Лео повернул коня в другую сторону. В шлеме было жарко от его собственного дыхания; он ревел, плевал и ругался. Вот он ударил по щиту, отбросив его в сторону, рубанул державшего его человека, развалил ему плечо и вышвырнул его из седла в брызгах крови и кольчужных колец, рубанул по его ноге, застрявшей в стремени, и увидел оставшуюся в ней зияющую рану.

По его щиту проскрежетало копье, и Лео ухватил древко, завладел им, изрыгая бессмысленные проклятия. Он откинулся назад в седле, взметнул топор и опустил его по широкой дуге, с гулким звоном вколотив шлем копьеносца в самые плечи.

Он отмахнулся вбок, целя во всадника с серебряными кольцами в бороде, промахнулся, сцепился с ним, ударил его рукой, державшей щит, так что его голова откинулась назад. Вот ради этого он жил! Ради этого…

— Ба!

Его топор в чем-то застрял.

— В-ва!

Выступ на головке топора зацепился за ремни чьего-то седла, и теперь его утаскивало вслед за топором, тащило вбок.

— Черт!

Лео попытался вывернуть руку из петли на рукояти, но он сам позаботился о том, чтобы она держалась крепко, и теперь его тащило назад, ногу скрутило винтом, ступню выдернуло из стремени. Он полетел на землю, весь мир вращался вокруг, он получил скользящий удар по шлему копытом бьющейся рядом на земле лошади.

Он перевернулся, чувствуя, как все вокруг плывет, его шлем был полон слюны. Он вскарабкался на четвереньки, стряхнул с руки щит и сосредоточился на ремешке вокруг запястья, принялся дергать его, но пальцы в латных рукавицах не слушались. Словно пытаться шить, надев варежки. Отчего-то у него зазвенело в ушах — или в них звенело все это время?

Внезапно его запястье высвободилось, и он едва не упал назад. Всадник с серебром в бороде лежал на земле рядом. В его руке была палица. Одна его нога была зажата упавшей лошадью.

— Ублюдок! — вопил он на северном наречии. — Ублюдок!

Он попытался достать Лео палицей, но расстояние было слишком большим. Лео встал, покачиваясь. Его окатило грязью: мимо прогрохотала лошадь. Вдруг он осознал, что его руки пусты. Меч! У него есть меч.

Лео нащупал рукоять, пытаясь вытряхнуть дурман из головы. Тихий шелест стали, выскальзывающей из ножен. Он ткнул мечом всадника, споткнулся, промахнулся, острие меча скользнуло в грязь рядом.

— Ублюдок!

Северянин ударил Лео палицей по ноге, но слишком слабо — тот едва почувствовал.

Дурман понемногу уходил. На этот раз Лео прицелился лучше, и удар пришелся северянину прямо в грудь. Тот сел и испустил нечто вроде длинного вздоха: ффух! Какой-то старческий, клоунский звук. Лео вытащил меч из его груди, и всадник упал на спину.

Он не мог понять, в какую сторону лицом стоит, весь мир казался кружащимся хаосом сквозь прорезь перекосившегося забрала. Чертова штуковина, должно быть, погнулась, когда его лягнула лошадь. В голове бухали молоты. Казалось, будто он совсем не может дышать. Непослушными пальцами Лео расстегнул застежку и стащил с себя шлем — для этого пришлось сперва до половины провернуть его вбок.

Холодный ветер ударил в его потное лицо, словно пощечина, и мир ринулся на него со всех сторон. Рев битвы был нестерпимо громким.

— Лео!

Кто-то схватил его за руку, и он едва не ударил мечом, прежде чем увидел, что это Барнива, тоже пеший и перемазанный грязью. Мертвые лошади валялись повсюду. Мертвые люди. Раненые люди. Ломаное оружие. Лео нетвердо нагнулся и подхватил с земли щит. Круглый щит какого-то карла. Сунул руку в постромки. Какой-то северянин полз по грязи с обломком копья, торчащим из спины. Лео разрубил ему голову.

— Перегруппироваться! — проревел он, не особенно понимая, кому он кричит, не особенно уверенный, что рядом остался хоть кто-нибудь, кроме него и Барнивы. Это было неважно. Они могли сделать это и вдвоем. Он мог сделать это в одиночку.

Дождь шел уже вовсю, тяжелые капли гремели по его доспеху, просачивались в подкладку, превращая ее в холодный свинец.

— К мосту!

И он потащился в том направлении, где, как ему казалось, был мост, надеясь на то, что люди идут за ним. Он уже достаточно долго отступал.

