— Да…

Она не вздрогнула, не обвела комнату взглядом. Она знала, откуда доносился голос — отовсюду и ниоткуда.

Она подошла к окну, распахнула его, спрыгнула в траву. Ночь полнилась звуками. Она молча прошла по лужайке, залитой лунным светом. Травинки замерзали под ее босыми ступнями. Она поднялась по длинной лестнице на парапет. Голоса следовали за ней.

— Подожди.

— Семя!

— Ферро.

— Впусти нас.

Она не обращала на них внимания. Вооруженный стражник глядел в ночь, в сторону Дома Делателя. Черный силуэт четко выделялся на фоне темного неба. Над Агрионтом повисла мгла — ни звезд, ни лунного света, ни сияющих облаков. Ферро подумала, что, может быть, там, в кромешной мгле, мечется Толомея, бьется в ворота, пытается вырваться наружу. Она упустила свой шанс на отмщение.

Ферро своего не упустит.

Она скользнула по парапету. Словно почувствовав ее приближение, стражник зябко закутался в плащ. Взобравшись на крепостную стену, она прыгнула, и порыв ветра ринулся ей навстречу. Она перелетела дворцовый ров. Вода внизу покрылась пленкой льда. Ноги ударили о булыжники мостовой, она откатилась к стене здания. Одежда висела лохмотьями, но на коже не осталось ни ссадин, ни царапин. Ни капли крови.

— Нет, Ферро.

— Ступай назад, найди Семя!

— Оно у него.

— Оно у Байяза.

Байяз… Быть может, она вернется после того, как закончит все на Юге. После того, как похоронит Уфмана-уль-Дошта в развалинах его собственного дворца. После того, как отправит в ад Кхалюля вместе с его едоками и жрецами. Быть может, она вернется и преподаст первому из магов заслуженный урок. Тот самый, который собиралась преподать ему Толомея. Впрочем, каким бы лжецом он ни был, слово, данное Ферро, он в конце концов сдержал. Он дал ей способ отомстить.

И она им воспользуется.

Стремительная, словно ночной ветер, Ферро пробиралась по безмолвным развалинам города. На юг, к порту. Она найдет дорогу. На юг, через море, в Гуркхул, а потом…

Голоса шептали ей. Тысячи голосов. Они говорили о закрытых Эусом вратах, о наложенных им печатях. Умоляли ее сломать замки, открыть врата. Рассказали ей, как это сделать. Велели повиноваться.

Ферро улыбнулась. Пусть себе говорят.

У нее нет хозяев.

Логен хмурился.

Он хмуро смотрел на просторный зал, на сверкающие зеркала, на важных вельмож, собравшихся в зале. Он хмуро смотрел на лордов Союза, сидящих перед ним, — человек двести, не меньше. Фальшивые улыбки, фальшивые речи, фальшивые лица — от их медовой сладости мутило. Впрочем, он был не лучшего мнения и о тех, кто сидел на помосте рядом с ним и королем Джезалем.

Тут был и глумливый калека, который приставал с вопросами в башне, — сейчас он вырядился в белое с головы до ног. Тут были и красноносый толстяк, который, похоже, не расставался с бутылкой, и высокий тощий ублюдок в черных золоченых доспехах — улыбка ласковая, а глаза жестокие. Все — лгуны, один хлеще другого. Но один самый большой лгун — хуже всех остальных, вместе взятых.

Байяз сидел, непринужденно улыбаясь, словно все обернулось именно так, как он хотел. Может, так оно и было. Проклятый колдун. Логену надо было сразу не доверять человеку, у которого нет волос. Не зря духи остерегали, что маги лукавы, у них свои цели. А он не стал их слушать и, как обычно, попер напролом, надеясь на лучшее. Хочешь сказать про Логена Девятипалого — скажи, что он никого не слушает. Еще одна ошибка среди прочих.

