— Стур хочет захапать Уфрис, — прорычал Красная Шляпа, даже не дожидаясь, пока они уйдут. — Он хочет захапать все, что у нас есть, и Оксель уже строит планы, как ему это отдать. Мы должны…

— …опередить его и отдать все Союзу? — подсказала Рикке.

Красная Шляпа воздел руки:

— Рикке, я стар. Когда стареешь, начинаешь думать: какой мир я оставлю своим внукам? Хочу ли я, чтобы они вели все те же гребаные войны, что и я? Я помню, вы дружили с Броком. Теперь он лорд-губернатор. Ты могла бы с ним поговорить…

Рикке фыркнула:

— Еще чего! Лучше уж я поговорю со Стуром.

— Но это вряд ли, — вставила Изерн.

— Но это вряд ли, — согласилась Рикке. — Ни тот ни другой вариант как-то не радует.

— Мне жаль твоего отца, — сказал Красная Шляпа. — Я был при нем вторым едва ли не всю жизнь. Для меня нет ничего печальнее. Но слезами не отмоешься, как говаривала моя мать. У Протектората никогда не было шансов его пережить. Оксель прав насчет одного: люди тебя слушают. Так что лучше тебе решить, на чьей ты здесь стороне.

Он кивнул своим людям, и все вместе двинулись вслед за Окселем.

Черствый глядел им вслед, покачивая головой:

— Собери в одном месте трех северян, и ты услышишь три разных мнения.

— Если ты не один из этих трех, — заметила Изерн. — В таком случае ты получишь два мнения и одного старого дурака, рвущего на себе волосы, потому что не знает, какое из них выбрать.

— Или потому что не хочет выбирать, — добавила Рикке.

Черствый вздохнул:

— Что ж, верно, Виррун из Блая как-то разбил мне рожу, и с тех пор я всегда стараюсь как могу уладить все по-мирному.

— Жаль, что нельзя быть на стороне всех, когда все по разные стороны, — сказал Трясучка, стоявший скрестив руки на груди. — Приходится делать выбор.

Черствый взглянул на Рикке:

— И как, что выберешь ты?

— Что выберет Рикке, а? Не так давно я должна была выбирать глаз. Теперь я должна выбирать сторону. — Она прищурилась, подняв лицо к небу, навстречу понемногу стихающему дождю. — Я подожду, пока над моим отцом уляжется земля, потом приберусь в его саду, а после этого я подумаю. В тот момент, когда я сделаю выбор, я сразу же дам тебе знать, как тебе такое?

— Мне-то что, я не против. Просто не думай слишком долго. Дело может обернуться кровью.

И Черствый со своими воинами, в свою очередь, зашагали прочь, оставив Рикке, Изерн и Трясучку одних под капающими дождем деревьями.

— Я слыхала, можно судить о том, насколько был велик человек, по тому, как быстро народ начинает ссориться после его смерти. — Изерн задумчиво прищурилась. — Похоже, твой отец был даже еще более великим, чем я думала.

Рикке тихо покачала головой:

— Я даже не замечала, какой столп меня поддерживает, пока он не исчез. Такое чувство, что отдала бы последний оставшийся глаз, лишь бы еще хоть разок с ним поговорить.

— Этого тебе никто не предлагает, — возразила Изерн.

— Наверное, и к лучшему. Мне понадобятся все глаза, какие только найдутся, чтобы разглядеть дорогу в той буче, что нас ждет. — Она положила одну руку на плечо Трясучке, второй обхватила Изерн. — И вы двое, похоже, тоже будете мне нужны.

— Я буду рядом, — сказал Трясучка.

— Все, что скажешь, — поддакнула Изерн, облизнув два пальца и принимаясь скатывать ими ломтик чагги. — Вот только чего ты на самом деле хочешь?

Хороший вопрос… Рикке потыкала кончиком грязного пальца в воспаленную кожу вокруг глаза. Теперь все будет по-другому. И в первую очередь другой будет она сама. Она еще не успела по-настоящему смириться с потерей прежнего облика, и вот теперь у нее отняли отца, и похоже на то, что ее дом может последовать тем же путем.

