— Хорошо-то как, — сказал он, глядя, как офицер и девушка двинулись в обнимку по мосту к южному берегу. — Осчастливить хоть нескольких, среди всего этого. Хорошо, черт возьми.

— Верно сказано.

— Прямо-таки иной раз задумываешься, и зачем люди выбирают наш род занятий.

Черствый глубоко вздохнул.

— Наверно потому, что трусят заниматься чем-то еще.

— Может, ты и прав.

Влюбленная пара растворилась в темноте, протащились мимо последние несколько раненых. Зоб оттолкнулся от парапета, стряхнул с ладоней сырость.

— Ну что, пора. Пойдем опять своим делом заниматься?

— Пойдем.

— Рад был свидеться, Черствый.

— Да и я.

Старый воин повернулся и последовал за остальными обратно к южной окраине городка.

— Ты уж смотри, чтоб тебя не убили, ладно? — бросил он через плечо.

— Как-нибудь постараюсь.

Хлад дожидался на северной оконечности моста. Он протянул Зобу его меч. Одного лишь глаза, поблескивающего над кривой улыбкой, оказалось достаточно, чтобы все теплые чувства метнулись прочь, как кролик от гончей.

— А ты повязку никогда носить не думал? — полюбопытствовал Зоб, принимая меч и вешая его на пояс.

— Одно время пробовал, правда недолго, — Хлад указал на щербины шрама вокруг глаза. — Чесалось хуже мудей. Я и подумал, а зачем мне ее носить — только для того, чтобы щадить чувства других мудочесов? Если я могу жить, таская повсеместно эту харю, то они могут жить, на нее глядя. А если нет, то язви их в душу.

— И правильно.

Какое-то время они шли в сумраке молча.

— Извини, что я занял то место.

Хлад ничего не сказал.

— Возглавил карлов Доу. Ведь это, как никому другому, подходило бы тебе.

Хлад пожал плечами.

— Я не жадный. Жадных я видел, и это чертовски прямой путь обратно в грязь. Мне надо лишь то, что я имею. Не больше и не меньше. Ну и немного уважения.

— Запросы скромные. Хотя я и сам буду состоять при Доу лишь пока длится битва, а там снова отойду. Доу тогда, смею надеяться, вторым захочет назначить тебя.

— Может быть.

Хлад целым глазом покосился на Зоба.

— Ты приличный человек, ведь так, Зобатый? Все так говорят. Прямой как резак. Как тебе это удается, без кривизны?

Сам Зоб насчет своей прямоты был не такого высокого мнения.

— Да вот, просто стараюсь поступать по-правильному. Только и всего.

— Но зачем? Я вот тоже пытался. Но как-то не привилось. Не видел в этом для себя выгоды.

— И в этом твоя беда. Все доброе, что я совершил за все годы — а мертвым ведомо, что сделал я его не так уж много, — я совершил лишь ради добра как такового. Просто потому, что так хотел.

— Но ведь это, выходит, уже и не жертва, если ты сам, по своей воле хочешь это творить? Как, творя то, чего ты сам желаешь, сделаться, раздолби его, героем? Ведь так и я, и все могут. И делают.

Зоб лишь пожал плечами.

— Ответов у меня нет. Хорошо, если б были.

Хлад задумчиво крутил на мизинце перстень, поигрывая блеском красного камня.

— Получается, так все живут изо дня в день.

— Такие времена.

— Ты думаешь, другие времена будут отличаться?

— Остается лишь надеяться.

— Зобатый!

Звук собственного имени ударил так хлестко, что Зоб крутнулся волчком, щурясь в темноту: кого это он, интересно, успел с недавних пор еще обидеть? По логике, хоть кого. Едва он сказал Черному Доу о своем согласии, как враги стали сыпаться на него как из помойного ведра. Рука привычно схватилась за меч, благо на сей раз он висел на поясе. И тут Зоб разулыбался.

— Фладд! Да что ты будешь делать: что ни шаг, натыкаюсь, черт бы их побрал, на знакомцев!

— Вот что значит быть старым байбаком.

Фладд вышел навстречу, и все было при нем: и улыбка та же, и даже прихрамывание.

— Байбак байбака видит издалека. Ты же знаком с Хладом?

— По отзывам.

Хлад обнажил зубы:

— Краса неписаная, разве нет?.

— Как тут денек прошел у Ричи? — поинтересовался Зоб.

— Кровушки пролилось изрядно, — ответил Фладд. — Я вот был вождем у нескольких ребят, молодых совсем. Даже слишком. Все, кроме одного, ушли обратно в грязь.

