Страх разрастался в груди Рикке все больше, ее глаза раскрывались все шире.

— Мне нужно возвращаться домой.

— Думаешь, это твой отец? — спросила Изерн.

— Кто еще это может быть?

Трясучка был мрачен как туча. Его металлический глаз блестел на солнце.

— Если это так… как знать, кто может захватить власть в Уфрисе.

Рикке сморщилась от грохота в голове.

— У них у всех тени там, где должны быть лица. Но что я видела, то видела!

— Ты уверена? — спросил Орсо.

— Я уверена. — Застонав, Рикке приподнялась на одном локте. — Я должна возвращаться на Север! И чем скорее, тем…

Тут она вдруг осознала, что все смотрят на нее. И что в данный момент «все» — это чертовски много народа. Она наморщила нос, учуяв неприятный запах.

— А, клянусь мертвыми…

— Как твоя нога? — Скейл со смехом хлопнул племянника по раненому бедру, заставив его скривиться от боли.

— Лучше, чем была, — отозвался Стур, вытягивая ее под столом.

— Тебе повезло, парень. Молодой Лев мог тебя и убить.

Скейл снова отхлебнул из кубка, залив себе элем всю бороду. Клевер с любопытством посмотрел на него. Казалось бы, если человек столько пьет, он должен научиться хотя бы этому. Но нет, ублюдок никак не мог прекратить плескать через край.

— Верно. — Стур хмуро уставился в пол. Вокруг его глаз еще виднелись желтоватые следы синяков. — Я бы его убил, если бы был на его месте.

— Это уж точно!

Скейл хохотнул и знаком приказал налить себе еще эля. Его старики нынче держались что-то чересчур самодовольно, а Стуров молодняк, наоборот, ходил с мрачным видом. Когда их хозяин потерпел поражение, каждый из них тоже что-то потерял. Может быть, немножко гордости. Клевер уже давно не видел в гордости ничего кроме помехи, однако находились такие, кто по-прежнему любил ее пуще золота.

— Наш король как-то подозрительно доволен поражением своего чемпиона, — пробормотала Чудесница, почти не шевеля губами.

— Верно, — согласился Клевер. — Может быть, потому, что это дает ему шанс, потрясая пальцем, прочесть еще одну лекцию о самоуверенности молодых и еще раз перечислить все, что он узнал за свою долгую жизнь, опустошая кубки с элем.

— А ведь вначале он стоял за этот поединок не меньше самого Стура.

— Таковы короли. Если идея дерьмовая, всегда оказывается, что ее предложил кто-то другой.

Клевер поглядел на Стура, потирающего свою больную ногу. Теперь он больше походил на смирного щенка, чем на Большого Волка. Задумчивый. Даже подавленный.

— Зато нашего будущего короля поражение, похоже, в конце концов хотя бы чему-то научило.

— Как тебя?

— Говорят, ошибки — лучший учитель.

Чудесница покивала, оглядывая комнату из-под своих тронутых сединой бровей.

— Значит, войне конец.

— Похоже на то, — отозвался Клевер. — Много народу погибло, и почти ничего не изменилось.

— С войной всегда так. Лучше всего приходится худшим из нас. Но можно не сомневаться, что вскоре начнется новая.

— Ничуть не удивлюсь.

— Чем займешься в перерыве? Снова будешь учить фехтованию?

— Не могу придумать ничего другого, для чего я пригоден и что мог бы делать, не вставая с места. А ты?

Чудесница поглядела на Стура, нахмурилась и тяжело выдохнула через нос:

— Главное, чтобы не пришлось больше нянчиться с этим ублюдком, а там, в общем-то, все равно.

— Ты можешь присоединиться ко мне.

— Учить мальчишек махать мечом?

— А что? Я бы сказал, мудрости в тебе побольше, чем у большинства людей.

Она фыркнула:

— Уж побольше, чем в тебе, это точно!

— Вот видишь. Как бывает во всех удачных совместных предприятиях, мы будем восполнять недостатки друг друга. Каждый внесет свой вклад: ты будешь расточать мудрость, я — сидеть в тени и покое.

Клевер отхлебнул из собственной чашки и улыбнулся при мысли о том, как снова прислонится к своему любимому дереву. Ощущение шершавой коры под спиной… «Клац-клац» — стук палок на лужайке…

— Ты серьезно? — проговорила Чудесница, щуря глаза.