Ему на глаза попался его штандарт: белое поле, золотой лев. Вымокшее полотнище свисало с древка возле ближнего конца моста. И там же было знамя Стура Сумрака — разинувший пасть волк на сером поле; оно полоскалось под дождем в дальнем конце. Лев сражался с волком в кровавом круге, и лев победил.

Оскалив зубы, Лео зачавкал вперед по грязи, перемешанной, избитой бесчисленными сапогами, которые то наступали, то отступали, то наступали, то отступали. Сражение здесь было наиболее яростным. Тела валялись повсюду. Тела с обеих сторон. Неподвижные и еще движущиеся, ползущие, плачущие, цепляющиеся за землю, цепляющиеся за самих себя. Лео ступал между ними, переступал через них, стиснув зубы, с грохотом в голове, проталкиваясь к мосту.

— Лео!

Барнива схватил его, потащил вниз, прикрывая щитом его лицо. О щит что-то грохотнуло — стрела. Еще одна отскочила от бронированного плеча Барнивы, еще несколько мелькнули в траве. Кто-то упал, схватившись руками за горло. Лео выглянул над краем щита и увидел лучников: они стояли на коленях длинной цепочкой перед мостом, накладывая новые стрелы.

Барнива сел на землю.

— Лё, — сказал он, как-то неуклюже ворочая языком.

Из его лица торчала стрела. Из ямки между глазом и переносицей. Это выглядело нелепо. Будто шутка. Будто ребенок зажал свой деревянный меч между рукой и ребрами и продолжает стоять, повернувшись боком. «Я ранен! Я ранен!»

Но это была не шутка. Белок одного глаза Барнивы стал красным. Налился кровью.

Он начал заваливаться назад, и Лео схватил его за плечи.

— Лл…а, — выговорил он.

Налитый кровью глаз повернулся и уставился куда-то вбок. Другой был немного скошен, он смотрел на древко, торчащее из лица. На лице Барнивы было выражение недоуменного удивления.

— А…

Длинная струйка крови стекала из-под древка вдоль его щеки, словно красная слеза.

— Барнива? — позвал Лео.

Он не шевелился.

— Барнива!

Он был мертв.

Оцепенелый, Лео поднялся. Стрелы свистели вокруг него среди дождя. Он поднял меч, чувствуя, как в нем вскипает ярость.

— В атаку! — заревел он, хотя это прозвучало не более чем безумным бульканьем.

Другие заорали за его спиной. Голоса Гловарда, Йина, Юранда: боевые кличи, сумасшедшие вопли. Они все бежали. Мимо мелькнула стрела. Еще одна отскочила от нагрудника Лео.

— Мудаки! — визжал он, брызжа слюной. — Мудаки!

Он зацепился ногой и упал, проехался лицом, набрал полный рот травы и едва не проткнул себя собственным мечом. Вскарабкался на ноги и двинулся дальше, отбросив в сторону чужой щит и подняв меч обеими руками.

Один взгляд на реку, заваленную колыхающимися телами. Один взгляд на лучников — он подобрался к ним уже вплотную. Есть старики, есть молодые. Один в кожаном капюшоне, другой с копной курчавых рыжих волос. Еще у одного лицо свернуто на сторону из-за какой-то старой раны. Увидев, что Лео несется прямо на него, он попытался вытащить стрелу из колчана, завозился, бросил ее на землю, повернулся, чтобы бежать. Кудрявый выпустил стрелу с каких-то нескольких шагов, но из-за паники поспешил, и она улетела, вращаясь, в небо. Ахнув, он нырнул под меч Лео, но Лео смял его ударом плеча, сшиб на спину, принялся рубить других. В его ушах звенело от их визга и лепета, от собственного рычания, ударов, лязга, треска металла и плоти.

— Сдохни! — ревел над его ухом Гловард. — Сдохни!

У лучников не было доспехов, и меч Лео кромсал их, словно мясницкий секач, оставляя на телах огромные, брызжущие кровью разрезы. Вот один с воплем упал, его бок был развален ударом сверху донизу. Лео разрубил пополам лук, которым его владелец пытался защититься от меча, а заодно отхватил и его руку; это оказалось так неожиданно легко, что он потерял равновесие, налетел на Антаупа, который колол копьем лежавшего на земле человека. Упал, перекатился на спину, увидел одного из лучников, уже занесшего над ним нож, поднял непослушную руку, чтобы загородиться; потом лучник исчез, снесенный ударом огромной палицы. Белая Вода Йин ухватил Лео за запястье и втащил его на ноги.