— Мерзавец, — прорычала Меркатто. Губы ее при этом не шевельнулись.

— Сохранилась, вижу. — Он встал, обогнул стол и уселся рядом с нею. — Я должен извиниться, конечно, но вы же понимаете, что я, как и вы, достиг весьма рискованных вершин в своем ремесле. И экстраординарное искусство наше обязывает нас принимать экстраординарные меры предосторожности. Сейчас, когда ваша способность двигаться не служит нам помехой, мы можем побеседовать с предельной откровенностью о… великом герцоге Орсо.

Он сделал большой глоток вина, взглянул на птичку, перепорхнувшую с ветки на ветку. Меркатто не ответила, но значения это не имело. Морвир был только счастлив говорить за двоих.

— С вами поступили крайне несправедливо, признаю. Вас предал человек, который обязан вам очень многим. Убит ваш любимый брат, и сами вы… уже не та, что прежде. В моей жизни тоже хватало тягостных превратностей, поверьте, поэтому я искренне вам сочувствую. Но мир полон зла, и мы, люди маленькие, способны его менять… лишь в малой степени.

Дэй громко чавкнула, он бросил на нее неодобрительный взгляд.

— Что? — с полным ртом прошамкала она.

— Постарайся потише, я ведь разговариваю. — Дэй, пожав плечами, принялась смачно облизывать пальцы, и Морвир вздохнул. — Легкомыслие юности. Но ничего, она еще научится. Время всех нас ведет в одном-единственном направлении, не так ли, Меркатто?

— Избавьте меня от вашей вонючей философии, — процедила та сквозь непослушные губы.

— Что ж, ограничимся в таком случае деловой стороной вопроса. При вашем активном содействии Орсо стал самым могущественным человеком в Стирии. Мне далеко до вашей воинской сметки, но не нужно быть Столикусом, чтобы понять — после вашей славной победы на Высоком берегу Лига Восьми находится на грани развала. Когда наступит лето, Виссерин сможет спасти только чудо. Осприанцев либо вынудят договариваться о мире, либо уничтожат, в зависимости от расположения духа Орсо. Который, как вам известно лучше, чем многим, чаще расположен уничтожать. К концу года, если не случится никаких несчастий, Стирия в кои-то веки обретет короля. Конец Кровавым Годам. — Морвир осушил бокал и экспансивно помахал им. — Мир и процветание для всех и каждого! Жизнь станет лучше, не так ли? Если ты не наемник, конечно.

— И не отравитель.

— Напротив, для нас и в мирное время работы найдется больше, чем достаточно. Но к чему я клоню — убийство великого герцога Орсо… помимо явной невозможности его осуществления… не служит, кажется, ничьим интересам. Даже вашим. Оно не вернет вам брата. Руку и ноги — тоже. — Лицо ее не дрогнуло. Возможно, правда, всего лишь из-за временного паралича. — Попытка, скорей всего, закончится вашей смертью. А то и моей. И я хочу сказать — бросьте вы эту безумную затею, Меркатто. Остановитесь и больше не вспоминайте о ней.

Глаза ее были безжалостны, как две плошки с ядом.

— Меня остановит только смерть. Моя или Орсо.

— Цена вас не волнует? Боль не волнует? Не волнует, кто погибнет попутно?

— Не волнует, — прорычала Меркатто.

— Я должен абсолютно точно знать, на что вы готовы.

— На все, — лязгнула она зубами.

Морвир буквально просиял.

— Тогда мы можем договориться. На этой основе, и ни на какой другой. С чем я никогда не имею дела, Дэй?

— С полумерами, — ответила его помощница, поедая глазами оставшийся на блюде пирожок.

— Верно. Скольких человек мы убиваем?

— Шестерых, — сказала Меркатто, — включая герцога Орсо.

— Что ж, цена моя такова — десять тысяч скелов за каждого второстепенного, подлежащие выплате по получении доказательства кончины, и пятьдесят тысяч за самого герцога Талина.

Лицо ее слегка исказилось.

— Торговаться, когда клиент беспомощен, — свидетельство дурных манер.

— Манеры неуместны в разговоре об убийстве. И я в любом случае не торгуюсь.

— Значит, мы договорились.

— Очень рад. Противоядие, пожалуйста.