— Н-ну… Не то чтобы совсем несерьезно. Если мне все же придется делать все одному, это будет скорее из-за невезения, чем по собственному выбору.

— А также из-за того, что ты перебил всех друзей.

— Мы на Севере, — буркнул Клевер. — Кто здесь не убил хотя бы пару друзей?

И они ухмыльнулись друг другу и со стуком сдвинули чашки.

Через несколько человек от них Стур хмурился, глядя в свой эль, словно на дне кубка скрывалась загадка.

— Я никогда прежде не проигрывал. Ни в чем.

— Выиграл бы и сейчас, если бы не гребаная ведьма! — рявкнул Гринуэй с такой горечью, словно это он сам проиграл. — Со своим гребаным Долгим Взглядом, или как его там называют. Гребаное жульничество, вот что это было! На них на всех надо было вырезать кровавый крест!

— В правилах нигде не написано, что поединщикам нельзя подсказывать, не правда ли? — Стур говорил тихо, и с таким задумчивым взглядом, какого Клевер никогда у него не видел. — К тому же сдается мне, что она оказала мне услугу. Когда я проиграл… это заставило меня увидеть все по-другому. Это как приложить к глазу цветное стеклышко и увидеть весь мир в новых красках. Или… нет! Это как убрать стеклышко и увидеть мир как он есть!

Скейл поглядел на племянника с изумлением. И он был такой не один. У Клевера на лбу попросту кончилось место — так далеко уехали его брови.

— Может быть, ты больше похож на своего отца, чем я думал, — проговорил король. — Я знал, что ты боец, но никогда не подозревал в тебе еще и мыслителя.

— Я тоже, — отозвался Стур. Его влажные глаза горели. — Но когда лежишь раненый, что еще остается делать, кроме как думать? И я кое-что понял. Молодой Лев не отправил меня в грязь. Но мы все вернемся в нее рано или поздно.

— Верно, племянник. Великий Уравнитель ждет каждого из нас.

— И я понял кое-что еще. — Стур поглядел на свою руку: его пальцы сжимались в кулак. — У человека есть только его жизнь, чтобы завоевать себе имя, и эта жизнь может быть не такой уж долгой.

— Верно, племянник. Никто не станет петь о тебе песни, пока ты их не заставишь.

— И я понял кое-что еще. — Стур ударил кулаком по столу. — Нужно брать свое, ничего не дожидаясь.

Скейл улыбнулся и поднял свой кубок:

— Верно, пле…

Он прервался на полуслове, издав какое-то тошнотворное бульканье, из его рта хлынула кровь вперемешку с элем, и Клевер с большим удивлением увидел, что Стур воткнул нож в шею своему дяде.

Раздался треск, что-то брызнуло Клеверу в лицо, и он обнаружил, что старому воину, сидевшему рядом с ним, только что раскололи череп топором до самой переносицы.

Еще одного повалили на стол и там отрубили ему голову. На это потребовалось два удара.

Еще один забился в руках Гринуэя, перерезавшего ему горло, блюда и кубки разлетались от его дергающихся ног, эль лился ручьями.

Еще один вскочил с проклятиями, потрясая столовым ножом, но запутался в собственном меховом плаще. Потом ему воткнули меч в брюхо; он выругался, пуская в бороду кровавые слюни. Потом чья-то палица проломила ему затылок.

Одну из королевских служанок сшибли на землю, другая прижимала к груди свой кувшин, словно могла укрыться за ним.

Сам Скейл лежал лицом на столе, с выпученными глазами и вывалившимся языком. Из его носа еще слабо выкатывались красные пузыри; кровавый эль тихо капал с краешка стола: кап, кап, кап…

Под столом возился один из его старых воинов, он извивался и рычал, пытаясь дотянуться единственной здоровой рукой до упавшего меча. Он тянулся и тянулся, шевеля пальцами, словно добраться до рукояти через это крошечное пространство каменного пола было самым главным делом в жизни. Один из Стуровых молодцов перепрыгнул через стол и хрястнул ногой по его затылку: раз, другой, третий. Раздался хруст позвонков.

Потребовалось всего лишь несколько вздохов, чтобы старые шлюхи вернулись в грязь, а молодые встали над ними с улыбками на забрызганных красным лицах.