— И даже если бы ты могла голосовать, — умиротворяюще добавил Жужело, пожимая плечами, — нас ведь трое. — Голосование сложилось бы не в твою пользу.

Шев запрокинула голову и уставилась в равнодушное серо-стальное небо.

— В этом-то и есть главная проблема всей распроэтакой демократии.

— Значит, решено! — Жужело хлопнул в ладоши и по-мальчишески подпрыгнул от избытка энтузиазма. — Будем трахаться прямо сейчас или?..

— Лучше немного отойти отсюда, пока еще светло. — Джавра взглянула на запад поверх трупа своей старой доброй подруги Гольин. — До Карлеона неблизкий путь.

Жужело нахмурился.

— Сначала в Тонд, чтобы я мог полноценно рассчитаться с тобой.

Джавра выпятила грудь и повернулась к нему.

— И слышать ничего не хочу. Первым делом нужно разделаться с Бетодом.

Тяжело вздохнув от беспредельной усталости, Шев села наземь около лужи, подняла окровавленную тряпку, которой уже пользовалась, и старательно выжала ее.

— Я настаиваю! — громыхнул Жужело.

— Нет, это я настаиваю, — прорычала Джавра.

Они, будто сговорившись заранее, кинулись друг на дружку, упали и, сцепившись переплетенными конечностями, покатились по мокрой земле, забыв о всякой пристойности, извиваясь, колотя кулаками и коленями, рыча и отплевываясь.

— Это ад. — Шев уронила голову на руки. — Это ад.

Вестпорт, весна 580 года

Канто Сильвин доел утренний ломоть хлеба с медом, облизал палец, этим же пальцем собрал все крошки на тарелке в одну кучку, втянул их в рот и улыбнулся. Тихая радость каждодневного порядка. Мофис ставил порядок превыше всего. Канто старался брать в пример поведение и привычки влиятельных людей. Возможно, он полагал, что это когда-нибудь позволит ему сравняться с ними. Тем более что никаких иных идей на этот счет у него не имелось.

Потом он заметил, что уронил каплю меда на рукав, и нахмурился.

— Проклятие! — Мофису это не понравится — он весьма придирчив к внешнему виду, — но задерживаться уже нельзя, потому что иначе он опоздает. Из всех недостатков клерков Мофис сильнее всего ненавидел опоздания. Он поднялся, изо всех сил стараясь сделать это беззвучно, но ножки стула, конечно же, зацепились за неровные половицы, и шум получился изрядным.

— Кантоларус! — прошипел в соседней комнате голос Мими, и Канто содрогнулся. Полным именем его называла только мать. Только мать и жена, когда хотела устроить ему сцену. И тут же она вошла в комнату с сыном на руках. Глаза у нее были серьезными, а между бровями пролегла небольшая морщинка, которая очень нравилась ему до женитьбы, но за прошедшие с тех пор месяцы полностью утратила свою привлекательность. Начать с того, что эта морщина впервые появилась, когда она рассказывала ему, какой будет их жизнь, когда они поженятся. Теперь она появлялась, когда жена говорила ему, что их жизнь на самом деле получилась совсем не такой, как они рассчитывали.

— Что, любовь моя? — спросил он тоном, который должен был и развеселить жену, и успокоить, но не преуспел ни в одном, ни в другом.

— Сколько еще времени, по-твоему, нам придется оставаться здесь?

— Ну, определенно до тех пор, пока я не вернусь с работы! — Он нервно хихикнул.

Жена не улыбнулась. Зато морщинка сделалась глубже. Над головами что-то громко стукнуло, а потом донеслась трескотня возбужденных голосов, и Мими выразительно возвела глаза к потолку. Вот, дернула же нелегкая этих ублюдков затеять свару именно сейчас. Был бы Канто хотя бы наполовину мужчиной, он поднялся бы туда и поставил бы скандалистов на место. Так сказала ему Мими. Но Канто не был мужчиной даже наполовину. Это тоже сказала ему Мими.

— Вроде бы предполагалось, что мы проживем здесь недолго, — сказала она, и их сын потянулся, задрожав всем телом, как будто хотел взвалить дополнительную вину на слабеющие плечи Канто.