— Жаль, жаль про это слышать.

— А мне, думаешь, нет? Хотя война есть война. Думал, не вернуться ли к тебе в дюжину, если возьмешь. А если согласишься, то я бы взял с собой вот этого.

Фладд ткнул большим пальцем на какого-то мальчишку-переростка; запахнутый в грязный зеленый плащ, юнец держался в тени и глядел исподлобья: глаз поблескивал из-под темной челки. Надо отметить, меч у него на поясе что надо, с золоченой рукоятью, это Зоб углядел быстро.

— У него верная рука. Даже имя себе сегодня заработал.

— Похвально, — кивнул Зоб.

Паренек отличался молчаливостью — никакого бахвальства или бравады, как пристало тому, кто мечом добыл себе сегодня имя. Как, помнится, похвалялся Зоб, когда добыл свое! Это хорошо. Не хватало еще ершистого засранца, из-за которого в сплоченной дюжине начнется разброд. Как когда-то, годы назад, произошло из-за него, молодого запальчивого засранца.

— Ну так что? — переспросил Фладд. — Отыщется у тебя лишнее местечко?

— Лишнее, говоришь? Да у меня и в лучшие-то времена, помнится, больше десяти человек не набиралось. А теперь и вовсе осталось шестеро.

— Во как! А с остальными что сталось?

Зоб поморщился.

— Да то же, что и с твоими. Как оно обычно складывается. Атрока позавчера убило на Героях. Через день Агрика. А нынче вот утром умер Брек.

Возникла невеселая пауза.

— Брек, значит, умер?

— Во сне, — пояснил Зоб, будто это что-то меняло. — Нога, видать, подвела.

— Надо же, Брек ушел в грязь, — Фладд задумчиво покачал головой. — Вот незадача. Я-то думал, такие вообще не мрут.

— И ты, и я, и все там будем. Одно бесспорно: Великий Уравнитель подкарауливает всех. У него ни оговорок, ни отговорок не бывает.

— Истинно, — прошелестел Хлад.

— Ну а до тех пор мы, конечно, могли бы потесниться, если Ричи тебя отпустит.

— Он уже согласился, — сказал Фладд.

— Тогда милости прошу. Только учти, что в дюжине за старшую пока Чудесница.

— Вот как?

— Ага. Доу предложил мне начальствовать над его карлами.

— Так ты, получается, второй у Черного Доу?

— Во всяком случае, пока битва не кончится.

Фладд шумно выдохнул.

— А как же твое «быть тише воды ниже травы»?

— Никогда не бери на веру чужих слов. Ну что, еще не передумал?

— С чего бы.

— Тогда добро пожаловать обратно. Вместе с твоим парнягой, если он, как ты говоришь, потянет.

— Да куда он денется. Так ведь, малый?

Паренек промолчал.

— Как тебя звать? — спросил Зоб.

— Бек.

Фладд хлопнул его по плечу.

— Красный Бек. Лучше уж сразу давай привыкай к полному имени.

Вид у паренька был слегка квелый. Немудрено, судя по состоянию городка. Сразу, без подготовки, побывать в таком рубилове — вот уж поистине кровавое омовение.

— Не из разговорчивых, значит? Оно и к лучшему. Нам тут и без того острословов-болтунов хватает, в лице Чудесницы и Жужела.

— Жужело из Блая? — спросил паренек.

— Он самый. Он тоже у нас в дюжине. Или полудюжине, смотря как считать. Ты как думаешь, — поинтересовался Зоб, — мне ему вступительную речь говорить, как когда-то тебе? Насчет того, как заботиться о своей дюжине и вожде-воителе, не лезть почем зря на рожон, поступать по-правильному, все такое?

Фладд, поглядев на паренька, покачал головой.

— Знаешь, я так думаю, он за сегодня сам все постиг, на своей шкуре.

— Эйе, — отозвался Зоб. — Мы все в свое время так или иначе это постигали. Ну так добро пожаловать в дюжину, Красный Бек.

Паренек лишь моргнул.

Это была та же тропа, по которой она ехала накануне вечером. Тот же извилистый путь вверх по продуваемому ветром холму к амбару, где ее отец разместил свою ставку. Тот же вид на мглистую долину, до отказа, казалось, заполненную острыми точками огней: тысячи костров, фонарей, факелов, все переливчато сияют в слезящихся уголках ее утомленных глаз. Но все теперь воспринималось иначе. Несмотря даже на то, что рядом ехал Гар — вот он, стоит протянуть руку, — и говорил, говорил, чтобы как-то заполнить тишину, — Финри чувствовала себя одинокой.