— Во имя мертвых, — выдавил Хлыст, сморщившись так, словно он шел против ветра. Ужасный, бессмысленный грохот битвы становился все громче и громче.

Клевер покачал головой. Покрепче взялся за меч. Неужели было время, когда это ему нравилось? Когда он предвкушал это? Прикладывал все силы, чтобы вернуться к этому как можно скорее?

— Должно быть, я был безумен, — прошептал он.

Рядом свистнуло несколько стрел, и Клевер упал на землю, горбя плечи. Как будто сгорбленные плечи могут чем-то помочь. Кто это стрелял вообще? Во всей этой неразберихе было ровно столько же шансов убить своего, как и врага. Может быть, через какое-то время это просто перестает тебя заботить, так что любое убийство начинает казаться осмысленным действием. Все так поступают, так почему ты должен оставаться в дураках?

Когда-то Клевер тоже так думал, но с тех пор прошло много лет. Холодные объятия грязи ждут всех. Отправить туда какого-нибудь бедолагу раньше срока только потому, что он стоит лицом в другую сторону, не казалось ему задачей, ради которой стоит рисковать собственной жизнью. Разве во время наводнения ты тратишь силы, проклиная воду? Во имя мертвых, нет! Ты просто стараешься не утонуть. То же самое и с битвами — это природная катастрофа, только и всего.

— Черт! — ругался кто-то, стоя на одном колене и глядя на древко стрелы, торчащее из плеча. — Черт!

Словно он никогда не видел ничего более невероятного, более несправедливого. Раньше надо было думать. В битве нет ничего более естественного, чем быть подстреленным.

По крайней мере, на этот раз Клеверу удалось удержать Шоллу. Он сказал ей, что кто-то должен привести корабль от устья реки, на случай, если дело запахнет жареным. Под конец ее даже не пришлось особо убеждать. У этой девчонки хватает мозгов, что есть, то есть. Он бы и Хлыста оставил, но парню надо было получить здесь один ценный урок. А именно: что меч не доведет тебя до добра, будь ты хоть с одного его конца, хоть с другого.

— Вождь, — позвал Хлыст, дергая его за рукав.

Нижний стоял на коленях на склоне холма, весь заваленный трупами, опираясь на двуручную секиру, должно быть, вырванную из рук какого-нибудь мертвеца, с таким видом, словно хотел подняться, но не смог найти в себе достаточно сил.

Его подход к дракам напоминал метод самого Клевера, когда его еще звали Крутым Полем, а именно: бежать туда, где схватка была всего горячей, яростно размахивая оружием и стараясь пролить как можно больше крови, без единой мысли о шлеме, или щите, или о том, что будет после. Он был покрыт кровью с ног до головы, словно искупался в море трупов, как какой-нибудь безумный ублюдок вроде Девяти Смертей.

Однако ни один человек не может бушевать бесконечно, и теперь Нижний выглядел поникшим. Пропитанные кровью волосы свисают, кольчуга порвана, одежда под ней тоже, челюсть отвисла, колени содраны, два пальца на свободной руке торчат, заломленные в противоположных направлениях.

— Ну что, наелся? — спросил его Клевер.

Нижний медленно перекатил глаза вверх, словно даже это требовало слишком больших усилий. Вокруг одного глаза цвело ярко-красное пятно от удара по лицу, на щеке был порез, лоб был содран до крови, а бровь рассечена, и из нее сочилась темная струйка.

— Угу, — выдавил он голосом, хриплым от воплей и ругательств. — От пуза.

— С Инглией покончено. Похоже, пора завязывать.

— Угу, — снова прохрипел Нижний, выдув из носа кровавый пузырь, и протянул Хлысту искалеченную руку, чтобы парень помог ему встать. — Пора завязывать.

— Где Стур?

Нижний лениво махнул в сторону гребня холма.

Клевер увидел черный волчий штандарт короля Севера, пляшущий над толпой, подпрыгивающий среди безумного хаоса копий, мечей, обломанных древков, в штормовом море голов и шлемов. Стур, естественно, ринулся в самую гущу. На передний край, где слагаются завтрашние песни, вырубая себе место в легендах. Большой Волк был храбр, что тут спорить. Но от храбрости до глупости всегда было рукой подать.

