Шай показалось, будто ее ударили под дых. Она согнулась, обхватив плечи руками, и застонала. Дерево плакало вместе с ней, когда ветер тряхнул его крону, вынуждая плавно покачиваться тело Галли. Бедный старый безвредный ублюдок. Он окликнул ее, когда они с Лэмбом отправлялись в город. Сказал, чтобы не волновалась, что он приглядит за детьми. А Шай рассмеялась и ответила, что переживать нечего — это дети за ним присмотрят. Она не видела ничего вокруг из-за боли в глазах. Ветер жалил ее, она все крепче сжимала плечи, внезапно ощутив бесконечный холод.

Послышались шаги Лэмба. Постепенно замедляясь, он остановился около Шай.

— Где дети?

Они переворошили остатки дома и сарая. Вначале медленно, тщательно и с опаской. Лэмб растаскивал обугленные бревна, в то время как Шай рылась в золе, ожидая, что вот-вот наткнется на кости Ро или Пита. Но в доме их не оказалось. Так же, как и в амбаре. И во дворе. Все неистовее, сдерживая страх и глуша зарождающуюся надежду, Шай металась в зарослях травы, ковырялась в мусоре, но от брата и сестры нашла всего лишь обгоревшую игрушечную лошадку Пита, которую Лэмб выстрогал несколько лет назад, и прихваченные огнем страницы из книжек Ро.

Дети исчезли.

Шай стояла лицом к ветру, прижав мокрую ладонь ко рту, и тяжело дышала. На ум приходило только одно.

— Их похитили, — каркнула она.

Лэмб кивнул в ответ. Его седую бороду и волосы покрывал слой сажи.

— Зачем?

— Не знаю.

— Мы должны их вернуть, — сказала Шай, вытирая измаранные ладони о подол рубахи и сжимая кулаки.

— Согласен.

Она уселась на корточки под деревом, где дерн обильно истоптали. Вытерла нос и глаза. Прошла по следу до другого выбитого копытами «пятачка». Здесь она нашла пустую бутылку, брошенную в грязь. Кто бы тут ни был, они не пытались таиться. Отпечатки копыт окружали развалины со всех сторон.

— Как мне кажется, человек двадцать. Хотя лошадей около сорока. Заводных коней они оставляли здесь.

— Может, это кони, чтобы ехали дети?

— Куда ехали?

Лэмб покачал головой.

Она продолжала говорить только для того, чтобы заполнить пустоту, желая начать делать хоть что-то, лишь бы не думать о случившемся.

— По-моему, они пришли с запада и направились на юг. Очень спешили.

— Я возьму заступы. Похороним Галли.

С работой они справились быстро. Шай вскарабкалась на дерево, не глядя находя опору для рук и ног. Она часто взбиралась на него еще до того, как появился Лэмб. Тогда мать смотрела на нее, а Галли хлопал в ладоши. Теперь мать похоронена у корней, а Галли повешен на ветвях. Шай казалось, что она повинна в их смертях. Нельзя вот так просто повернуться спиной к такому прошлому, как у нее, и уйти, посмеиваясь.

Перерезав веревку, Шай обломала стрелы и пригладила окровавленные волосы покойника, в то время как Лэмб вырыл яму рядом с могилой ее матери. Закрыв широко распахнутые глаза Галли, Шай прижала ладонь к его щеке. Холодная… Он казался сейчас таким маленьким и тощим, что ей захотелось завернуть тело в плащ, но лишней одежды у них с собой не было. Лэмб осторожно поднял мертвеца на руки и опустил в яму. Забросали могилу землей они уже вдвоем. Выровняли надгробие, стараясь не топтать и без того примятую траву, а холодный ветер подхватывал хлопья черного и серого пепла и уносил его над землей далеко-далеко, в никуда.

— Надо что-то сказать? — спросила Шай.

— Мне нечего сказать. — Лэмб направился к фургону.

До заката оставалось не более часа.

— Оставим это здесь, — сказала Шай. — Я хожу быстрее, чем проклятые волы.

— Но не так долго и без всех вещей. И нам не нужно торопиться. Что у них в запасе? Два или три дня. И они будут ехать быстро. Двадцать человек, ты сказала? Нужно трезво смотреть на жизнь, Шай.

— Трезво смотреть на жизнь? — прошептала она, с трудом осознавая услышанное.

