— Как я трахаюсь? — вопросил кто-то, вызвав буйный смех у окружающих.

Очередным взмахом трости Коска чуть не выколол гостю глаз.

— Как кое-кого убивают!

К скрипке присоединился барабан. Бум, бум, бум… По сторонам озаренного факельным светом круга образовался еще один — из масок птиц, зверей, солдат, клоунов, скалящихся черепов, ухмыляющихся чертей, из-под которых выглядывали пьяные, скучающие, злые, исполненные любопытства лица. Не то Барти, не то Кюммель вознесся над толпой, запрыгнув на плечи собрату, и начал хлопать в ладоши в такт барабанному бою.

— Ради увеселения вашего и просвещения, а также в назидание…

Что бы это могло значить, Трясучка понятия не имел.

— …Дом досуга Кардотти представляет…

Глубоко вздохнув, он поднял щит и меч, шагнул в круг.

— …приснопамятный поединок между Фенрисом Наводящим Ужас, — Коска тростью указал на Седого, ввалившегося в круг с другой стороны, — и Логеном Девятипалым!

— Но у него десять пальцев! — крикнул кто-то, снова вызвав смех у толпы.

Лишь Трясучке было не до смеха. Выглядел Седой, конечно, далеко не так жутко, как настоящий Фенрис, однако видом своим отнюдь не успокаивал. Здоровенный детина с лицом, закрытым черной железной маской, с выкрашенной в синий цвет левой рукой и выбритой левой половиной головы… Дубина, зажатая в его могучих кулаках, казалась таким суровым и опасным оружием, что Трясучке пришлось даже напомнить себе, что они на самом деле в одном лагере. Это всего лишь притворство. Притворство…

— С вашей стороны разумней будет, господа, отодвинуться! — прокричал Коска, и вдоль круга пробежались танцовщицы-гурчанки с черными кошачьими мордочками на черных лицах, оттесняя зрителей от края. — Здесь может пролиться кровь!

— Тем лучше! — Новый взрыв смеха. — Что мы, пришли смотреть, как эти два болвана танцуют друг с другом?

Толпа разразилась улюлюканьем, гиканьем и свистом. Явно неодобрительными. И Трясучка засомневался вдруг, что задуманное ими действо помахаться впустую несколько минут, потом проткнуть мечом пузырь со свиной кровью, припрятанный под мышкой у Седого, заставит этих недоносков хлопать. Ему вспомнился настоящий поединок под стенами Карлеона, от исхода которого зависела судьба всего Севера. Вспомнились холодное утро, пар от дыхания в воздухе, кровь на снегу. Карлы, стоящие вдоль круга и с ревом потрясающие щитами. Как отнеслись бы к этому дурацкому представлению они?.. Жизнь порою водит человека странными тропами, что правда, то правда.

— Начали! — крикнул Коска, выскакивая из круга.

Седой испустил зычный рев и, замахнувшись дубиной, ринулся в атаку. Замахнулся нешуточно. И ударил нешуточно. Трясучка успел вскинуть щит, но сила удара была такова, что на ногах он не устоял, грохнулся на задницу, и левая рука разом онемела. При этом собственным мечом он зацепил бровь… хорошо, глаз не выколол. Перекатился на четвереньки, и в тот же миг на булыжники, где он только что сидел, обрушилась дубина — аж каменная крошка брызнула во все стороны. И на ноги-то встать не успел, когда Седой вновь бросился в атаку, столь яростно, словно и впрямь замыслил смертоубийство. Уворачиваясь, Трясучка заметался по кругу, как кошка, брошенная в клетку с волками. Что-то не помнил он такого уговора… похоже, великан решил устроить этим ублюдкам представление, которое запомнится им надолго.

— Убей его! — со смехом выкрикнул кто-то.

— Крови, крови нам, болваны!

Трясучка крепче стиснул рукоять меча. Его охватило вдруг дурное предчувствие. Сильное, как никогда.

Бросание костей обычно успокаивало Балагура. Только не этой ночью. Его охватило вдруг дурное предчувствие. Сильное, как никогда. Он смотрел, как они катятся по столу, подскакивая и переворачиваясь, и пощелкивание их отдавалось в его вспотевшей коже покалыванием.

Остановились.

— Двойка и четверка, — сказал он.

— Вижу! — огрызнулся гость в маске-полумесяце. — Они меня ненавидят, эти чертовы кости! — И швырнул их на стол так, что те запрыгали.