Клевер наклонился над одним из трупов — какой-то союзный солдат, свернувшийся на боку клубочком, словно ребенок в холодную ночь. Он воровато огляделся, но все были заняты своими собственными трагедиями. Тогда он сунул руку за отворот раскромсанного солдатского мундира, набрал пригоршню крови и принялся размазывать ее по своему лицу и кольчуге, немного порезал труп своим мечом, чтобы окровянить лезвие.

Вдруг он понял, что солдат смотрит на него. Его щека слабо дернулась. Значит, не мертвый. Клевер грустно улыбнулся ему и грустно пожал плечами:

— Спасибо за все.

Потом он выпрямился и поспешил к безумию, творящемуся впереди.

Как удачно: ему не пришлось идти слишком далеко. Он обнаружил Стура сидящим на выступе скалы с весьма недовольным видом. Какая-то женщина пыталась перевязать его кровоточащую ногу, но он постоянно вскакивал, выкрикивая приказания — или, по крайней мере, ругательства, выдергивая бинты у нее из рук.

— Клевер! — вскричал он, обнажая окровавленные зубы. — Где ты был, мать твою растак?

— Пытался уберечь Нижнего от самоубийства. — В каком-то смысле это было правдой. — С Молодым Львом покончено. Нам нужно отходить, пока нас не окружили.

— Что-о?! Ты совсем спятил?

Стур окинул взглядом своих многочисленных молодых ублюдков, но ни один из них явно не жаждал добавки того блюда, каким накормил их сегодня Союз. Надо сказать, они выглядели гораздо более воинственными, когда вели войска в бой, чем в гуще сражения. Гринуэй вцепился в Стуров штандарт, как человек, не умеющий плавать, может держаться за мачту тонущего корабля, ошалело дергаясь при каждом громком звуке, — тяжелый труд, учитывая, что громких звуков вокруг было предостаточно.

— Мы здесь больше ничего не докажем, мой король! — прокричал Клевер, перекрикивая шум. — Пора начинать гнуться под ветром. Спасать то, что еще можно спасти.

Для Стура спасение вещей вообще не входило в план. Он был из тех, кто любит крушить все вокруг, чего бы оно ни стоило.

— Большой Волк не бежит от опасности! — отрезал он и тут же болезненно вскрикнул, когда женщина туго затянула повязку.

— Конечно же, нет, — успокоил Клевер. — Но он может отступить, когда это ему на руку, особенно если драку затеял не он. Эта победа была бы не нашей, зачем же нам брать на себя чужое поражение?

Он наклонился к Стуру:

— Молодой Лев сам вырыл эту гребаную яму. Пускай его в ней и зароют.

— Корабли остались на берегу, — пробормотал Гринуэй, широко раскрывая глаза.

— Я сказал своей девчонке, Шолле, привести наш корабль вверх по реке. Сейчас он, наверное, милях в десяти отсюда. Лошади ждут. Достаточно, чтобы те из нас, кто остался жив, смогли по-быстрому вернуться домой.

Стур сощурился:

— Ты, я гляжу, все продумал, а, Клевер?

— Честно говоря, твой отец просил меня позаботиться, чтобы ты вернулся домой целым. Ты ведь не абы кто, ты — будущее Севера!

Клевер наклонился еще ближе, говоря тихо и настойчиво:

— За что мы вообще здесь сражаемся? За славу? Так мы найдем ее где угодно и сколько угодно. За Уфрис? Но если Брок не будет его защищать, мы всегда сможем захватить его по старинке, дедовскими методами!

Несколько мгновений Стур размышлял, жуя окровавленными губами, хмуро поглядывая в направлении вершины холма. Потом оскалился, сплюнул красным и повернулся к своим людям:

— А, черт с ним! Мы отступаем!

— Они идут! — пропыхтел Лео.

Каждое дыхание вырывалось со стоном, сквозь стиснутые от боли зубы.

Призраки в дыму. Тени, окутанные пылью. Скользящие среди людских и конских трупов, груд наваленного мусора и сломанных копий.

— Лучше уходи, — просипел он Йину.

Белая Вода попытался улыбнуться. На его голове была огромная рана, кусок кожи болтался на черепе.

— Мы дошли досюда вместе. Лучше уж я закончу путь вместе с тобой. — Он с рычанием обломал древко арбалетного болта, торчащее из ноги. — В любом случае далеко мне не убежать.