Он вгляделся в кровавое месиво, слегка наморщив лоб:

— Кто это вообще?

Трясучка медленно встал, осторожно отпустил Рикке.

— Бродд Молчун, надо полагать.

— Постойте! — крикнули им со стены. — Мы сейчас спустимся!

— Недолго же они раздумывали, — заметил Гвоздь, вытирая кровь со щеки.

Рикке поднялась, хмуро разглядывая обезображенный труп Молчуна. Та сторона его лица, что не была размозжена о камни, глазела на нее с выражением глубокого удивления.

Она вспомнила, как впервые увидела убитых. Тех троих, на которых они с Изерн наткнулись в лесу в день, когда сгорел Уфрис. Неужели это действительно было всего лишь пару лет назад? Холодное потрясение, когда она отпустила тетиву. Обиженное выражение в глазах того парня. Ее до сих пор знобило, стоило только вспомнить.

А потом подумала обо всех смертях, которые ей довелось видеть с тех пор. Убийствах, битвах, поединках. Последних взглядах, последних словах, последних дыханиях. Все смешалось, не разберешь… Теперь кровь скатывалась с нее, как молоко с намазанной жиром сковородки. Изерн с самого начала говорила, что нужно сделать свое сердце каменным.

Она перевела дыхание и пинком захлопнула крышку сундучка.

Отец Рикке никогда не был особенно лестного мнения о замке Скарлинга. Холодное, суровое, каменное место для холодных, суровых, каменных людей. Здесь Бетод захватил Север. Здесь Черный Доу предал Девятипалого. Здесь Кальдер Черный отдавал приказы о сотнях убийств, краж и мелких предательств.

Однако Рикке твердо верила, что темное прошлое не обязательно означает темное будущее, и была приятно удивлена царящим здесь настроением. Она ощутила искренность в потоках света, струящихся из высоких окон. Увидела силу в этих голых каменных стенах. Услышала правду в голосе реки, несущейся по камням далеко внизу. Правда, здесь было холодно, этого она не могла отрицать. Лето все-таки уже окончательно прошло.

— Кто-нибудь, разведите здесь огонь, ладно? — крикнула она своим Названным, с топотом заполонившим зал. — Пока я себе сиськи не отморозила.

— Как будто тебе есть что отмораживать, — буркнула Изерн, хмуро глядя себе под ноги. — Чистый пол… Вот что презирает луна! Чистый пол — признак ограниченности.

— Все же лучше, чем грязный, нет? Я бы сказала, что это признак аккуратности.

— Одно другого стоит. — Изерн оттопырила губу, сплюнула чаггой, оставив на камнях продолговатый бурый след, и удовлетворенно кивнула, словно ей удалось хоть в чем-то улучшить этот мир. — Как знать, может быть, это то самое место, где мой папаша едва не прикончил Девять Смертей за то, что он убил моего брата.

Трясучка фыркнул:

— Во всяком случае, оно недалеко от места, где я едва не прикончил Девять Смертей за то, что он убил моего брата.

— Может, тебе бы стоило закончить начатое, — предположила Изерн.

— Все эти «может быть»… это игра, в которой никто не выигрывает. — Трясучка задумчиво повернул на мизинце свой перстень. — Я расстался со всеми своими сожалениями. Без этой обузы плавается легче.

Из угла зала донесся лязг и грохот: это Гвоздь тряс железную клетку, висевшую в дальнем углу. Он стиснул прутья так, что побелели костяшки, словно собирался разломать ее голыми руками.

— Сомневаюсь, что тебе удастся сорвать ее оттуда без каких-нибудь клещей или чего-нибудь в этом роде, — заметила Рикке, подходя к нему.

— Так или иначе, но я ее сорву! — рявкнул он и снова навалился на прутья, гремя цепями.

— А я говорю, оставь в покое.

Гвоздь повернулся к ней и поднес огромный кулак к самому ее носу, так близко, что Рикке пришлось скосить глаза, чтобы поглядеть на него.

— В этой гребаной клетке умер мой отец!

— Это верно. — Она поглощала его ярость своей улыбкой, как мешок со свежеостриженной шерстью поглощает удары. — И она еще может пригодиться нам для тех, кто его туда засадил.

Рикке поднесла указательный палец к его огромному, покрытому шрамами кулаку и мягко отвела его вниз.

