Это был страшный риск, но Ищейка не сомневался, что попытка того стоила. Каждый из них мечтал отправить Бетода обратно в грязь.

— Прирезать ублюдка, — проворчал Тул, и по его лицу расплылась широкая ухмылка.

— Угу, — буркнул Молчун.

— Дело стоящее, — прохрипел Доу. — Вот настоящая работа!

Ищейка кивнул, глядя вниз на костры.

— Это точно.

Благородная задача. Задача для названных, таких как они — или, во всяком случае, какими они были прежде. О таком деле сложат не одну песню, можно не сомневаться. Кровь Ищейки закипела от одной мысли об этом, по коже побежали мурашки. Но Тридуба остался непоколебим.

— Нет. Мы не можем так рисковать. Мы должны вернуться и рассказать обо всем союзникам — предупредить, чтобы ждали гостей. Плохих гостей, во множестве.

Он дернул себя за бороду, и Ищейка понял, что ему тоже не хочется отступать. Никому не хотелось, но все понимали, что он прав. Даже Доу. Могло случиться так, что они не добрались бы до Бетода или добрались бы, но не вернулись обратно.

— Надо возвращаться, — сказал Ищейка.

— Ладно, все правильно, — согласился Доу. — Возвращаемся. Однако жалко.

— Да, — произнес Тридуба. — Жалко.

— Клянусь мертвыми!

Ферро промолчала, но впервые с тех пор, как Логен с ней встретился, угрюмость покинула ее. Лицо Ферро смягчилось, рот слегка приоткрылся. Луфар же, в свою очередь, ухмылялся, как идиот.

— Вам доводилось видеть что-либо подобное? — прокричал он сквозь шум, указывая в ту сторону дрожащей рукой.

— В мире больше нет ничего подобного, — сказал Байяз.

Логен должен был признать, что до сих пор не понимал, из-за чего все эти тревоги о переправе через реку. На Севере некоторые самые большие реки могли создавать затруднения, особенно в межсезонье и когда несешь с собой груду барахла. Однако всегда, если рядом не было моста, ты просто находил брод, поднимал оружие над головой и шлепал на ту сторону. Ну, может быть, потом приходилось сушить сапоги и надо было держать ухо востро на предмет засады, но в остальном реки не представляли никакой опасности. К тому же они давали возможность наполнить мех водой.

Но наполнять мех водой из Аоса было бы весьма опасной затеей, если у тебя нет при себе веревки в сотню шагов длиной.

Логену однажды довелось стоять на береговых утесах возле Уфриса и смотреть, как волны разбиваются о скалы далеко внизу, а море, серое и покрытое клочьями пены, простирается впереди, насколько хватит взгляда. Когда стоишь там, начинает кружиться голова. В таком месте чувствуешь себя ничтожным, и оно вселяет тревогу. На краю каньона великой реки он ощущал то же самое, вот только впереди, в четверти мили отсюда, из воды поднимался другой обрыв — дальний берег реки. Если можно назвать берегом отвесную каменную стену.

Логен опасливо подобрался к самому краю, пробуя перед собой мягкую землю носком сапога, и заглянул вниз. Не самая удачная мысль. Красная почва нависала над обрывом, сдерживаемая переплетением белых травяных корней, а под ней начиналась зазубренная скала, почти вертикальная. Далеко внизу, где в нее билась пенящаяся вода, в воздух взлетали грандиозные фонтаны сверкающих брызг, окутанные облаками сырого тумана, — Логен почти ощущал эту влагу на своем лице. Пучки длинной травы цеплялись за расщелины и выступы, а между ними порхали сотни маленьких белых птичек. Он едва мог расслышать их щебет сквозь могучий грохот реки.

Он подумал, каково это, свалиться в грохочущую массу темной воды, которая затянет, закружит, сметет тебя, как буря — сорванный листок. Сглотнув, осторожно отодвинулся от края, ища взглядом какую-нибудь опору. Он чувствовал себя крошечным, невесомым, как будто сильный порыв ветра мог подхватить его и унести. Казалось, вода течет прямо под его сапогами — напирающая, не знающая преград мощь, от которой дрожала земля.

— Ну, теперь ты видишь, почему я предпочел бы добраться до моста? — прокричал Байяз в его ухо.

