— И тем не менее мы должны его заковать. Одиннадцать стражей, и одиннадцать перевернутых стражей, и одиннадцать раз по одиннадцать. Замок, достаточно крепкий, чтобы запереть врата самого ада!

— Такая штука… не уверена, что это то, что я хочу носить на своем лице.

— Тебе надо поесть. А потом тебе надо отдохнуть. И еще тебе необходимо пить побольше воды.

— Воды-то зачем?

— Пить много воды всегда необходимо. Татуировка займет несколько дней. Для тебя этот процесс будет выматывающим, и еще больше — для меня.

Рикке смотрела на дымок от костра, тянущийся над озером, поглаживая свою щеку кончиками пальцев. Она подумала о горцах, а также о тех ублюдках из-за Кринны, что раскрашивают свои лица синим, и горестно вздохнула, по-лошадиному захлопав губами.

— То есть без татуировок на лице никак не обойтись?

— Для тебя вообще никогда не было обходных путей. — Кауриб пожала плечами. — Нет, ты, конечно, могла бы просто оставить все как есть и позволить своим видениям становиться все безумнее и безумнее, пока они не затянут тебя во тьму и твой ум не разлетится на миллион визжащих кусочков. Это избавило бы меня от лишней работы.

— Спасибо, что оставляешь мне выбор. — Рикке вдруг почувствовала, что готова расплакаться. Ей пришлось несколько раз сильно шмыгнуть носом, чтобы прийти в себя. Однако лучше сделать то, что должен, чем жить в страхе перед этим, и все такое прочее. — Наверное, я тогда лучше соглашусь на татуировки. Раз уж без них это никак не исправить.

Ведьма раздраженно зашипела:

— Ничто никогда нельзя исправить! С самого момента своего рождения или сотворения все в этом мире неизбежно умирает, разлагается, распадается, превращается в хаос!

— Я бы предпочла, чтобы в нашем разговоре было чуток поменьше философствований и хотя бы парочка настоящих ответов, если ты не против.

— Разуй глаза, девочка! Если бы у меня были ответы, неужели бы я стояла здесь в этом холоднющем озере, с черепом, скрепленным проволокой?

И ведьма подобрала юбки и побрела обратно к берегу, оставив Рикке стоять по колено в ледяной воде, напуганную и дрожащую.

— Ах да! — крикнула Кауриб, повернувшись к ней. — И если ты соберешься посрать, не забудь отойти подальше от пещеры!

— Я лично говорил с королем и имел с ним длительную беседу. — Ишер раскинулся на передней скамье так, словно был у себя в гостиной. — Орсо во всех отношениях сын своего отца.

— Не слишком сообразительный и очень легко управляемый, — подхватил Барезин, по-видимому, не смущаясь тем, что их могут услышать: Круг лордов был полон народу.

Такое открытое выражение пренебрежительного отношения не к одному, но сразу к двум королям показалось Лео немного нелояльным — тем более здесь, в самом сердце правительства страны, в преддверии суда, на котором будет решаться вопрос человеческой жизни. Его матери бы совсем не понравилось, если бы она это услышала. С другой стороны, человек рано или поздно должен перестать думать только о том, чтобы мать была довольна.

— В прошлом году под Вальбеком кронпринц Орсо руководил экстренным повешением двухсот предполагаемых революционеров, — сообщил Ишер. — Без суда и следствия.

— Виселицы с их телами использовали для украшения дороги в Адую. — Барезин высунул язык, изображая висельника. — В качестве предостережения для простого люда.

— А теперь они хотят проделать то же самое с членом Открытого совета!

— В качестве предостережения для знати, очевидно.

Хайген наклонился к ним:

— Должно быть, он унаследовал милосердие своей матери, помимо мозгов, доставшихся ему от отца.

— Он несомненно унаследовал ее слабость к женскому полу! — Громкий шепот Барезина едва ли мог скрыть его явное удовольствие.

— Во имя мертвых! — выдохнул Лео. Ни любовные предпочтения вдовствующей королевы, ни жестокость короля совсем не казались ему поводом для веселья.

Ишер тряхнул своей тщательно расчесанной гривой белых волос.

