Коул Трясучка был не таков, как Стур Сумрак. Если у него когда-то и была охота выделываться, он расстался с ней в далеком прошлом, тогда же, когда расстался со вторым глазом.

Его клинок рубанул Окселя сбоку, под ребрами, войдя глубоко в тело и обдав брызгами крови остолбеневшие лица его щитоносцев. Оксель шатнулся в сторону, с сиплым бульканьем схватившись за бок. Между его пальцами текли струйки темной крови. В отчаянии, на подкашивающихся ногах, он попытался ударить еще раз, но Трясучка легко отступил, прижал правую руку Окселя своей левой, высоко поднял руку с мечом и долбанул его рукоятью по темени.

Звук был такой, словно ударили молотком по глиняному горшку. Клинок Окселя, загремев, выпал из руки, и он рухнул на колени. Пузырящаяся кровь просачивалась сквозь волосы и красными потеками стекала по лицу. Он как-то странно всхлипнул и посмотрел на Рикке:

— Ты…

Меч Трясучки с глухим ударом снял голову Окселя с плеч, и она покатилась, подпрыгивая, через круг. Один из щитоносцев Красной Шляпы отпрыгнул в сторону, чтобы дать ей прокатиться.

Не дожидаясь, пока тело их вождя шлепнется на пол, Трясучка повернулся к людям Окселя. Он не издавал победного рева, не воздевал руки, торжествуя победу, не изрыгал оскорблений. Просто смотрел на них, как если бы он сделал им предложение и не особенно заботился, примут они его или нет.

Никто даже не шевельнулся. Никто не издал ни звука. В общем молчании фонтан крови, вытекавшей из трупа Окселя, превратился в поток, затем в струйку, огромной лужей сливаясь с кровью Красной Шляпы и медленно расползаясь по полу.

Рикке положила руку на плечо Трясучки и, шлепая босыми ногами, проскользнула мимо него в центр круга.

— Есть еще идеи, которые стоит проверить? — спросила она, поворачиваясь кругом, так, чтобы у каждого была возможность высказаться.

Она понятия не имела, что будет делать, если кто-нибудь решит заговорить. Но никто по-прежнему не шевелился. И не издавал ни звука.

— Еще кто-нибудь хочет сделать по-своему?

В ее рту пересохло, пульс грохотал под сводом черепа. Но в зале стояла тишина, как зимой. Как в могиле.

— Больше не будет мнений? Все высказались?

Рикке побрела обратно к своей скамье, оставляя босыми ногами цепочку кровавых следов на полу отцовского замка. Названные безропотно расступились перед ней, едва не роняя щиты из непослушных рук.

— И что будет теперь? — пробормотал Черствый, уставясь на трупы и хватаясь за остатки своих седых волос.

— Я знаю в точности, что будет, — отозвалась Рикке, хотя в действительности перед ней было море сомнений. Она снова уселась и натянула на плечи овчину. — Я это видела.

— Что ты видела? — спросил один из воинов Красной Шляпы.

Конечно, он был зол на то, что произошло, но в его голосе звучала и нотка любопытства. Этакое нищебродское поскуливание. Что бы ни говорили, а в конечном счете большинству людей нужно, чтобы им указали дорогу. Чтобы кто-нибудь заверил их, что все будет в порядке. Чтобы кто-нибудь распорядился, что делать дальше.

— Я знаю, что вы все ужасно любите волноваться, но сейчас вы можете завязывать с этим делом. — Рикке склонила голову набок и улыбнулась им. Она могла даже не пытаться делать улыбку угрожающей: руны на ее лице прекрасно справлялись с этой задачей. Ну не только руны, еще два трупа и фигура забрызганного их кровью Трясучки, стоявшего рядом. — Все, что от вас требуется, — это делать то, что я говорю. Нетрудно, правда?

Как любил повторять отец Рикке: если хочешь, чтобы что-то было сделано как надо, сделай это сам. Она подняла с пола ножницы, подтянула коленки к подбородку и вновь принялась за свои ногти. На большом пальце левой ноги у нее был какой-то дурацкий твердый вырост кожи возле угла ногтя. Всегда приходилось повозиться, чтобы обрезать его как следует.

— Так ты, значит, маг? — спросил Стур.

— Маг Радирус, к вашим услугам!

Он даже говорил как маг, вкусно раскатывая каждое «р», сходящее с его языка. И вид у него был более чем магический: длинная мантия, щедро расшитая золотой нитью, длинная окладистая борода, разделенная надвое и с седыми прядками, а также перекрученный посох с каким-то кристаллом на конце.

— И ты можешь творить чудеса?

Стур крутил в руках обнаженный меч. Он любил держать его наготове, что казалось Клеверу глупостью. Главное преимущество меча перед секирой, если на то пошло, как раз и состоит в том, что эту пакость можно упрятать в ножны, чтобы никто не дергался. Но заставлять людей дергаться было одним из любимейших времяпровождений Большого Волка. Стур сидел на троне Скарлинга, уперев острие меча в каменные плиты пола и играя с рукоятью, поворачивая ее из стороны в сторону, так что клинок вспыхивал и посверкивал. Иногда, если солнце попадало в окна под нужным углом, он ловил клинком луч и пускал людям в глаза, просто для забавы.

— Не только чудеса! — Старик с весьма самоуверенным видом взмахнул посохом. — Но и Иувиново Высокое искусство!

Его лоб, впрочем, блестел от пота.

— Покажи, — велел Стур.

Клеверу не особенно нравилось, к чему все это шло.

Старик прикрыл глаза, пробормотал какие-то слова, которых Клевер не разобрал, с большим апломбом помахал свободной рукой — и швырнул что-то в воздух в облачке сверкающей пыли. Это была маленькая птичка, которая немного попорхала в воздухе и наконец с озадаченным видом уселась на одну из потолочных балок.

— Мило, — заметил Клевер.

Сидевший возле него Черный Кальдер отхлебнул свой эль и с отвращением покачал головой:

— Во имя гребаных мертвых…

— А что? Мне показалось, это мило.

Стур, кажется, был другого мнения. Он сощурил глаза, что у него обычно означало, что кому-то вскоре не поздоровится. Это случалось нередко.

— Мне говорили, ты умеешь исчезать.

— Ну… э-э… — Взгляд мага нервно заметался по комнате. — Только в сугубо определенных обстоятельствах, мой король. Должен быть благоприятный лунный цикл, вы понимаете, когда звезды выстраиваются должным образом и…

— Врежь ему, — приказал Стур.

Кулак Гринуэя впечатался в щеку старика, опрокинув его на спину. Его мантия взметнулась, посох загремел по полу, кристалл отскочил и укатился куда-то в угол.

— Я просто показываю фокусы! — завизжал маг, когда Гринуэй снова втащил его на ноги. Его величавую внешность теперь несколько портил окровавленный рот. — В бродячем цирке! На самом деле это никакая не магия!

Его раскатистое «р» больше не звучало так аппетитно, как прежде. Как, впрочем, и остальные звуки.

— Я не маг! Трюк с исчезновением… это… просто коробка с фальшивым дном…

Стур скривил губу:

— Уберите этого полудурка с моих глаз.

Гринуэй ухватил самопровозглашенного мага за шею и поволок к двери. Его каблуки безвольно щелкали по стыкам плит. Получается, он все же мог исчезать! Клевер ощутил, как его губы подергиваются от улыбки, уже было повернулся, чтобы поделиться шуткой с Чудесницей — но вспомнил, что ее больше нет. Он сам ее убил.

Видя, как Радируса вытаскивают из зала, Черный Кальдер шумно, презрительно фыркнул. Стур нахмурился:

— Тебя что-то забавляет, отец?

— Еще бы! Сгребать магов в один мешок! — Кальдер снова фыркнул. — Отличная шутка, будь я проклят!

— Ты мог бы сразу перейти к самому забавному. Отправиться в Великую Северную библиотеку и привести своего друга, Первого из магов, повидаться со мной.

Насмешливая улыбка соскользнула с лица Кальдера, и оно вновь стало мрачным.

— Байяз мне не друг. Он никому не друг. И его помощь будет стоить дороже, чем она того стоит. За нее придется платить всем, что у тебя есть. Уж лучше подружиться с чумой.

— У Ищейкиной дочки Долгий Взгляд, — сказал Стур, и несколько его воинов опасливо забормотали, переглядываясь. — Мне нужно пламя, чтобы бороться с пламенем.

— Этак у тебя останутся одни угольки, — сказал Кальдер. — В мире осталось не так много магии, а то, что осталось, не стоит цены, которую за нее запрашивают. Тебе же будет лучше, если ты не найдешь ничего, кроме лжецов и фокусников.