— И что же останется остальным из нас, когда великие Броки заполучат корону?

— Все остальное! Мне кажется, из вас получится отличный архилектор и Первый лорд Открытого совета, ваше преосвященство. — Ишер умел скрывать свои чувства, но при звуке этого титула Савин уловила в его глазах огонек удовлетворения. — После чего вашим порнографическим и магнетическим коллегам останется лишь решить, кто из них станет лордом-камергером, а кто лордом-канцлером. Я предполагаю, что лорд-маршалов Лео захочет выбрать себе сам, но остальные места вы сможете заполнить своими друзьями.

— И от кого исходит это предложение, от вашего мужа или от вас?

— То, что исходит от меня, исходит от него.

— Тем не менее вы отослали его наверх, чтобы обсудить это со мной.

— Чтобы, когда корона упадет к его ногам, он смог с чистой совестью сказать, что никогда ее не добивался, но готов принять ее против воли ради всеобщего благополучия. Вы сами знаете, он не любит обмана.

— Слабость, которую его жена явно не разделяет, — заметил Ишер.

— Так же как и некий его весьма особенный друг. Думаю, вы согласитесь со мной, что для самых резвых лошадей часто требуются наглазники. Их лучше направлять понемногу, шаг за шагом.

Лорд Ишер сощурился, глядя на свой бокал и круговыми движениями взбалтывая в нем напиток, затем поднял взгляд на Савин. Этим вечером она устроила ему целое путешествие: от презрения к задумчивости, затем, через уважение, восхищение и подозрительность — в конце концов к принятию. Знакомство, влюбленность и разрыв, все за один присест.

— Ваши условия приемлемы.

— Вот и хорошо. — Савин была удовлетворена исходом переговоров. По крайней мере, на данный момент. — Надеюсь, мы с вами еще поработаем.

Дверь рывком распахнулась, и в комнату влетел Лео. Зури поспешала следом, но, бросив один взгляд на то, как Савин с Ишером уютно устроились рядом, сразу же отстала.

— Ты в порядке? — Лео неловко опустился на одно колено рядом с ней.

— Да, беспокоиться не о чем. — Она взяла его руку и с улыбкой прижала к своему животу. — После разговора с лордом Ишером мне стало значительно легче!

— Я переговорил с ними, — сказал Броуд.

Похоже, они с Савин, не сговариваясь, выработали между собой нечто наподобие тайного языка, слова которого имели не то значение, которое предполагалось в обычной речи. «Переговорить» в данном случае означало, что Броуд вышиб половину зубов у самого горланистого из рабочих, в качестве назидания остальным.

— Все снова вернулись к работе, и ночная смена тоже. Не думаю, что с оружейным заводом у вас еще будут проблемы.

— Мастер Броуд, — воскликнула Савин, — вы настоящий волшебник в вопросе трудовых отношений!

Броуд с отсутствующим видом потер друг о дружку ноющие ладони. «Трудовые отношения»… Вот, значит, как это называется. Кому, интересно, это помогает — называть мерзкие вещи красивыми именами? Красивее они от этого не становятся. Скорее уж наоборот.

— Можем мы минутку поговорить? — спросила она, словно они были двое старых друзей, которые никак не могут выкроить время, чтобы поделиться домашними новостями.

Ее теперь окружало то особое сияние, которое порой бывает у женщин, ожидающих ребенка. Броуд вспомнил, как видел такое же сияние вокруг Лидди, когда она была беременна Май. Давным-давно это было, в те времена, когда все его надежды были еще целы.

— Конечно, леди Савин. В смысле, ваша светлость. Прошу прощения.

— Не говори глупостей, Гуннар, ты вовсе не должен передо мной извиняться! Я знаю, сколь многим тебе обязана. Своей жизнью, ни больше ни меньше. Если бы я не натолкнулась на тебя в Вальбеке… — Ее улыбка на долю мгновения соскользнула, но потом она вздохнула и нацепила другую, еще шире прежней. — И с тех самых пор ты был просто неоценим! Не знаю, как я вообще справлялась до тебя. Вы все настоящее сокровище — и ты, и Лидди, и Май. Твоя дочь творит со счетами настоящие чудеса! Ты должен ею гордиться.

— Благодарю, ваша светлость.

