Он неуклюже обнял всех троих.
— Черт побери, я совершал много ошибок. Думаю, человек мог бы прожить достойную жизнь, выбрав другой путь, не такой, какой выбрал я. Но вот о чем я никогда не пожалею, так это о том, что помог вырасти вам. Я не жалею, что вернул вас. Не важно, чего это стоило.
— Ты нужен нам, — сказала Шай.
— Нет, не нужен. — Лэмб покачал головой. — Я не горжусь собой, но я горжусь тобой. А это чего-то да стоит.
Он отвернулся, вытер глаза и взобрался на лошадь.
— Всегда говорила, что ты — самый трусливый трус, — заметила Шай.
— А я никогда не отрицал, — кивнул он, помедлив мгновение.
Потом он вздохнул и направил коня в сторону заходящего солнца. Ро стояла на крыльце — ладонь Пита в руке, ладонь Шай — на плече. Они смотрели Лэмбу вслед.
Пока он не скрылся из виду.
Благодарности
Как обычно, четверым, без которых я не смог бы:
Брену Аберкромби, чьи глаза разболелись от чтения этого;
Нику Аберкромби, чьи уши разболелись, слыша это;
Робу Аберкромби, чьи пальцы разболелись, листая эти страницы;
Луи Аберкромби, чьи руки разболелись, поддерживая меня.
Теперь мои сердечные благодарности:
Всем замечательным и талантливым людям в британских издательствах Gollancz и Orion Publishing Group, а именно: Симону Спантону, Джону Уэйру, Джену МакМенеми, Марку Стэю и Джону Вуду. И конечно, всем тем, кто помогает сверстать, издавать, рекламировать, переводить и, главное, продавать мои книги по всему миру.
Художникам, благодаря которым мои книги выглядят классно: Дидье Граффе, Дэйву Сеньору и Лоре Бретт.
Редакторам за океаном: Дэви Пилэй и Луи Андерсу.
Тому, кто держит волка с правильной стороны двери, — Роберту Кирби.
Всем писателям, кто пересекался со мной в Интернете, в баре, за столом, где играют в Dungeons & Dragons, или на стрельбище. Кто помогал, поддерживал, дарил шутки и идеи, достаточно ценные, чтобы их украсть.
И наконец-то:
Моему сообщнику в преступлениях против фэнтези Гиллиан Редфирн. Я имею в виду, что убивать одного Буча Кэссиди было бы не так зрелищно, верно?
Острые края
Джо Аберкромби — один из самых перспективных авторов современной британской фэнтези. Трилогия «Первый закон», мир которой дополняют «Острые края», сразу же принесла ее создателю внимание и популярность среди любителей жанра. По словам писателя, то, что он описывает в своих книгах, «круто замешано на крови, предательстве и яде, с добавлением элементов черного юмора».
* * *
«Острые края» — полное собрание как уже получивших награды историй, так и новых рассказов от мастера темной фэнтези.
Amazon.com
Вообразите экранизацию Куросавой «Властелина Колец».
Lev Grossman, Wall Street Journal
Свежо и захватывающе!
The Independent
* * *
Посвящаю маме и папе.
Без вашего генетического материала у меня ничего не получилось бы.
Обаятельный мерзавец
Кадир, весна 566 года
— Ура! — взвизгнул Салем Реус, квартирмейстер Первого полка Его Августейшего Величества. — Задайте им жару!
Именно это — жару — полковник Глокта всегда и задавал своим противникам, будь то в фехтовальном кругу, или на поле боя, или в куда более суровых ситуациях, сопровождающих взаимоотношения безоружных людей в обществе.
Трое спарринг-партнеров, которым выпала несчастливая доля схватиться с ним, наскакивали на него так же бестолково, как это делали бы рогатые мужья при случайной встрече на городской улице, или кредиторы, тщетно пытающиеся напомнить о долге, или позабытые приятели. Глокта с издевательской ухмылкой танцевал перед ними, полностью оправдывая свою двойственную репутацию лучшего фехтовальщика Союза и наглого позера. Он издевался — то подскакивал, то приседал, то перебегал на несколько шагов, то волочил ноги по-стариковски, то резко поворачивался, — проворный, как муха, непредсказуемый, как бабочка и, если ему приходила такая блажь, мстительный, как злая оса.
