— Санджид? — вздрогнул Рыжебородый.

— Он самый, — Темпл подхватил ее замысел, показывая изрядную живость ума. — Бич Дальней Страны! Вчера вырезали Братство из пятидесяти человек не далее как в дневном переходе отсюда. — Он широко открыл глаза и потянул себя за уши. — Все уши куда-то подевались.

— Я лично был там, — добавил Свит. — И с содроганием вспоминаю те издевательства над трупами, которые наблюдал.

— Да, издевались, — сказал Лэмб. — Меня тоже трясло.

— Да его вывернуло наизнанку! — воскликнула Шай. — Чтобы защититься от подобных неожиданностей, я предпочла бы иметь крепкие ворота. На той стороне такие же хлипкие?

— С той стороны мы ворот не делали… — ляпнул парнишка, прежде чем Рыжебородый яростным взглядом вынудил его замолчать.

Но первую атаку они выиграли. Шай коротко вздохнула.

— Ну, как по мне, так это ваше дело. Ведь это — ваш мост. Но…

— Что? — подхватил Пухлый.

— Так получилось, что с нами едет человек по имени Абрам Маджуд. Замечательный кузнец, между прочим.

— И кузница у него с собой, да? — хохотнул Рыжебородый.

— Ну, да. Он сам ее придумал, — развела руками Шай. — Он и его партнер Карнсбик запатентовали передвижную кузницу.

— Чего-чего?

— Такое же чудо нашего времени, как ваш мост — чудо времен минувших, — проговорил Темпл, искренний как никогда.

— Полдня — и у вас будет полный набор скоб, уголков, оковок, петель для ворот на обоих концах моста. И ни одна армия не пройдет через такие ворота.

Рыжебородый облизнулся и посмотрел на Пухлого. Тот облизал губы в ответ.

— Ладно. Тогда вот мое слово — половина стоимости проезда, если вы почините наши ворота…

— Едем бесплатно или не едем вообще.

— Половина! — рычал Рыжебородый.

— Сука! — добавил его сын.

Шай прищурилась.

— А ты что скажешь, Свит?

— Свит? — теперь в голосе Рыжебородого звучала не угроза, а восхищение: — Ты — Даб Свит, первопроходец?

— Тот, кто убил бурого медведя? — спросил Пухлый.

— Задушил, — Свит приосанился в седле. — Задушил мохнатого ублюдка этими самыми руками.

— Он? — завизжал мальчишка. — Этот проклятый карлик?

Отец отмахнулся от него.

— Кого колышет его рост? Скажи, Даб Свит, а можно использовать твое имя для моста? — Он воздел одну руку, словно указывал на вывеску. — Мы назовем это — «Переправа Свита»!

Предложение озадачило знаменитого жителя пограничья.

— Дружище, мост стоит здесь тысячу лет. Никто не поверит, что это я его построил.

— Они будут думать, что ты им пользуешься! Ведь каждый раз, пересекая реку, ты проходишь здесь.

— Каждый раз я перехожу там, где мне удобнее. Дерьмовый был бы из меня проводник, если бы я делал по-другому. Верно ведь?

— А мы будем говорить, что ты проезжаешь всегда здесь!

— Все это кажется мне жутко дурацким, — вздохнул Свит. — Но я думаю, имя это всего лишь имя…

— Обычно он берет пятьсот марок за использование своего имени, — вставила Шай.

— Что? — ошалел Рыжебородый.

— Что? — удивился Свит.

— А что тут такого? — подхватил ушлый Темпл. — В Адуе есть один булочник, так он платит Свиту тысячу марок в год за право разместить его портрет на коробках.

— Что? — охнул Пухлый.

— Что? — удивился Свит.

— Но… — продолжила Шай, — с учетом того, что мы сами намерены воспользоваться мостом…

— И принимая во внимание древность сооружения, — вставил Темпл.

— Мы можем сделать для вас скидку. Сто пятьдесят марок, наше Братство пересекает реку бесплатно, и вы размещаете имя Даба Свита на вывеске. Ну, как? Не сходя с места, вы выгадали триста пятьдесят марок! Это только за сегодня!

Пухлый, казалось, радовался прибыли. Но Рыжебородый все еще сомневался.

— А как мы проверим, что вы не станете продавать его имя на каждом мосту, пароме или броде в Дальней Стране?

— Мы составим купчую. Настоящую, все честь по чести. И каждый будет при своей выгоде.

— Купа… чую? — он едва сумел выговорить незнакомое слово. — А где вы тут найдете законника, клянусь Преисподней?!

Иногда дни невезения сменяются очень удачными днями. Шай торжественно опустила ладонь на плечо Темпла, улыбнулась и получила ответную улыбку.

— Нам повезло путешествовать в компании лучшего законника к западу от гребаного Старикленда!

— Он похож на сраного попрошайку, — издевательски протянул мальчик.

— Внешность бывает обманчива, — сказал Лэмб.

— Как и законники, — заметил Свит. — Ложь — их вторая натура и въедается в плоть и кровь.

— Он может составить все бумаги, — подвела итог Шай. — Но за двадцать пять марок.

Она плюнула на ладонь и протянула ее вперед.

— Ну, тогда согласен. — Рыжебородый улыбнулся, хотя за волосами не слишком-то и рассмотришь, плюнул в свою очередь и рукопожатием скрепил сделку.

— На каком языке делать черновик купчей? — осведомился Темпл.

Пухлый и Рыжебородый переглянулись, пожали плечами.

— Да без разницы, мы все равно читать не умеем.

И они развернулись, чтобы открыть ворота.

— Сто девятнадцать марок, — прошептал законник на ухо Шай и, пока никто не видел, выехал на муле вперед, приподнялся в стременах и столкнул мальчишку с его возвышения прямо в грязь перед воротами. — Ой, прости, пожалуйста. Я тебя не заметил.

Возможно, он был не прав, но Шай с удивлением обнаружила, что Темпл значительно вырос в ее глазах.

Хеджес ненавидел Братство. Вонючий черномазый ублюдок Маджуд, заикатый мудило Бакхорм, старый притворщик Свит со своими правилами для дебилов. Правила устанавливали, когда есть, когда останавливаться, что пить, где гадить и какой величины собаку ты можешь взять с собой. Хуже, чем в проклятой армии. Кстати, об армии — когда ты в ней, то хочется поскорее убраться куда угодно, а когда покинул, обуревает желание вернуться.

Он передернулся, потер ногу, пытаясь унять боль, но она всегда оставалась там, будто в насмешку. Если бы он только знал, что рана загниет, то никогда не ткнул бы себя. Думал, что умнее всех, когда смотрел, как эскадрон мчится в атаку вслед за этим засранцем Тани. Маленькая дырка на ноге лучше, чем большая в сердце, не так ли? Не считая того, что враг покинул стены за сутки до атаки и сражаться не пришлось никому. После сражения единственного раненого вышвырнули из армии на одной ноге и без всякого будущего. Невезение… Оно, как обычно, следовало за ним.

Нет, было в Братстве и кое-что хорошее. Хеджес повернулся в потрепанном седле и оглянулся на Шай Соут, которая рысила рядом с коровами. Красоткой ее не назовешь, но что-то эдакое в ней было. Ей плевать, что рубашка пропотела и не скрывает очертания тела — весьма неплохие, насколько он мог судить. Ему всегда нравились сильные женщины. И она не ленивая, все время при деле. Непонятно, чего она вздумала хихикать с этим засратым перцеедом Темплом, бесполезным черномазым ушлепком. Вот если бы она подъехала к нему, к Хеджесу, он бы развеселил ее по-настоящему.

Он снова потер ногу, умостился удобнее в седле и сплюнул. Она-то ничего, но остальные — конченые ублюдки. Вот, к примеру, где Савиан? Сидит на козлах фургона со своей глумливой сучкой, которая задирала острый подбородок, будто умнее всех и умнее Хеджеса в отдельности. Он снова плюнул. Слюна бесплатная, следовательно, ею можно пользоваться сколько душе угодно.

Люди говорили не с ним, смотрели мимо, когда передавали бутылку по кругу, ненавязчиво обделяли его. Но он не лишился глаз, не лишился ушей, поэтому помнил, что видел Савиана в Ростоде после кровавой бойни, где тот был большим начальником. И его суровая сука-племянница крутилась там же, скорее всего. А еще Хеджес помнил услышанное имя. Контус. Слышал, когда его произносили вполголоса и повстанцы падали носами в пропитанную кровью землю, будто узрев великого Эуза. Он видел то, что видел, и слышал то, что слышал. Старый ублюдок вовсе не путешественник, мечтающий намыть себе золотишка. Нет, его мечты куда ужаснее. Худший из мятежников, вот только никто больше понятия об этом не имеет. Только гляньте — сидит там, будто сказал в споре последнее слово. Но последнее слово останется за Хеджесом. Пускай его преследуют неудачи, но у него есть чутье на возможности. Надо только дождаться удобного мгновения, чтобы превратить тайну в золото.