Балагур, нахмурясь, потянулся за ними, бережно подгреб к себе.

— Пятерка и тройка. Дом выигрывает.

— Кажется, это уже становится обычным делом, — прорычал другой гость, в маске-кораблике, и друзья поддержали его недовольным ропотом.

Все они были пьяны. Пьяны и глупы. Выигрыш для дома и есть обычное дело, по этой причине в нем всегда приветствуются азартные игры. Но объяснять это гостям в обязанности Балагура не входило.

В дальнем конце зала кто-то радостно завопил — колесо фортуны выкинуло загаданное число. Кое-кто из игроков в карты снисходительно зааплодировал.

— Проклятые кости… — «Полумесяц» схватился за бокал с вином.

Балагур начал собирать фишки и аккуратно складывать их поверх собственных растущих пирамидок. Дышать было трудно, столько непривычных запахов витало в воздухе — духов, пота, вина, табачного дыма. Он вдруг осознал, что стоит с открытым ртом. И поспешно его закрыл.

Король Союза посмотрел на Монцу, потом на Витари. Красивый, величавый… и совершенно ненужный и нежеланный. Монца вдруг осознала, что стоит с открытым ртом. И поспешно его закрыла.

— Не сочти за непочтительность, — сказал он Витари, — но одной девушки мне более чем достаточно, и слабость я питаю… всегда питал… к темноволосым. — Повел рукою в сторону двери. — Надеюсь, я не обижу тебя, если попрошу нас оставить. Тебе заплатят, я прослежу за этим.

— Вы очень добры.

Витари покосилась на Монцу, и та в ответ почти незаметно пожала плечами, лихорадочно и безуспешно пытаясь сообразить, как выбраться из собственноручно сооруженной ловушки.

Оттолкнувшись от стены, Витари направилась к двери. Проходя мимо короля, нежно коснулась рукой его груди.

— Будь проклята моя рыжая мамаша…

Дверь за ней закрылась.

— Весьма… — король деликатно откашлялся, — приятная комната.

— Вам легко угодить.

Он смешливо фыркнул.

— Моя жена так не сказала бы.

— Жены редко отзываются о мужьях хорошо. Поэтому-то вы к нам и приходите.

— В данном случае не совсем так. Я получил ее благословение. Жена моя ожидает третьего ребенка и… впрочем, вряд ли тебе это интересно.

— Я выслушаю с интересом все, что вы скажете. За это мне и платят.

— Разумеется. — Король несколько нервно потер руки. — Наверное, стоит выпить.

Она кивнула в сторону шкафчика.

— Все — там.

— Хочешь чего-нибудь?

— Нет.

— Нет… ну, конечно. — Вино с бульканьем полилось из бутылки. — Ведь для тебя в этом нету никакой новизны.

— Никакой, — согласилась Монца, хотя не могла припомнить, когда в последний раз изображала шлюху и проводила время с королем.

Выбор у нее был невелик. Переспать с ним или убить его. Но ни то, ни другое не привлекало. Убийство Арио уже означало большой скандал. Об убийстве же короля и говорить нечего… пусть он и зять Орсо.

«Когда перед полководцем два темных пути, — писал Столикус, — ему следует выбрать тот, что посветлее». Вряд ли он имел в виду обстоятельства, в которых очутилась Монца, но дела это не меняло. Скользя рукою по одному из столбиков, поддерживавших полог кровати, она медленно, осторожно опустилась на малиновое покрывало. И тут взгляд ее упал на трубку.

«Когда перед полководцем два темных пути, — писал Фаранс, — ему следует найти третий».

— Вы, похоже, волнуетесь, — сказала она.

Король приблизился к изножью кровати.

— Должен признаться, я очень давно не бывал… в подобных местах.

— Есть кое-что, что поможет вам успокоиться. — И, не дожидаясь, пока он скажет «нет», Монца, повернувшись к нему спиной, принялась набивать трубку. С чем справилась быстро, поскольку делала это каждый вечер.

— Хаска? Боюсь, я…

— На нее вам тоже требуется благословение жены? — Монца вручила ему трубку.

— Нет, разумеется.

Она поднялась на ноги, взяла свечу, поднесла огонек к чашечке.

Первую затяжку он выкашлял сразу. Вторую — чуть позже. Затянувшись в третий раз, сумел удержаться от кашля, после чего выдохнул белую струйку дыма.