Лицо Танни вытянулось от разочарования.

— Сэр, я надеялся сражаться бок о бок с вами…

— Я в этом не сомневаюсь и сам желал бы, чтоб ты в бою прикрывал мне спину. Но если мы оба погибнем, кто же отвезет матери мое барахло?

Юный капрал смахнул слезы.

— Но, сэр…

— Иди, иди. — Глокта хлопнул его по плечу. — Не желаю прерывать на взлете такую блестящую карьеру. Уверен, что когда-нибудь ты станешь лорд-маршалом. — Глокта отвернулся от остолбеневшего капрала и полностью выкинул его из головы. — Капитан Лакенхорм, не сочтите за труд собрать солдат и вызвать добровольцев.

Огромный кадык на тощем горле Лакенхорма неуверенно дернулся.

— Добровольцев для какого дела, полковник? — Будто это не было яснее ясного и предстоящая задача не развертывалась перед ними во всей красе на дне обширной долины: неспешно разворачивающаяся на огромной сцене мелодрама.

— Неужели неясно, козел ты тупой? Отогнать гурков от моста. А теперь дуй и как хочешь, но заставь всех снарядиться и построиться, да побыстрее.

Капитан нервно улыбнулся и порысил прочь, едва не споткнувшись о собственный меч.

Глокта вскочил на ограду — одна нога на верхней жерди, другая — на нижней.

— Дети мои, удальцы из Первого Королевского! Я намерен с вашей помощью преподать сегодня гуркам небольшой урок!

Столпившиеся вокруг молодые офицеры возбужденно подпрыгивали, как утки, будто те патриотические банальности, которыми сыпал Глокта, были вкусными крошками.

— Я не стану отдавать приказ — пусть решение, которое примет каждый из вас, останется на его собственной совести! — Он скривил губы. — Что скажешь, Реус? Готов ковылять за нами?

Реус решил, что его совесть вполне выдержит это бремя.

— Полковник, я был бы счастлив участвовать в атаке, но мои ноги…

Глокта громко фыркнул.

— Очень даже понимаю — мало какие ноги смогут таскать такую тушу. И я не посмею обременять подобной тяжестью ни в чем не повинную лошадь. — Общий хохот. — Одни созданы для великих свершений. Другие… ну, они такие, какие есть. Реус, конечно, мы тебя простим — разве ты мог в этом сомневаться?

Оскорбление было тяжким, но его тут же смыло могучей волной облегчения. Ведь известно, что лучше смеется тот, кто смеется последним, а Реус был уверен, что уже через час большинству его обидчиков будет не до смеха.

— Сэр, — обратился Вест к полковнику, когда тот с ловкостью акробата перемахнул с загородки в седло, — вы уверены, что туда должны идти именно мы?

— А кто еще, по-вашему, может туда пойти? — вопросом на вопрос ответил Глокта и, резко дернув поводья, заставил своего жеребца встать на дыбы и развернуться на месте.

— Погибнет много народу. У большинства есть семьи.

— Ну, тут ничего не поделать. Это война, лейтенант. — Офицеры отозвались подобострастным хохотом. — Именно для этого мы здесь и находимся.

— Конечно, сэр. — Вест сглотнул. — Капрал Танни, будь добр, оседлай мою лошадь…

— Нет, лейтенант Вест, — оборвал его Глокта. — Мне нужно, чтобы вы остались здесь.

— Сэр?..

— Когда эта заваруха закончится, мне понадобится здесь один-другой офицер, способный отличить собственную задницу от пары дынь. — Он метнул убийственный взгляд в сторону Реуса, который как раз попытался немного подтянуть морщащиеся со всех сторон брюки. — И кроме того, мне сдается, что у твоей маленькой сестрички, когда она вырастет, будет очень непростой характер. Я же не могу допустить, чтобы она осталась без твоего отрезвляющего влияния, верно?

— Но полковник, я…

— И слушать не хочу, Вест. Ты останешься здесь. Это приказ.

Вест открыл было рот, видимо, собираясь возразить, потом резко стиснул зубы, вытянулся и отдал неловкий салют. Капрал Танни последовал его примеру; в уголке его глаза блестела слеза. Реус, ощущая себя виноватым, сделал то же самое. Его голова кружилась и от страха, и от восторга, который вызывала в нем мысль о том, что вселенная скоро освободится от Глокты.

