— Вы совершенно правы. Только победители.

— Единственно верная тактика состоит в том, чтобы убить врага, а самому дышать и смеяться.

Суорбрек отправился в этот поход, чтобы воочию увидеть героизм, а вместо этого увидел зло. Изучал его, беседовал с ним, жил бок о бок. Зло не оказалось чем-то грандиозным. Не хохочущий император, лелеящий планы поработить весь мир. Не рычащие демоны, плетущие козни во мраке изнанки миров. Зло — это мелкие людишки с мелкими делами и мелкими побуждениями. Зло — это себялюбие, разгильдяйство и мотовство. Зло — это неудачи, трусость и глупость. Зло — это насилие без угрызений совести и мысли о последствиях. Возможно, зло — это высокие идеалы и низкие средства для их достижения.

Он смотрел, как инквизитор Лорсен нетерпеливо мечется среди мертвых тел, переворачивая, чтобы заглянуть в лица, отмахиваясь от плывущего вонючего дыма, приподнимая рукава в поисках татуировок.

— Ни малейших признаков бунтовщиков! — напустился он на Коску. — Только дикари!

Старику удалось отлепить губы от горлышка бутылки на время, достаточное, чтобы прокричать:

— В горах, как сказал наш друг Кантлисс! В их так называемых священных землях! В городе, который они называют Ашранк! Мы начинаем преследование немедленно!

Свит, тоже изучавший мертвецов, поднял голову.

— Кричащая Скала устала ждать вас!

— Тогда задерживаться попросту невежливо! Особенно с таким количеством потерь у врага. Сколько дикарей мы убили, Балагур?

Сержант пошевелил толстым пальцем, словно пытаясь сосчитать трупы.

— Трудно сказать, какие части кому принадлежат.

— Невероятно! По крайней мере, мы можем заверить Наставника Пайка, что его новое оружие — великолепное достижение. Результаты соизмеримы с теми, каких добился я, подведя подкоп под крепость Фонтезармо и взорвав там мину, но не требуют столько усилий. Мы использовали взрывчатый порошок, Суорбрек. Заполнили им пустотелый шар, который при взрыве разлетается на осколки — БАХ! — Коска продемонстрировал успех, раскинув в разные стороны руки. Совершенно бесполезный жест, поскольку усеивавшие улицу мертвые тела, зачастую изуродованные до неузнаваемости, лучше всего подтверждали надежность нового оружия.

— Так вот на что похожа победа, — услышал Суорбрек тихий голос Темпла. — А я часто задавался этим вопросом.

Стоя на выходе из кургана, сряпчий смотрел на бойню широко открытыми черными глазами. Челюсти плотно сжаты, рот слегка перекошен. Суорбреку доставило легкое удовлетворение сознание того, что в Роте есть еще один человек, который в окружении лучших людей мог бы проявить больше подлинных достоинств, но он столь же беспомощен что-либо изменить, как и сам писатель. Все, что они могли, — смотреть и бездействовать. Да и как остановить этот ужас? Он съежился, когда мимо протопала лошадь, забросав его окровавленным снегом. Суорбрек был одинок, а что за борец из одиночки? Перо — вот его единственное оружие, однако его силу могли оценить только другие писатели. В бою против полного доспеха и топора перо бессильно. Если за минувшие несколько месяцев он что-то выучил доподлинно, так именно это.

— Димбик! — орал Коска, прикладываясь к бутылке. От фляги он уже отказался — она заканчивалась слишком быстро. Несомненно, в скором времени генерал намеревался брать уроки питья прямо из бочонка. — Димбик! Где ты? Я хочу, чтобы ты отыскал и уничтожил любую из этих тварей, прячущихся в лесу. Брачио, готовь своих людей к походу! Мастер Свит укажет нам путь! Джубаир и прочие ждут, когда распахнутся ворота! Там золото, парни, и нельзя терять время впустую! Ну, и мятежники, конечно! — добавил он торопливо. — Мятежники тоже. Темпл, не отставай от меня, я хочу быть уверенным в той части договора, которая касается раздела добычи. А для вас, Суорбрек, возможно, лучше остаться здесь. Если у вас не хватает решимости для…

— Конечно! — поторопился Суорбрек.