— Я знаю, и так оно и есть, да, так оно и есть! Но… но сейчас мы еще не можем позволить себе ничего лучшего. Моего жалованья не хватит…

— В таком случае, или пусть твое жалованье увеличится, или найди себе более высокооплачиваемую должность. — Морщинка сделалась еще резче. — Кантоларус, теперь ты отец. Ты обязан потребовать то, что тебе положено. Ты должен хоть здесь проявить себя мужчиной.

— Я мужчина! — огрызнулся он очень злым, но увы, совершенно женским голосом. Пришлось сделать усилие, чтобы говорить пониже. — Меня скоро повысят. Мофис обещал.

— Он обещал?

— Разве я этого только что не сказал?

На самом деле Мофис не разговаривал с ним уже три месяца, что следовало понимать как бескровную кару за мелкую ошибку в одном из вычислений.

Сердитый хмурый взгляд Мими сменился столь же хмурым подозрительным взглядом, и Канто решил было, что одержал победу, но, похоже, поторопился.

— Он это уже обещал, — проворчала Мими, слегка встряхнув их сына. Младенец был поистине великаном. — Но так и не сделал.

— На этот раз сделает, любовь моя. Можешь мне поверить. — Он повторял это каждый раз. Но лгать было куда проще, чем долго и трудно объясняться с женой. Намного проще. К счастью, их сын выбрал именно этот момент для того, чтобы захныкать и вцепиться в ночную рубашку. Канто поспешил воспользоваться подвернувшимся шансом. — Я должен бежать. Кажется, уже опаздываю.

Она повернула к нему голову, вероятно, ожидая поцелуя, но у мужа не было такого настроения. Сын снова пришел ему на помощь — потребовал есть. Поэтому Канто лишь одарил жену вялой улыбкой, вышел в заплесневелую прихожую и потянул на себя разболтанную дверь.

Отложить проблему на потом — все равно что разрешить ее. Разве не так?

Канто захлопнул толстенный гроссбух, выскочил из-за стола, протиснулся между богатой клиенткой и ее телохранителем и помчался через переполненный банковский зал.

— Сэр! Сэр, не могли бы вы?..

Мофис смерил его холодным взглядом, каким ростовщик мог бы смотреть на пожитки покойного должника.

— Что тебе, Сильвин?

— Э-э… — У Канто даже ноги подкашивались, а уж от удовольствия оттого, что господин начальник знает его имя, клерк прямо-таки вспыхнул. К тому же в банковском зале нынче стояла кошмарная жара, так что разволновался он куда сильнее, чем ожидал. И язык его не слушался. — Вы знаете мое имя, сэр?..

— Я знаю имена каждого мужчины и каждой женщины, состоящих на службе стирийского отделения банкирского дома «Валинт и Балк». Их имена, их должности и размеры жалованья. — Он чуть заметно прищурился. — И не люблю, когда что-то меняется. Чем я могу быть тебе полезен?

Канто сглотнул.

— Э-э, сэр, дело в том… — Все звуки, казалось, отзывались в нем каким-то болезненным эхом. Царапанье ручек клерков по бумаге и грохот, с которым их обмакивали в чернильницы, беззвучное проговаривание чисел, сроков и процентных ставок; кто-то захлопнул бухгалтерскую книгу едва ли не громче, чем можно было бы хлопнуть дверью. Нервы, все это лишь нервы. Он услышал голос Мими: «Ты должен хоть здесь проявить себя мужчиной». Однако все смотрели на него — старшие клерки, прижимавшие под мышками книги, и два торговца в отороченных мехами одеяниях, которых, как только что понял Канто, он перебил. «Должен проявить себя мужчиной». Ему отчаянно не хватало воздуха, и он дернул себя за воротник. — Дело…

— Время — деньги, Сильвин, — сказал Мофис. — Надеюсь, мне не придется объяснять тебе, что банкирский дом «Валинт и Балк» не одобряет пустую трату денег.

— Дело… — Его язык внезапно раздулся вдвое против обычного размера. Во рту появился какой-то странный вкус.

— Разойдитесь, ему не хватает воздуха! — крикнул кто-то в углу, и Мофис озадаченно сдвинул брови. А потом чуть ли не со страдальческим видом.

— Дело…

И Мофис согнулся вдвое, как будто его с силой ударили в живот. Канто сделал резкий шаг назад, и почему-то у него чуть не подкосилось колено. Как же жарко в банковском зале. Как в литейной, где он когда-то побывал вместе с отцом.