— Папа говорил, что нужно смотреть на вещи реалистично. И еще он говорил, что, если хочешь, чтобы что-то было сделано как надо, ты должен сделать это сам. Папа сказал, что, когда его не станет, Уфрису понадобятся мой хребет и мои мозги.

— Если так, я назову его проницательным. — Изерн выразительно глянула в ту сторону, куда ушли Красная Шляпа, Оксель и Черствый. — У этих старых ублюдков не найдется и пары крепких хребтов или добрых извилин на всю ораву. Старики, чтоб им пусто было. Они становятся слабыми и упрямыми одновременно, так что хороших идей от них не дождешься, зато с плохих плугом не своротишь.

Она протянула Рикке катышек чагги.

— А когда начинаются проблемы, они начинают трещать так, что только щепки летят.

— Папа сказал, что мое сердце им тоже понадобится, — сообщила Рикке, засовывая чаггу за верхнюю губу.

— Хм-м, — промычала Изерн, скатывая еще одну порцию для себя. — Звучит прелестно. Но у тебя нет ни такого имени, как у твоего отца, ни такой славы, ни, скажем уж прямо, хоть какого-нибудь члена.

— То есть, если у тебя нет члена, ты не можешь позволить себе сердца?

— Нет, если ты хочешь, чтобы что-то было сделано. Уверяю тебя, Черный Кальдер добился своего отнюдь не добротой. — Она кинула катышек чагги в рот и принялась жевать. — Ты должна сделать свое сердце каменным, понимаешь?

Рикке снова тяжело вздохнула:

— Понимаю… Может, глаз у меня нынче вдвое меньше, зато видеть я могу вдвое лучше.

Она присела на корточки и еще раз запустила руку в рыхлую землю. Потом потрепала могилу ладонью:

— Спи спокойно, папа. — Солнце наконец-то вышло из-за туч, и, бросив взгляд к морю, Рикке увидела, как оно сверкает. — Дальше я позабочусь обо всем сама.

Корабельная обшивка заскрипела о причал, и Лео вдохнул полной грудью доброго воздуха Инглии. После адуанского смога он казался особенно чистым и честным.

На пристани собралась немалая толпа, чтобы поприветствовать его с молодой женой по прибытии в Остенгорм, и хотя погода была серой, вокруг было светло от их улыбок. Кто-то размахивал боевым знаменем со скрещенными молотками Инглии, истрепанным в сражениях. Это навело его на мысли о Красном холме, об их битве на мосту, обо всех этих людях, марширующих навстречу победе. Он почувствовал нетерпение снова пуститься в поход.

— Они тебя любят, — заметила Савин, не сводя глаз с ликующей толпы.

— Ну ты ведь знаешь, как это бывает. Они любят тех, кто выигрывает сражения.

— Лео, они в самом деле тебя любят!

— Кажется, я впервые вижу, как ты удивляешься.

— Мне доводилось видеть разъяренные толпы и толпы попрошаек, но не могу сказать, что я хоть раз чувствовала, что нравлюсь толпе.

— Сейчас ты им нравишься, могу поручиться.

Она неуверенно подняла обтянутую перчаткой руку и помахала. Приветственный гул усилился. Какой-то мальчишка прыгал возле самого края причала так энергично, что Лео побоялся, что он может свалиться в воду. Савин засмеялась и послала ему воздушный поцелуй. Парень побагровел настолько, что казалось, он вот-вот лишится чувств.

— Клянусь Судьбами, — прошептала она. — Кажется, это действительно так!

Но увы, не всем было так легко угодить. Стоило сходням загрохотать о причал, как из толпы выступили Мустред с Кленшером, сурово хмуря брови. Деваться было некуда, разве что нырнуть в соленую воду.

— Нам необходимо поговорить, ваша светлость! — объявил Мустред.

— Снова проблемы с налогами, — прорычал Кленшер.

— У треклятого Закрытого совета нет ни стыда, ни совести!

— Ни сострадания! Нужно, черт подери, знать хоть какие-то пределы!

Лео скривился. Он-то надеялся, по крайней мере, дойти до своей лорд-губернаторской резиденции, прежде чем его снова затянет бюрократическое болото.

— Мы вернемся к этому, господа, но прежде позвольте представить вам мою жену: леди Савин дан Брок!