Гвоздь мигнул и вроде бы задумался. Потом по его лицу стала разливаться улыбка:

— Кажется, ты начинаешь мне нравиться.

— Я вообще многим нравлюсь. Меня так и зовут, «Приятная Рикке».

— Кто это тебя так зовет?

— Ну просто… люди.

— Не соблаговолит ли госпожа Долгий Взгляд претворить свое видение в действительность?

Изерн, взобравшись на возвышение в потоке льющихся из огромных окон лучей, смахнула пыль с сиденья Скарлингова трона, отполированного задами множества великих людей прошлого.

— Да, наверное, надо же кому-то на него сесть, — согласилась Рикке. — Все-таки я так долго сюда шла, да и погода была не очень-то.

И она без долгих слов развернулась и опустилась на сиденье. Поерзала из стороны в сторону.

— Ну, как? — спросил Трясучка.

— Заднице малость жестковато.

— В твоем видении не было подушки? — спросила Изерн. — Может, тебе стоило бы ею обзавестись, если ты планируешь сидеть здесь долго.

Гвоздь вытянул вверх подбородок и поскреб горло.

— А ты планируешь сидеть здесь долго?

Рикке взглянула на Трясучку. Он поднял бровь. Она взглянула на Изерн. Та подняла обе брови.

— Ну что я могу сказать, — проговорила горянка, снова шумно сплюнув. — Надо думать, ни один из детей Круммоха-и-Фейла не стал бы возражать против моего взвешенного мнения, что… — Она выдержала неестественно долгую паузу прежде, чем закончить: — …Могло быть и хуже.

— Прими мою благодарность за столь весомую поддержку, — сказала Рикке.

— Они вернутся, ты же знаешь, — сказал Гвоздь. — Стур и его воины.

И он двинул большим пальцем в направлении входа, словно ожидал, что они могут ввалиться в зал в любой момент.

— Кто-то, может, и вернется, — возразила Рикке. — Но если король Орсо уделил хоть какое-то внимание письмецу, которое я ему накропала, то их ждет гораздо более жестокая драка, чем они ожидают. Так что Стур вернется с гораздо меньшим отрядом, чем ожидаешь ты. Если вообще вернется.

Гвоздь уставился на нее с приоткрытым ртом.

— Я год жила в Остенгорме, — объяснила она. — И там ко мне приставили женщину, которую они называют «гувернанткой».

— Что это? Что-то вроде ведьмы?

— Угу. Только очень занудная. Но если быть справедливой, оказывается, что умение писать имеет свои плюсы.

— Так, значит… — Гвоздь прищурился и принялся отсчитывать на пальцах. — Ты обещала Молодому Льву, что пойдешь с ним, после чего не только не пошла, но в его отсутствие захватила землю его союзника и к тому же предупредила его врагов, что он собирается напасть?

Рикке высоко задрала подбородок и почесала шею, в точности так, как это сделал он сам несколько минут назад.

— Если так излагать, то мое поведение действительно может показаться немного неискренним. Но если уж решил ударить кого-то ножом в спину, так лучше добавить еще пару раз, как ты считаешь? Просто для уверенности.

— Молодец, девочка, — проворчал Трясучка.

— Значит, она все же меня слушала, — сказала Изерн, потягиваясь и привставая на цыпочки.

Гвоздь недоверчиво хохотнул, глядя на нее с чем-то близким к восхищению.

— Ты начинаешь по-настоящему мне нравиться, — сказал он и стащил черный мех, который носил на плечах. — Ты что-то там говорила про подушку?

— Какие галантные манеры, — отозвалась Рикке, привстав ровно настолько, чтобы он смог подсунуть под нее мех, и тут же усаживаясь снова.

— Ну слишком-то уж забываться не стоит, — заметил Трясучка, поправляя костяшкой пальца падающее веко над своим металлическим глазом. — Черный Кальдер все еще на свободе.

Изерн кивнула:

— Он приложил много усилий, чтобы усадить своего сыночка на этот стул. И вряд ли будет вне себя от радости, когда услышит, что ты втиснула свою тощую задницу на его место.

— Он будет наготове, стоит тебе только споткнуться.

— У него повсюду друзья, — добавил Гвоздь. — Все ему должны, всем он оказывал услуги. Король Орсо не избавит нас от него, какие бы ты там письма ни писала.