— Надеюсь, вы все довольны тем, что работаете у меня? И ты, и они?

— Конечно, ваша светлость. — По крайней мере, они были довольны, и это все, что имело значение. — Довольнее не бывает.

— У меня такое чувство, будто… надеюсь, ты не сочтешь меня чересчур самонадеянной… будто мы все почти что члены одной семьи, я — вашей, а вы — моей. И мне бы очень не хотелось, чтобы мы… разделились.

Да, в ней несомненно было это сияние. Мягкая округлость в лице, здоровый румянец на щеках, ладони, привычно обхватывающие слегка выпуклый живот. Но прежний стальной блеск в глазах никуда не делся. Броуд жил тем, что угрожал людям. Он умел распознавать угрозы.

Он кашлянул и опустил взгляд к своим сапогам. Новенькие, крепкие, начищены до блеска.

— Мне нужно… чтобы ты оказал мне одну маленькую услугу, — продолжала Савин. — Это очень важно. Здесь нужен человек сильный и храбрый, и в то же время умеющий действовать тонко. Кроме тебя, мне больше некому это доверить.

Броуд сглотнул:

— Вы ведь знаете, я сделаю все, что могу.

— В Вальбеке ты действовал вместе с ломателями. Ты был одним из них.

— Я… да, — отозвался он, хмуря брови. Он не знал еще, к чему она ведет, но взятое ею направление ему уже не нравилось. — Тогда я думал, что борюсь за правое дело. Кажется.

Было трудно вспомнить, что именно он тогда думал. Будто это думал совсем другой человек.

— Ну разумеется. Как ты думаешь, есть ли возможность… — и она взглянула на него снизу вверх из-под ресниц, — …чтобы ты снова наладил с ними связь?

— С ломателями?

— Ну да. А может быть, даже и со сжигателями?

Она произнесла это так, словно просила о каком-то пустячке. Будто для этого не требовалось больших усилий и, уж конечно, в этом не было никакого риска. Снова этот тайный язык — когда они оба говорят одно, а подразумевают другое. Они оба знали, что усилий потребуется немало. И оба знали, что это дело дьявольски рискованное.

— Может быть.

Броуд осторожно поправил стекляшки на своем носу. Большинство своих знакомых ломателей в Вальбеке он оставил болтаться на виселицах после мятежа, а остальные наверняка имели к нему серьезные претензии. Что до сжигателей, то они с самого начала были наполовину безумны. Его нынешний способ зарабатывать себе на жизнь вряд ли мог снискать одобрение в этих кругах. Можно называть это «трудовыми отношениями» или как угодно еще — того, кто привык жить в подвалах, этим не одурачишь.

— Может, в Вальбеке еще и есть кто-нибудь, кто смог бы меня направить в нужную сторону.

— Попробуй. Это все, что я прошу.

— Я постараюсь. Как обычно. — В том смысле, что ему придется выпустить на волю самое худшее в себе. Как обычно. Настал его черед взглянуть ей прямо в глаза: — Только пообещайте, что присмотрите за Лидди и Май, пока меня не будет.

Он протянул ей руку. Ее пожатие было неожиданно крепким, так что его ноющие костяшки пронзила боль.

— Позабочусь, как о собственных.

— Что, ты даже не пообедаешь? — спросила Лидди.

У нее был обеспокоенный вид. У них обеих.

— Вечером отправка, — ответил Броуд, швыряя в сумку несколько нужных вещей. — Дело срочное.

— Куда ты едешь?

— В Срединные земли.

Теперь он лгал гораздо лучше, чем прежде. К этому делу нужно подходить аккуратно. Правды должно быть как раз столько, чтобы ответить на вопрос, но не столько, чтобы выдать что-то в самом деле важное. Если бы он сказал, что едет в Вальбек, они бы наверняка принялись плакать. Может, он и сам бы присоединился.

Май смотрела на него от двери, теребя одной рукой серебряную цепочку, которую в последнее время носила.

— Это ведь не опасно?

— Я же работаю на благородную даму, как ты всегда говоришь. Что тут может быть опасного?

И он улыбнулся Май, и она улыбнулась в ответ. То ли он уже хорошо научился лгать, то ли они просто хотели ему верить. Он прикрыл свои чувства шуткой: