно больше. Если мы проиграем, ты не получишь ничего.

— На всем Севере не останется ни одного человека! — прорычал Стур. — Я соберу войско, какого здесь не было видано со времен Скарлинга Простоволосого, как тебе это?

— И пока они будут на территории Союза, они будут вести себя прилично?

— Добрые люди Срединных земель даже не догадаются, что к ним забрели волки!

— О большем я не прошу.

Повернувшись, Савин двинулась к лестнице. К своему мужу. К безопасности.

— Подозреваю, что Молодой Лев ничего об этом не знает? — окликнул ее Стур.

— Есть такие вещи, которых достойный человек не станет делать, но тем не менее они должны быть сделаны. Для этого у него есть я.

— А когда все раскроется?

— Скорее всего, он будет недоволен, но… к этому времени Север станет твоим.

— А Союз — твоим.

И тогда у его новых короля и королевы будут более важные заботы.

Стур ухмыльнулся:

— Мне нравится твой муж. У него большое сердце. Но знаешь, что мне начинает казаться в нем самым замечательным?

Он повернулся и одним плавным движением снес голову манекена с соломенных плеч: клинок блеснул в солнечных лучах, помятый шлем, грохоча, откатился в угол.

— Его вкус по части женщин!

Они поработали над его рукой.

Кровоподтеки на лице и царапина над глазом уже поблекли. Вероятно, они остались с того дня, когда взорвалась машина Карнсбика. Рука была более недавним делом.

В ней не было ничего изысканного. Скорее всего, ее разбили молотком — таким, с зубчиками, какими мясники отбивают мясо, чтобы оно стало более нежным. Было похоже, будто он надел большую красную перчатку на несколько размеров больше. Или будто какой-то скучающий мясник вылепил из фарша человеческую руку. В любом случае она несомненно не выглядела как рука, которая в ближайшем времени сможет предпринять еще одну попытку убить короля — или вообще сделать хоть что-нибудь.

— Ты же понимаешь, что это только самое начало, — сказала Вик.

Он с трудом повернул к ней налитые кровью глаза.

— То, что они сделали до сих пор… это просто чтобы показать тебе, что разговор серьезный. Это не более чем рукопожатие. Но если меня не удовлетворят твои ответы, что ж… — Наклонившись к нему, она продолжила шепотом: — Как я слышала, Костлявый проявлял личный интерес к твоему допросу.

Он сглотнул: на глотке дернулся бугристый кадык.

— А когда Костлявый достанет свои инструменты… — Вик длинно, тихо присвистнула. — Ты будешь умолять их пожать тебе вторую руку.

— Я рассказал им все, что знал, — прохрипел он.

— Как и все остальные. Но они могли что-нибудь упустить. Ты мог что-нибудь упустить. Что-нибудь такое, важность чего ты даже не осознаешь.

— Это на что-то повлияет?

— Может быть.

Для нее, во всяком случае. Ему-то надеяться было не на что. Инквизиция его величества не была склонна проявлять снисходительность, когда речь шла о попытке цареубийства.

— Кто это все запланировал?

— Ткач… — выдавил он.

Вик сузила глаза:

— Ризинау?

— Я его никогда не видел. — Он пожал плечами. Казалось, что это движение отняло у него последние силы. — Мне так сказали.

— Кто сказал?

Его голова заваливалась набок, веки опускались. Вик резко щелкнула пальцами перед его лицом:

— Кто тебе это сказал?

— Сжигатели… Судья.

Ну да, именно такими гребаными спектаклями эта женщина и заработала свою отвратительную репутацию.

— Судья подбила тебя на это дело?

— Меня было не нужно подбивать. Судья просто дала мне шанс. — Он постарался выпрямиться, в его осанке появилась толика горделивости, в глазах вспыхнула искорка. — Моя жена работала на фабрике в Трех Фермах. Все время переживала из-за этих машин. Я ей говорил, что волноваться не о чем, но ей все равно было не по себе. Цеховой мастер заставлял ее работать допоздна. Иногда она еле на ногах стояла, но нам была нужна эта работа. И вот однажды она споткнулась, и ее прихватило скобой приводного механизма. Мне говорили, что ее подбросило в воздух словно бы рукой самого Эуса. Швырнуло на двадцать шагов в потолок, с такой силой, что она перешибла одну из балок. В ее теле не осталось ни одной целой косточки, а голова смотрелась еще хуже, чем эта моя рука.

Он говорил отрывисто, будто выплевывая слова. В его глазах начали набухать слезы.

— Так что я ни о чем не жалею! Ткач дал мне шанс. Нанести удар за простого человека! Может быть, наш удар и не попал в цель, но он не будет последним!

— О, тебе не стоит так переживать, — сказала Вик. — Ваш удар тоже кое-куда попал. Были убиты десятки честных людей, которые в хороший денек просто пришли посмотреть, как машина переползет через пару полей! Как насчет этих бедолаг, а? Как насчет их жен и мужей, отцов и детей? У каждого из нас есть своя слезливая история, мудило!

— Без жертв было не обойтись! И они бы того стоили, если бы его гребаное величество не охранял тот едок!

Вик нахмурилась. У нее появилось чувство, что в рапорты было включено далеко не все.

— Едок?

— Мы уже справились с рыцарями! А потом этот незаметный ублюдок… он убил Турмера. Убил всех наших! Разбросал их, словно солому!

Вик вспомнила, как Шенкт расправился с двумя ее практиками — там, на набережной в Вестпорте. Здоровяки разлетались от него, словно куклы.

— Однако с какими бы дьяволами вы ни заключали сделки, — пленник кивнул сам себе, на его губах затрепетала странная полуулыбка, — сколько бы едоков вы ни привели, сколько бы солдат ни наняли, сколько бы людей ни перебили, Великая Перемена все равно грядет!

Вик устало вздохнула:

— Где Судья сейчас?

— Великая Перемена! — Его налитые кровью глаза смотрели мимо нее, возможно, в светлое будущее. — И тогда не останется ни собственников, ни банкиров, ни королей, ни магов! Все они будут сметены!

Она вспомнила то, что говорила ей Витари в той хибаре на Вестпортской набережной. Что Союз — орудие Байяза, что банки и инквизиция — его марионетки и что она сама уже пляшет под его дудку. Ей очень не нравилась мысль, что может существовать какой-то другой мир, скрытый под покровом этого. Мир едоков, магов и тайного могущества. Как если бы она заплыла в озеро, глядя на рябь на поверхности и даже не догадываясь, что внизу под ней — таинственные глубины, где всем заправляют некие неведомые чудовища.

Вик встряхнулась, избавляясь от беспокойного чувства. Нет уж, будем держаться того, что можно потрогать, объяснить и выставить в качестве свидетельства.

— Где Ризинау? — прорычала она.

— Дом Делателя будет открыт! — гаркнул пленник сорванным голосом. — И те, кто был первым, станут последними, а последние — первыми!

Она подумала, не попробовать ли бить его кулаком по этой измочаленной руке, выкрикивая вопросы ему в лицо. Но у него не было ответов. По крайней мере, таких, которые могли бы ей помочь.

Вик поднялась, больше не обращая внимания на беснующегося пленника, безумного, как любой из тех грошовых пророков на Храмовой площади Вестпорта.