— Да как вообще можно построить мост через такое?

— В Аостуме поток разделяется на три рукава, и каньон там гораздо менее глубокий. Императорские архитекторы насыпали в том месте реки островки и проложили через них мост, состоящий из множества маленьких арок — и даже на это у них ушло двадцать лет. Мост в Дармиуме воздвиг сам Канедиас в дар своему брату Иувину, когда они еще были в хороших отношениях. Этот мост соединяет берега одним-единственным пролетом. Как ему это удалось, никто не может сказать. — Байяз обернулся к лошадям. — Собирай всех, нам нужно двигаться!

Ферро уже шла к ним от берега.

— Столько дождя… — Она оглянулась через плечо, нахмурилась и покачала головой.

— В твоих краях таких рек нет?

— Вода в Бесплодных землях — самое драгоценное, что у тебя есть. Люди могут убить за одну бутылку.

— Ты там родилась? В Бесплодных землях? Странное название, но для Ферро оно подходило.

— В Бесплодных землях не рождаются, розовый. Только умирают.

— Суровая земля, да? Где же ты тогда родилась?

Она насупилась.

— Тебе какое дело?

— Просто хочу поговорить, по-дружески.

— По-дружески! — Ферро фыркнула и шмыгнула мимо него к лошадям.

— Что? У тебя здесь так много друзей, что еще один будет лишним?

Она замерла вполоборота и посмотрела на него прищуренными глазами.

— Мои друзья живут недолго, розовый.

— Мои тоже. Но я бы рискнул, если ты не возражаешь.

— Ладно, — сказала она, однако в ее лице не было ни намека на дружеские чувства. — Гурки завоевали мою родину, когда я была еще ребенком, и угнали меня в рабство. Они тогда забрали всех детей.

— В рабство?

— Да, идиот, в рабство! Это когда тебя продают и покупают, как мясо в лавке мясника! Когда ты кому-то принадлежишь, и он делает с тобой что хочет, словно ты его коза, или собака, или земля в его садах! Ты это хотел услышать, друг?

Логен нахмурился.

— У нас на Севере нет такого обычая.

Она презрительно скривила губы и зашипела:

— Хорошо вам, мать вашу!

Над ними высились развалины. Лес разбитых колонн, лабиринт разрушенных стен; земля вокруг была усеяна упавшими глыбами в рост человека. Покосившиеся окна и пустые дверные проемы зияли, словно раны. Изломанный черный силуэт на фоне быстро летящих туч, как гигантская челюсть с выбитыми зубами.

— Что это был за город? — спросил Луфар.

— Это не город, — ответил Байяз. — В Старые времена, в расцвете власти императора, здесь стоял его зимний дворец.

— Все это? — Логен, прищурившись, смотрел на гигантские руины, — дом для одного человека?

— Да, причем не на весь год. Большую часть времени двор располагался в Аулкусе. А зимой, когда из-за гор долетали холодные ветра со снегами, император со свитой перебирался сюда. Целая армия стражников, слуг, поваров, чиновников, принцев, жен и детей пересекала равнину, убегая от холодов, и на три коротких месяца селилась здесь, в гулких залах, раззолоченных покоях и прекрасных садах. — Байяз покачал лысой головой. — В далекие времена, до войны, здесь все сверкало, как море под восходящим солнцем.

Луфар хмыкнул.

— Но пришел Гластрод и все разгромил.

— Нет. Это случилось во время другой войны, многими годами позже. Во время той войны, которую после смерти Иувина мой орден вел против его старшего брата.

— Канедиаса, — пробормотал Ки. — Мастера Делателя.

— Эта война была такой же страшной, такой же жестокой, такой же безжалостной, как и предыдущая. А потерь она принесла еще больше. В итоге погибли оба, и Иувин, и Канедиас.

— Не слишком счастливое семейство, — заметил Логен.

— Да уж. — Байяз, сдвинув брови, смотрел вверх, на могучие развалины. — Со смертью Делателя, последнего из четырех сыновей Эуса, закончились Старые времена. Нам остались лишь руины, гробницы и легенды. Маленькие людишки стоят на коленях в огромной тени прошлого.

Ферро приподнялась на стременах.