Дэй вынула пробку из стеклянного кувшинчика, окунула в густую выжимку на дне кончик тонкого лезвия и подала ему нож полированной рукоятью вперед. Морвир, глядя в холодные голубые глаза Меркатто, сделал паузу.

Осторожность — на первом месте, всегда. Эта женщина, прозванная Змеей Талина, была опасна крайне. Не знай Морвир ее репутации, не пойми он ничего из разговора, с которым она к нему пришла, ему сказал бы все один-единственный ее взгляд. И в этот миг он самым серьезным образом рассматривал возможность нанести ей другой, роковой укол, сбросить в реку ее дружка-северянина и забыть обо всем.

Но… убить герцога Орсо, самого могущественного человека в Стирии? Перекроить при помощи одной из хитростей своего ремесла ход истории? Оставить в памяти потомков если не имя свое, то деяние? Сделать венцом карьеры свершение невозможного — что может быть прекраснее? Одна лишь мысль об этом заставила его широко улыбнуться.

Он испустил долгий вздох:

— Надеюсь, мне не придется пожалеть, — и кольнул острием ножа тыльную сторону ее руки.

Из ранки выступила одинокая капелька темной крови. И через несколько мгновений противоядие начало действовать.

Меркатто, морщась, медленно повернула голову в одну сторону, потом в другую. Подвигала мускулами лица.

— Я удивлена, — сказала.

— Правда? Чем же?

— Готовилась к встрече с великим отравителем. — Она потерла оставленный ножом след. — Кто б мог подумать, что инструмент его окажется так мал?

Улыбка сползла с лица Морвира. Впрочем, на то, чтобы взять себя в руки, у него ушло всего мгновение. Дэй захихикала, но сердитым взглядом он заставил ее умолкнуть.

— Надеюсь, ваша временная беспомощность не причинила вам особого неудобства. Я прощен, не так ли? Раз уж мы собираемся сотрудничать, не хотелось бы, чтобы отношения наши что-то омрачало.

— Конечно. — Она улыбнулась уголком рта, двигая теперь плечами. — Мне нужно то, чем владеете вы, вам нужно то, чем владею я. Дело есть дело.

— Чудесно. Великолепно. Бес-по-доб-но. — И Морвир одарил ее самой обаятельной из своих улыбок.

Хотя не поверил ее словам ни на миг. Работа предстояла наиопаснейшая. С наиопаснейшим из нанимателей. Меркатто, печально прославленный Палач Каприле, была не из тех людей, которые легко прощают. Его не простили. Ни в малой степени. С этого момента и впредь осторожности надлежало быть на первом месте, а также на втором и на третьем.

На вершине холма Трясучка натянул поводья. Позади остались голые поля, деревушки, одинокие хутора, рощи облетевших деревьев. Впереди, не более чем в дюжине миль, раскинулось черное пространство воды с белесой коркой города вдоль берега широкой бухты, с кучками крохотных башенок на трех холмах, высившихся над холодным морем, под серо-стальными небесами.

— Вестпорт, — промолвил Балагур. Цокнул языком и послал коня вперед.

По мере того, как они приближались к этому проклятому месту, на душе у Трясучки делалось все тревожней. Все тяжелей и тоскливей. Он хмуро поглядывал на Меркатто, которая скакала во главе, укрывшись под капюшоном. Черная фигура на фоне черных полей. Громыхали по дороге колеса фургона. Стучали копытами и фыркали лошади. Каркали вороны. Люди же помалкивали.

Всю дорогу сюда они проделали в зловещем молчании. Правда, и намерения у них были зловещие. Убийство. И ничего другого. Трясучка гадал, что сказал бы по этому поводу его отец, державшийся старых путей, как держатся своего корабля морские волки, и всегда стремившийся поступать правильно. В таковые мерки, сколь ни крути, не вмещалось убийство за деньги человека, которого ты и в глаза не видал.

Дэй с недоеденным яблоком в руке, ехавшая с Морвиром на облучке фургона, вдруг громко расхохоталась. Давненько Трясучка не слышал смеха, и его повлекло на этот звук, как мотылька на огонь.

— Что смешного? — спросил он, готовясь уже расплыться в улыбке.

Дэй, раскачиваясь вместе с фургоном, повернулась к нему.

— Да вот, подумала, не обделался ли ты, когда шлепнулся со стула, как черепаха кверху лапками.