Не давая никому времени опомниться, она выскользнула из круга, и щиты с лязгом сомкнулись за ее спиной, раскрашенными сторонами внутрь.

С некоторой неохотой два старых вождя принялись кружить вокруг друг друга — Красная Шляпа держал меч острием кверху, Оксель немного наискось. Они сходились все ближе. Оксель скалил зубы, Красная Шляпа водил языком по нижней губе. Круги сузились еще немного — и вот Красная Шляпа ударил, и Оксель отбил удар, потом рубанул он, и Красная Шляпа увернулся. По кругу воинов прошел ропот, щиты застучали друг о друга, и весь круг зашевелился, задвигался. Шум нарастал, щитоносцы толкались, выкрикивая оскорбления и слова поддержки, потрясая кулаками, рыча и ревя. В зале поднялся такой гвалт, что он мог бы поднять отца Рикке из его глубокой темной могилы по ту сторону бревенчатой стены.

Рикке потуже натянула на плечи старую овчину. Казалось, от шкуры все еще пахло отцом. На мгновение ей захотелось, чтобы он действительно мог подняться. Она представила: вот он входит в зал, чтобы посмотреть, что тут за суматоха. Представила, как он улыбнется ей, как прежде, словно она — самое драгоценное, что у него есть. Самое драгоценное, что есть в мире. Но потом она усомнилась, станет ли он улыбаться, когда увидит ее ослепший глаз и руны на ее лице. Что, если он, как все остальные, уставится на нее со страхом и таким видом, будто его подташнивает? При этой мысли на ее слепой глаз набежала слеза, и ей пришлось утереться ладонью.

К этому моменту она уже была не единственной, из кого сочилась жидкость. У Красной Шляпы из рукава текла кровавая струйка, капая с кончиков пальцев, а Оксель с окровавленным ртом, куда попал локоть противника, немного прихрамывал. Рикке почти ощутила сожаление, что натравила друг на друга двоих стариков, — но ей было необходимо сделать свое сердце каменным. Кто-то должен был направлять Уфрис теперь, когда ее отца не стало.

Клацала сталь; два старых боевых вождя стенали, пошатывались и превозмогали себя, выдохшиеся, неловкие. В общем и целом довольно неприятное зрелище. Не зря поединками в основном занимается молодежь. Грудь Окселя тяжело вздымалась, его меч опустился к земле. Искаженное лицо Красной Шляпы блестело от пота. Он собрал силы для еще одной попытки, но было уже ясно, к чему идет дело. Он замахнулся мечом, и Оксель едва успел убраться в сторону. Оксель тоже сделал выпад — на самом деле это был почти не выпад, просто Красная Шляпа поскользнулся, и, как нарочно, на его пути оказался выставленный Окселем меч. Удача порой бывает довольно сволочной штукой.

Клинок прошел сквозь тело Красной Шляпы беспрепятственно, только куртка на его спине оттопырилась, и из нее показался блестящий кончик. Потом красной стала вся его одежда, не только шляпа. Его лицо побагровело, на шее вздулись вены, он попытался что-то сказать, но лишь уронил на землю несколько кровавых брызг.

Оксель вырвал меч из раны, и Красная Шляпа зашатался, скребя по земле кончиком безвольно поникшего меча. Он кашлял и давился, словно никак не мог вдохнуть. Потом со свистящим стоном снова поднял меч, и Оксель предусмотрительно отступил на шаг назад, но все, что смог Красная Шляпа, — это слепо пошарить им в воздухе перед собой. Он повернулся кругом и рухнул набок, из его рта струйкой полилась кровь, растекаясь по щелям между камней, выпученные глаза уставились в пустоту.

— Похоже, к Союзу Уфрис уже не присоединится, — заметила Изерн, опираясь на копье.

Люди Окселя ликующе завопили. Люди Красной Шляпы понурились, угрюмые и молчаливые.

Красная Шляпа всегда нравился Рикке. Он смеялся ее шуткам, когда она была девчонкой. Он ночи напролет беседовал с ее отцом, и огонь камина освещал их морщинистые лица. И уж если выбирать между присоединением к Союзу или присоединением к Северу, то его позиция была ей гораздо больше по душе. Но кто-то должен был рулить Уфрисом, и он не годился для этой задачи.

— Я победил! — взревел Оксель, поднимая окровавленный меч. — Я победил, черт подери! Дайте знать Большому Волку, что мы присоединяемся к Северу и что…

— Эй-эй-эй! — выкликнула Рикке, поднимая обе руки ладонями вперед. Все лица обратились к ней. — Не будем забегать вперед себя. Я на это не давала согласия!

— Ты же сказала, что твое слово будет за победителем!

— Я сказала, что идеи должны соревноваться друг с другом. Я ничего не говорила о том, что идей будет только две.

Лицо Окселя исказилось:

— Что за херню ты мелешь, девчонка?

— Красная Шляпа сказал — присоединяться к Союзу. Ты сказал — присоединяться к Северу. Чуть не передрались прямо над могилой моего отца, как я припоминаю! — Она немного помедлила, чувствуя, как колотится сердце о грудную клетку. Потом пожала плечами, словно ей было на все наплевать: — Я говорю: мы остаемся как есть. Как хотел мой отец. Независимыми.

— И кто станет за это драться? — насмешливо спросил Оксель. — Ты, что ли?

— Женщина на кругу? Ты что, разве я посмею осквернить своими сиськами такое достойное место! Когда хочешь что-то сделать, первым делом надо понять, чего ты сделать не можешь. Я и кашлянуть не успею, если окажусь на кругу с тобой. Так что, похоже, мне придется оставить это дело своему поединщику!

Трясучка легким движением отодвинул одного из щитоносцев Красной Шляпы и ступил на круг. Его серый меч, уже вытащенный из ножен, висел в опущенной руке.

— В самом деле, зачем нужен поединщик, если он не может сразиться за тебя в поединке? — продолжала Рикке.

Воины забормотали — и люди Окселя, и люди Красной Шляпы, и люди Черствого, и все остальные. В их голосах слышался страх и гнев, но также и возбуждение. Худшим противником в мире, с которым можно оказаться на кругу, был Девять Смертей. Но Коул Трясучка отставал от него не так уж намного.

— Ах ты коварная тварь! — рявкнул Оксель.

Рикке расхохоталась.

— Коварная Рикке, да. Но это ведь Север! Здесь уловки — древняя традиция, даже старше и священнее, чем поединки.

Ее улыбка соскользнула с лица.

— Мой отец всю жизнь боролся за то, чтобы мы были свободны. Боролся со своими врагами и своими друзьями. Боролся с Черным Доу и Черным Кальдером, со Скейлом Железноруким и Стуром Сумраком — и ни разу не проиграл! Он отдал за это все, что у него было. Отдавал самого себя, пока не превратился в тень. И ты думал, что я откажусь от того, что он мне оставил, только потому, что ты попросил? — Она ощерилась на него и завопила, брызжа слюной: — Ты, сука, даже не сказал «пожалуйста»!

Оксель пожевал губами:

— Мы еще посмотрим, маленькая гнида.

— Это я посмотрю. — Рикке кивнула Трясучке: — Мертвые ни хрена не видят.

Надо отдать ему должное, Оксель тоже преподнес ей сюрприз, когда прыгнул вперед, даже не дожидаясь, пока труп Красной Шляпы вытащат с круга. Со всей мочи он рубанул Трясучку со стороны его слепого глаза, без сомнения, считая, что его лучший шанс — это неожиданность, и зная, что дальше его шансы будут стремительно уменьшаться с каждым взмахом. Разумеется, он был прав.

Попытка была достойной, но Трясучка был свежее, и сильнее, и быстрее, и к тому же Рикке еще ни разу не видела, чтобы его застали врасплох. Он встретил клинок Окселя своим, взвизгнул металл — и он отшвырнул его руку далеко в сторону, прорубив длинную царапину в одном из щитов на краю круга.

Оксель зашатался, но выровнялся. Трясучка снова встал напротив, взвешивая в руке свой меч с руной, поблескивающей на тусклом клинке возле рукоятки.

— Иди сюда, ублюдок! — рычал Оксель. — Иди сюда, червяк слепошарый! Я вырежу тебе новую задницу!

Трясучка не стал тратить слова на оскорбления. Он просто наблюдал, спокойный, как рыбак, ждущий прилива.

Оксель набросился на него, сделал финт снизу, а ударил сверху. Рикке ахнула, уверенная, что он попал Трясучке по лицу. Зная, что будущее Уфриса, не говоря уже о ее собственном, висит сейчас на волоске. Однако Трясучка в последний момент откинулся всем корпусом назад, так что клинок просвистел перед его носом, и подождал, пока Оксель по инерции последует за ним.