— Допустим, мы пойдем пешком. Даже если не умрем от голода или нас не смоет буря, а мы догоним их, что тогда? Ведь мы даже не вооружены. Твой нож не считается. Мы поедем так быстро, как Скейл и Кальдер смогут нас везти. — Он кивнул на волов, щипавших травку, пока предоставлялся такой случай. — А там поглядим — вдруг получится отбить пару от стаи. Поглядим, что они из себя представляют.

— Да это и так ясно! — Она указала на могилу Галли. — И что станется с Питом и Ро, пока мы, мать его, крадемся следом?! — она уже перешла на крик, от которого несколько ожидавших поживы воронов слетели с веток.

Угол рта Лэмба дернулся, но он упрямо отводил взгляд.

— Мы не будем торопиться, — сказал он так, словно все давно решил. — Может, сумеем договориться. Выкупим детей.

— Выкупим? Они сожгли твою ферму, повесили твоего друга, украли твоих детей, а ты им денежек заплатить хочешь? Ты — гребаный трус!

Лэмб продолжал смотреть в сторону.

— Иногда трусость нужна, — хрипло произнес он. — Пролитая кровь не поднимет ферму из пепла, а Галли из могилы. Это уже произошло. Лучшее, что мы можем сделать — вернуть детвору. Любым способом. Лишь бы целыми и невредимыми. — На этот раз подергивание распространилось от угла рта до глаза через изуродованную шрамом щеку. — А после поглядим.

Уезжая на закат, Шай последний раз оглянулась. Ее дом. Ее надежды. Как много может изменить один день. Не осталось ничего, кроме груды обгоревших бревен на фоне розового неба. К чему нужна большая мечта? Так плохо ей не было никогда в жизни, а она бывала в грязных, темных и мерзких переделках. Сил с трудом хватало, чтобы держать голову прямо.

— Зачем они все сожгли? — прошептала она.

— Некоторые просто любят жечь, — ответил Лэмб.

Шай взглянула на него. На покрытом рубцами лице хмурый взгляд из-под низко надвинутой шляпы. В одном глазу отражалось умирающее солнце. Человек, у которого кишка тонка хорошенько поторговаться с лавочником, спокойно рассуждал об убийстве и похищении детей. Трезво смотрел на любую работу, которую предстояло выполнить.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — прошептала она. — Ты… ты как будто знал, что это случится.

— Это случается всегда, — ответил Лэмб, по-прежнему не глядя на нее.

— Я пережил множество разочарований, — проговорил Никомо Коска, капитан-генерал Роты Щедрой Руки, картинно оттопырив локоть. — Полагаю, каждый великий человек через это прошел. Славные мечты, разрушенные предательством, сменяются новыми устремлениями. — Он посмотрел на Малков — столбы дыма устремлялись от горящего города в синее небо. — Так много надежд за моей спиной.

— Должно быть, вам потребовалось немалое мужество, — сказал Суорбрек, отрываясь от заметок и сверкнув на краткий миг очками.

— Несомненно! Я уже потерял счет случаям, когда тот или иной излишне легковерный враг преждевременно заявлял о моей смерти. Сорок лет испытаний, борьбы, предательства и разочарований. Проживите достаточно долго, и вы увидите, как все рушится. — Коска встрепенулся. — Но, по крайней мере, тоски я не знал! Какие приключения мы испытали, а, Темпл?

Темпл вздрогнул. За пять лет он был свидетелем внезапной паники, затяжной скуки, частого поноса, одолевающей чумы и бегства от сражений, как от чумы. Но платили ему не за искренность. Далеко не за искренность.

— Героические! — сказал он.

— Темпл — мой стряпчий. Он готовит договора и следит за их соблюдением. Один из самых толковых ублюдков, встреченных мною когда-либо. На скольких языках ты говоришь, Темпл?

— Бегло не больше чем на шести.

— Самый полезный человек во всей проклятой Роте! После меня, конечно. — Легкий ветерок налетел на холм и растрепал седые волосы на покрытом пятнами черепе Коски. — Мне так хочется поведать вам свои истории, Суорбрек! — Тепмл сдержал гримасу отвращения. — Осада Дагоски! — Которая закончилась полным провалом. — Битва при Афиери! — Позорный разгром. — Годы Крови! — Наниматели сменялись как перчатки. — Война в Кадирии! — Поражение из-за пьянства. — Я даже козу возил с собой несколько лет. Упрямая скотина, но преданная, этого у нее не отнять…