Добрый человек Худ недоверчиво прыснул, зато Дубильщик задумчиво провел ладонью по губам.

— Хорошо. Вы пришли биться или договариваться?

— Это как получится. — И Джезаль принялся излагать дело: — Закрытый совет осуждает ваши действия и в то же время решил, что вы могли бы узаконить свои требования…

Худ громко фыркнул, перебивая Джезаля:

— Какой выбор предлагают эти ублюдки?

— Ну что ж… — Джезаль перешел сразу к сути. — Они готовы пойти вот на какие уступки. — Джезаль показал переговорщикам подготовленный Хоффом свиток: большой, с резными ручками, скрепленный печатью размером с блюдце. — Должен сразу предупредить, — как можно уверенней произнес Джезаль, — что если вы откажетесь, то мы готовы к битве. Под моим началом отборные королевские солдаты, прошедшие самую лучшую подготовку и вооруженные самой лучшей сталью. Каждый из них стоит двадцати ваших оборванцев.

Коренастый угрожающе захихикал.

— Лорд Финстер думал так же. Наши оборванцы надрали ему зад и погнали из одного конца имения в другой. Когда бы не столь резвая кобыла, мы бы этого лорда вздернули на суку. А у тебя кобыла резвая, полковник?

Дубильщик осторожно коснулся его плеча.

— Угомонись, мой пылкий друг. Мы примем ваши условия, если они, конечно, приемлемы. Покажите, что у вас там, полковник, и мы решим, есть ли нужда в угрозах.

Джезаль протянул переговорщикам свиток, и Худ, схватив его, сорвал печать. Разворачивая хрустящий пергамент, Худ мрачнел все сильней и сильней.

— Оскорбление! — рявкнул он, закончив и посмотрев на Джезаля исподлобья. — Послабление в налогах, какое-то дерьмо про общественные земли?.. Чушь! Знать и этих обещаний не сдержит!

Худ бросил свиток Дубильщику, и Джезаль нервно сглотнул. Он, разумеется, понятия не имел, что значат эти уступки для крестьян, но ответ Худа явно не сулил скорого примирения.

Дубильщик не спеша прошелся взглядом по документу; глаза у него — заметил Джезаль — были разного цвета, один синий, другой зеленый. Прочитав свиток до конца, Дубильщик отложил его и картинно вздохнул:

— Я согласен.

— Согласны? — У Джезаля от удивления отвисла челюсть. Впрочем, у доброго человека Худа челюсть, можно сказать, совсем отвалилась.

— Эти условия еще хуже предыдущих! — прокричал фермер. — В ответ на которые мы разгромили Финстера! Ты же говорил: земля для всех, на меньшее мы не согласны!

Дубильщик поморщился.

— Так то когда было.

— Когда то было?! — пораженно пробормотал Худ, хватая ртом воздух. — А как же честная плата за честный труд? Как же доля с прибыли? Как же равные права, невзирая на цену? Ты ведь сам обещал!.. — Он махнул рукой в сторону долины. — Ты стоял там и все это обещал! Мне! Им! Что изменилось? До Адуи рукой подать. Мы возьмем все! Возьмем…

— Я сказал, мы согласны на эти условия! — неожиданно яростно прорычал Дубильщик. — Или ты желаешь биться с королевскими войсками в одиночку? Народ идет за мной, Худ, не за тобой, если ты не заметил.

— Ты обещал волю, всем и каждому! Я верил тебе! Мы все тебе верили!

Дубильщик окинул Худа презрительным взглядом.

— Должно быть, лицо у меня располагающее к доверию, — прогудел он, а его генерал Хойст пожал плечами, любуясь собственным отражением в ногтях.

— Будь же ты проклят! Проклят! — Худ развернулся и в бешенстве покинул шатер.

Байяз наклонился к майору Опкеру и прошептал ему на ухо:

— Надо арестовать его, пока он не покинул лагерь.

— Арестовать, милорд? Переговорщика?..

— Арестовать и в оковах доставить в Допросный дом. Белая тряпка не укроет от королевского правосудия. Полагаю, это дело расследует наставник Гойл.

— Э-э… будет сделано.

Опкер вскочил и выбежал вслед за добрым человеком Худом. Джезаль нервно улыбнулся. Дубильщик тоже слышал разговор Байяза и Опкера и улыбнулся так, будто судьба бывшего товарища его нимало не заботила.