— Если так пойдет и дальше, даже лучшие из нас не смогут чувствовать себя в безопасности!

— Именно лучшим грозит наибольшая опасность, — поддакнул Хайген.

Барезин согласно хмыкнул:

— Черт возьми, у Веттерланта не было ни единого шанса. Готов поспорить, что они не предоставят никаких доказательств.

— Но… зачем? — спросил Лео, пытаясь отыскать на твердой скамье такую позицию, при которой нога не очень бы его донимала.

— У Веттерланта нет наследников, — ответил Ишер. — Так что все его имения будут конфискованы, и их загребет под себя корона. Вот увидите.

Лео недоверчиво воззрился на витражи в окнах, изображавшие наиболее прославленные моменты в истории Союза. Гарод Великий, объединяющий три государства Миддерланда, то есть Срединных земель. Арнольт Справедливый, свергающий тиранию. Казамир Стойкий, приносящий закон в беззаконную Инглию. Открытый совет, возводящий на трон короля Джезаля и объединяющий людей за его спиной, чтобы дать отпор гуркам. Славное наследие, о котором некогда любил говорить его отец. Неужели коррупция действительно могла проникнуть так глубоко?

— Они не посмеют, — выдохнул он. — Перед лицом всего Открытого совета?

— Нужно быть смелым человеком, чтобы ставить на то, что посмеет, а что не посмеет сделать Костлявый, — сказал Ишер.

Оповеститель стукнул жезлом в пол, призывая собрание к порядку.

— Господа и дамы, призываю вас преклонить колени, чтобы приветствовать его императорское высочество…

Голос оповестителя гулко доносился сквозь золоченые двери в душный полумрак вестибюля. Орсо засунул палец за врезающийся воротник, пытаясь впустить немного воздуха. Чертовы регалии не давали ему дышать — во всех возможных смыслах.

— …короля Инглии, Старикланда и Срединных земель, протектора Вестпорта и Уфриса…

Орсо подвигал на голове корону, которая имела значительный вес, прилаживая ее поудобнее. Учитывая, сколько часов королевские ювелиры провели за измерениями его черепа, можно было бы надеяться, что они сумеют подогнать чертову штуковину по размеру! Возможно, его голова просто не годилась для короны, по форме или почему-либо еще. Без сомнения, многие придерживались именно такого мнения.

— …его августейшее величество Орсо Первого, высокого короля Союза!

Тяжелые двери поехали в стороны, и щелка света между ними начала понемногу расширяться. Орсо расправил плечи, придав себе, как он надеялся, царственную осанку, размазал по лицу улыбку, понял, что в данном случае она абсолютно неуместна, поспешно сменил ее торжественно-насупленной миной и шагнул вперед.

Разумеется, это было далеко не первое его посещение Круга лордов. Он помнил легкую скуку, которую испытывал, когда отец приводил его, чтобы показать строящееся здание, потом довольно сильное впечатление, когда тот показал ему здание практически завершенным, а затем невероятную скуку, когда его отец председательствовал здесь на первом собрании Открытого совета.

Но Орсо ни разу не доводилось видеть это место в таком ракурсе — как, должно быть, видит театр вышедший на сцену актер. А точнее, в его случае — плохо подготовившийся дублер, которого внезапно вызвали выступать перед враждебно настроенными критиками. Скамьи амфитеатра полнились лордами и их представителями — сплошь тяжелые меха, тяжелые взгляды и тяжелые парадные цепи, знак их высокой должности. В первоначальном Круге лордов, том, который разрушил Байяз, имелась только одна галерея для простой публики. Архитекторы, строившие здание ему на замену, очевидно, решили, что этого недостаточно, чтобы внушить выступающему надлежащее чувство благоговейного страха, и добавили сверху еще одну. Сейчас обе были по самые перила набиты ярко разодетыми зрителями, пускающими слюни от предвкушения лакомого зрелища — гибели незнакомого человека.

Здесь вполне могла находиться тысяча человек. Здесь вполне могло быть и больше. Все, конечно же, преклоняли колени или склонялись в реверансе — но союзная аристократия умела преклонять колени и излучать презрение в одно и то же время. Они практиковались в этом веками.