— Ну-ка, друзья, веселее! — выкрикнул он и, совершенно неожиданно развернувшись в прыжке, звучно хлопнул по ягодицам каждого из своих соперников. Толпа зашлась в глумливом хохоте.
— Отличный спектакль! — заявил лорд-маршал Варуз, раскачиваясь от восторга на складном походном стуле.
— Потрясающе отличный спектакль! — подхватил полковник Крой, стоявший по правую руку от него.
— Прекрасная работа! — сообщил полковник Поулдер, стоявший слева; эти двое непрерывно соревновались между собой в том, кто лучше подольстится к командиру. Вот и сейчас они вели себя так, будто вовсе нет забавы благороднее, чем издевательство над тремя новобранцами, которым вряд ли доводилось когда-то прежде держать в руках меч.
Салем Реус, внешне восторгавшийся, но в душе сгоравший от стыда, радовался так же бурно, как и все остальные. Но его взгляд то и дело уходил от этого пленительного, тошнотворного зрелища. Перескакивал на долину и прекрасный образец армейского беспорядка, который заполнял ее.
Пока командиры прохлаждались здесь, на вершине хребта — потягивали вино, глазели на забаву самоуверенного и самовлюбленного Глокты, пользовались бесценной возможностью насладиться освежающим ветерком, — внизу, в раскаленном на солнце тигле долины, частично затянутом тучей удушающей пыли, страдала основная часть армии Союза.
На то, чтобы протащить солдат, лошадей и постепенно, но неотвратимо разваливавшиеся обозные подводы через узенький мост, который старательно подмывала мчащаяся по глубокому оврагу вода, потребовался целый день. Теперь же люди растянулись неровной вереницей и уже не столько маршировали, сколько брели в полусне. То, что когда-то было дорогой, давным-давно растоптали бесчисленные ноги, все признаки формы, дисциплины и воинского духа остались в прошлом, а красные куртки, сияющие нагрудники и развевающиеся золотые штандарты окрасились в одинаковый светло-бежевый цвет выжженной солнцем пыли Гуркхула.
Реус сунул палец под воротник и попытался оттянуть его и допустить хоть немного воздуха к мокрой от жгучего пота шее, думая при этом, что хоть кто-то должен бы попытаться немного упорядочить творящийся внизу хаос. Ведь если сейчас появятся гурки, будут большие неприятности. А гурки имели обыкновение появляться в самые неподходящие моменты.
Но Реус был всего лишь квартирмейстером. Среди офицеров Первого полка он считался низшим из низших, причем никто даже не пытался скрывать от него это отношение, а он сам принимал его как само собой разумеющееся. Он пожал зудящими плечами, решил — далеко не в первый раз, — что эта проблема его не касается, и позволил своему взгляду, будто по магическому притяжению, вернуться к упражнениям несравненного полковника Глокты.
Этот человек, без всякого сомнения, прекрасно выглядел бы на портрете, однако выделяло его из общей массы то, как он улыбался, кривил губы, насмешливо вскидывал бровь — то, как он двигался. Он обладал осанкой танцора, телосложением героя, силой борца, скоростью змеи.
Два лета тому назад, в значительно более цивилизованной местности — посреди Адуи — Реус был свидетелем того, как Глокта одержал победу на турнире, не пропустив ни одного удара. Он, естественно, смотрел состязания с дешевых верхних ярусов, с такого расстояния, на котором фехтовальщики казались совсем крошечными, но и там его сердце отчаянно билось, а руки непроизвольно дергались в такт движениям бойцов. Возможность видеть своего кумира вблизи только усилила восхищение. Честно говоря, оно выросло до такой степени, что кое-кто мог бы без большой ошибки назвать это чувство любовью. Но восхищение это уравновешивалось горькой, ядовитой и тщательно скрываемой ненавистью.