Он чувствовал ужасную усталость. Так далеко от дома. Адуя, его уютный кабинет с белеными стенами и новенький печатный пресс «Римальди», которым он так гордился. Все это теперь далеко, за неизмеримо широким океаном времени и пространства, за пределами видимости. Жизнь, где морщинки на воротнике казались важным событием, а плохой отзыв — сущим бедствием. Как этот идеальный уголок мог существовать в одном мире с окружавшей его сейчас бойней? Суорбрек глянул на ладони — загрубевшие, измаранные кровью и грязью. Неужели те же самые пальцы, испачканные чернилами, умело устанавливали буквицы шрифта? Получится ли у него вновь работать с набором?

Он бессильно опустил руки, слишком уставший, чтобы ехать верхом, не говоря уже о том, чтобы писать. Люди не понимают, каких колоссальных усилий требует труд писателя. С какой болью выталкиваются слова из усталого разума. Да кто из присутствующих здесь вообще брал в руки книгу? Сейчас бы прилечь… Суорбрек побрел к форту.

— Береги себя, писатель, — сказал Темпл, хмуро поглядывая со спины коня.

— И ты тоже, стряпчий.

Проходя мимо, Суорбрек похлопал его по ноге.

— Когда мы пойдем? — прошептала Шай.

— Тогда, когда Савиан скажет, — донесся голос Лэмба. Он находился настолько близко, что Шай ощущала ветерок от его дыхания, но в кромешном мраке туннеля видела лишь неясные очертания бритого черепа. — Как только он увидит, что Свит привел людей Коски.

— А разве драконьи ублюдки не увидят их тоже?

— Я жду этого.

Она в сотый раз вытерла лоб, смахивая набегавший на брови пот. Горячо, будто сидишь в духовке. Пот щекотал спину, ладонь скользила на деревяшке лука, рот пересох от жары и волнения.

— Терпение, Шай. За день через горы не переберешься.

— Легко тебе говорить, — прошипела она.

Сколько времени они прятались здесь? Может, час, а может, неделю. Дважды им приходилось отступать в еще более густой мрак туннеля, когда Народ Дракона проходил совсем близко. Там они прижимались друг к другу, пылая страхом, сердца выскакивали из груди, а зубы стучали. Сотни тысяч мелочей могли помешать осуществлению замысла, и Шай едва дышала от их тяжести.

— Что мы будем делать, когда Савиан скажет идти? — спросила она.

— Откроем ворота. Удержим ворота.

— А потом? — Если потом они будут живы, о чем она не стала бы держать пари.

— Найдем детей.

— Все меньше и меньше похоже на стройный план, — после раздумья сказала она. — Верно?

— Старайся сделать как можно лучше с тем, что у тебя есть.

— История всей моей жизни. — Она надула щеки.

Ответа не последовало. Шай догадывалась, что ожидание опасности заставляет одних людей болтать без умолку, а других надолго замолкать. К сожалению, она причисляла себя к первым, а ее спутники, как назло, были из числа вторых. Она проползла на четвереньках вперед, обжигая ладони о камень, и уселась рядом с Кричащей Скалой, в который раз размышляя — какой интерес во всем происходящем у женщины-духолюдки. Казалось, она не из тех, кто интересуется золотом или мятежниками. Так же, как и судьбами детей. И ни малейшего способа узнать, что за чувства кроются за лицом, похожим на неподвижную маску. Никакого горения внутри.

— На что похож Ашранк? — спросила Шай.

— Город, вырезанный в горе.

— Сколько там людей?

— Когда-то тысячи. Сейчас мало. Без тех, кто ушел, старики и дети. Плохие бойцы.

— Если плохой боец воткнет в тебя копье, ты умрешь точно так же, как если бы это был хороший.

— Не позволяй ему воткнуть.

— Ты просто кладезь мудрых советов.

— Не надо бояться, — раздался голос Джубаира. Шай видела только отблеск на белках его глаз и на клинке обнаженного меча, но знала, что капитан улыбается. — Если Бог не оставит нас, Он пребудет нашим щитом.

— А если оставит?

— Тогда нам никакой щит не поможет.

Прежде чем Шай ответила, что будет счастлива драться за его спиной, послышался хриплый голос Савиана:

— Пора. Парни Коски в долине.

— Все? — спросил Джубаир.