Он покосился на Джезаля. Вот уж кому любо сидеть в королевской мантии и в золотой короне. А трон у него даже больше, чем кресло Логена, и тоже весь раззолоченный. И жена рядом сидит — гордая красавица, холодная, будто морозное зимнее утро. А на Джезаля глядит так страстно, словно хочет укусить. Ну отчего ему, ублюдку, такое везение?! Если б на Логена эта красотка так же смотрела, он бы не возражал. Да только кто ж на него позарится…

Но больше всего он хмурился, разглядывая свое отражение в зеркалах на противоположной стене зала. Угрюмый, насупленный, весь в шрамах… Рядом со сказочными королем и королевой он выглядит настоящим чудовищем. Вот он сидит, человек, сотворенный из убийств. Его обрядили в богатые одежды и белые меха, нацепили блестящие побрякушки и яркие пряжки, повесили на шею тяжелую золотую цепь — ту самую, которую носил Бетод. В подлокотники золоченого кресла вцепились громадные ручищи — грубые, шершавые, одного пальца не хватает. Одежды королевские, а руки злодейские. Злобная рожа убийцы, такой только детей пугать. Безжалостный воин, проложил себе дорогу к власти огнем и мечом. Вскарабкался на трон по горе трупов. Кто знает, может, он и вправду такой.

Он поерзал в кресле. Новая жесткая ткань царапала вспотевшую кожу. Да, он высоко взлетел. Кажется, совсем недавно выполз на берег реки, босой, без сапог. И через все Высокогорье прошел один-одинешенек, с котелком за компанию. Высоко взлетел, спору нет, но прежний Логен нравился ему больше. Тот Логен рассмеялся, когда Бетод объявил себя королем. А сейчас он делает то же самое, хотя толку от него еще меньше, чем от Бетода. Хочешь сказать про Логена Девятипалого — скажи, что он полная дрянь. Так-то вот. Что верно, то верно. А признаваться в этом никому не по нраву.

Пьяница Хофф все говорил и говорил.

— Увы, Круг лордов разрушен до основания. За неимением помещения, подходящего для проведения заседаний благороднейшего из собраний, в деятельности открытого совета объявляется временный перерыв — до тех пор, пока не будет возведен новый Круг лордов, прекраснее и величавее прежнего.

Воцарилось молчание.

— Перерыв? — прошептал кто-то.

— Но как нас тогда услышат?

— Дворяне имеют право голоса!

— От вашего имени выступит закрытый совет, — наставительно произнес Хофф, словно обращаясь к неразумным детям. — При необходимости любой из вас может обратиться к моему секретарю, который ведает расписанием аудиенций, и король вас обязательно выслушает.

— Но это же может сделать любой крестьянин!

— Совершенно верно, — невозмутимо подтвердил Хофф.

Лорды Союза возмущенно загудели. Логен в политике не особо разбирался, но понимал, когда одна сторона берет над другой верх. Обычно добром это не кончается. Хорошо хоть, сейчас он оказался среди тех, кто взял верх.

— Король и страна — одно! — воскликнул Байяз, перекрывая гам. — Ваши земли принадлежат королю, он милостиво ссужает их вам. К великому сожалению, сейчас возникла острая необходимость вернуть часть этих земель.

— Четверть. — Калека облизнул пустые десны. — От каждого из вас.

— Вы не имеете права! — крикнул сердитый старик в первом ряду.

— Вы уверены, лорд Ишер? — с улыбкой осведомился Байяз. — В таком случае вы можете присоединиться к лорду Броку в его изгнании, вернув короне все земли, а не их часть.

— Это произвол! — воскликнул еще один лорд. — Король всегда был первым среди равных, величайшим среди дворян, но не выше. Наши голоса посадили его на трон, и мы отказываемся…

— Лорд Хайген, еще немного — и вы переступите границу. — Лицо калеки перекосилось от спазма. — Подумайте, не остаться ли вам с той стороны, где тепло, уютно и безопасно. Боюсь, другая сторона вам придется не по нраву. — Из дергающегося левого глаза выкатилась слеза и поползла по впалой щеке. — Достопочтенные господа, генеральный инспектор в самое ближайшее время займется оценкой ваших имений. В ваших интересах оказать ему полнейшее содействие.

Теперь уже множество людей вскочили, крича и потрясая кулаками.

— Возмутительно!

— Оскорбительно!

— Неслыханная наглость!

— Нас не запугаешь!

Джезаль поднялся с трона, воздел меч, украшенный самоцветными каменьями, и ударил рукоятью о возвышение. Зал наполнился гудящим эхом. Еще удар, и еще.

— Я король! — рявкнул он.

Собрание умолкло.

— Вас не ставят перед выбором. Вас ознакомили с королевским эдиктом: Адуя будет восстановлена. Город станет еще прекраснее и величественнее, чем прежде. И цена восстановления — четверть ваших владений. Вы слишком привыкли пользоваться тем, что корона слаба, господа. Поверьте мне, это время прошло.