— Должен извиниться за своего помощника. В таких делах всем не угодишь. — Он беззаботно махнул рукой. — Не переживайте, я выступлю перед маленькими людьми с большой речью. Скажу, что мы своего добились, и что они скоро вернутся по домам, что никому вреда не будет. Кое-кто, конечно, возмутится, но вы, полковник Луфар, справитесь с недовольными, не сомневаюсь.

— Э-э… да, — пробурчал Джезаль, совсем сбитый с толку. — Полагаю, мы…

— Отлично. — Дубильщик вскочил на ноги. — Боюсь, мне пора идти. Дела, дела. Никакого покоя, да, полковник Луфар? Никакого покоя.

Он пристально посмотрел на Байяза и покинул шатер.

— Если кто-нибудь спросит, — тихо произнес на ухо Джезалю первый из магов, — я скажу, что это были трудные переговоры с решительно и недружелюбно настроенными оппонентами. И что вы проявили недюжинную выдержку, напомнив повстанцам о долге королю и стране, заставили их вернуться на поля и все такое…

— Но… — Джезалю хотелось плакать от потрясения и вместе с тем от облегчения. — Я же…

— Если кто-нибудь спросит, — повторил Байяз, резким тоном давая понять, что инцидент исчерпан.

Щурясь на солнце, Ищейка наблюдал, как мимо плетутся солдаты Союза. Побитые армии после боя выглядят одинаково: идут медленно, сгорбившись, все в грязи, глядя под ноги, будто там есть что интересное. Ищейка за свою жизнь насмотрелся на проигравших, он и сам не раз был побежден. Проигравшие стыдятся, корят себя за то, что сдались, не получив ни царапины. Ищейка прекрасно знал, как чувствуют себя побежденные, и хотя стыд — чувство паскудное, сносить его куда легче, чем порез от меча, да и заживает быстрее.

Кому-то из раненых еще повезло: перевязанные, в лубках, они хромали, опираясь на палки или вовсе на плечо товарища. Этих на пару недель освободят от строевой службы. Другим повезло меньше. Ищейка вроде бы даже знал одного из тяжелораненых: офицер, совсем молодой, а уже при бородке; бледный, он кривился от боли, утратив ногу чуть выше колена. Своей кровью он забрызгал форму, носилки и товарищей, что несли его. Это он стоял на воротах, когда Ищейка и Тридуба только пришли в Остенгорм присоединиться к союзникам. Он смотрел на северян, как на дерьмо. Теперь же, утратив спесь, он скулил всякий раз, стоило качнуться носилкам. Однако смеяться Ищейке совсем не хотелось. Потеря ноги — слишком страшное наказание за плохие манеры.

Вест стоял внизу у дороги, беседуя с офицером, у которого на лбу темнела грязная повязка. О чем они говорили, Ищейка не слышал, но мог догадаться. Время от времени они тыкали пальцем в сторону двух холмов, крутых и неприветливых, поросших лесами и кое-где обнаживших голые каменистые склоны. Вест — мрачный, как землекоп на кладбище, — вдруг оглянулся и посмотрел на Ищейку. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: война еще не закончена.

— Дерьмо, — чуть слышно буркнул Ищейка. Под ложечкой у него засосало, как всегда, когда приходилось разведывать неизвестные земли, когда Тридуба призывал к оружию или на завтрак оставалась только студеная вода.

Теперь Ищейка сам стал вождем, и под ложечкой сосало почти постоянно.

— Не пробились?

Вест покачал головой, поднимаясь к Ищейке.

— Нас поджидал Бетод — засел вон на тех холмах, между нами и Карлеоном. Скорее всего он был готов еще до того, как мы перешли границу.

— А он всегда готовится заранее. Обойти его нельзя?

— Крой пытался обойти холмы по двум разным дорогам и понес потери. Теперь Поулдер попробовал лобовую атаку, и ему досталось еще крепче.

Ищейка вздохнул:

— Значит, не обойти.

— Что бы мы ни предприняли, только подставимся под удар.

— Бетод своего не упустит. Ждет, что мы к нему придем.

— Лорд-маршал хочет, чтобы ты повел своих людей на север. — Вест посмотрел на серые очертания других холмов вдалеке. — Найдите слабое место в обороне Бетода, он просто не мог перекрыть все пути.

— Уверен? — спросил Ищейка. — Это надо обсудить.

То-то парни обрадуются.

Ищейка пошел в сторону леса.