Полковник ухмыльнулся им, продемонстрировав полный комплект прекрасных зубов — настолько белых, что глядеть на них при ярком солнечном свете было чуть ли не больно для глаз.

— Пойдемте, джентльмены. Сентиментальные прощания вовсе ни к чему. Вы и глазом моргнуть не успеете, как я вернусь!

Дернув поводьями, он заставил своего коня попятиться, застыл на мгновение, напоминая на фоне яркого неба изваяние кого-то из древних героев, и Реус подумал, что вряд ли мир когда-либо еще видел столь обаятельного негодяя.

А потом ему в лицо ударила взметнувшаяся пыль — это Глокта помчался вниз по склону.

Прямо к мосту.

Вестпорт, осень 573 года

Явившись в то утро, чтобы открыть свой Дом дыма, Шев прежде всего увидела пару огромных грязных босых ступней, торчавших из дверного проема.

В былые времена подобное зрелище не на шутку потрясло бы ее, но за последние пару-тройку лет Шев приучила себя трезво думать даже и в потрясенном состоянии.

— Эй! — воскликнула она и, стиснув кулаки, направилась вперед.

Тот, кто лежал у нее в двери, уткнувшись носом в пол, то ли не желал, то ли не мог двигаться. Она видела длинные ноги, к которым крепились эти самые ступни; ноги были одеты в грязные, рваные брюки, а дальше следовало столь же грязное и волглое тряпье, представлявшее собой пальто. И, наконец, в загаженном углу прямо под дверью Шев покоилась копна длинных рыжих волос, обильно смешанных с соломой и грязью.

Да уж, здоровенный мужик. Оказавшуюся на виду кисть руки длиной со ступню Шев, опутывали вздувшиеся вены, а кожа на костяшках пальцев была сбита. Но было в этой кисти что-то необычное. Изящество.

— Эй! — Она всадила носок башмака в пальто примерно там, где должна бы находиться задница. Никакой реакции.

Она услышала шаги за спиной.

— Утречко, хозяйка. — На работу явился Секутор. Этот парень никогда не опаздывает. Не самый ловкий работник, но уж в непунктуальности никто его не упрекнет. — Что это вы здесь поймали?

— Да, знаешь ли, вынесло к моим дверям странную рыбку. — Шев подцепила пальцами прядь рыжих волос и наморщила нос, поняв, что они заляпаны кровью.

— Он пьян?

— Она. — Уткнувшись лицом в грязь, лежала женщина. Широкая в кости, с мощным подбородком и бледной кожей, на которой были отлично видны и черный струп, и красная ссадина, и багровый синяк, увидев который Шев поморщилась, хотя ей, вообще-то, очень редко приходилось иметь дело с людьми, которых не украшал шрам-другой.

Секутор негромко присвистнул.

— Эва, сколько ее!

— И кто-то весьма изрядно измолотил. — Шев наклонилась, подставила щеку почти вплотную к распухшим от побоев губам женщины и ощутила чуть заметное дыхание. — Но пока жива. — Она отодвинулась, застыла на корточках, положив запястья на колени и свесив кисти рук, и стала думать, что же делать. Ей случалось без оглядки кидаться во всякие безобразия, но почему-то даже самые надежные, казалось бы, барыши никогда не прилипали к ее рукам. Она надула щеки и испустила скорбный вздох.

— Что случилось, то случилось, — сказал Секутор.

— Увы, да.

— Но ведь нас это не касается, верно?

— К счастью, нет.

— Прикажете оттащить ее на улицу?

— Н-да, мне этого очень хотелось бы. — И Шев возвела глаза к небу и вздохнула еще тяжелее, чем в первый раз. — Но сдается мне, что лучше будет занести ее внутрь.

— Уверены, хозяйка? Помните, когда в прошлый раз стали кому-то помогать?..

— Уверена? Нет.

Шев понятия не имела о том, почему она после всего дерьма, которое с нею приключалось, все еще сохранила потребность делать всякое добро по мелочи. Возможно, именно потому, что с нею приключалось все это дерьмо. Возможно, была в ней какая-то упрямая сердцевина, вроде косточки в финике, никак не желавшая, чтобы дерьмо, приключавшееся с нею, превратило ее самое в дерьмо. Она повернула ключ и толчком локтя распахнула дверь.